— Странный ты, Кайсай, — задумчиво произнесла Апити, молча выслушав его до конца, — на службу поступил к Райс, за помощью бежишь к её злейшему врагу.

— Ну, не ужели и правда, ты, столько лет… или тут, что-то другое?

— Да, нет, — улыбнувшись проговорила Апити, махая рукой и смотря куда-то в кроны деревьев, — вот, я сейчас, сижу тут, слушаю тебя и думаю. И знаешь, что думается?

Кайсай промолчал, поняв, что вопрос риторический и переспрашивать «что?» необязательно. Апити, действительно, продолжила и без его переспрашивания.

— А ведь мне нравится та жизнь, которую я получила. Я не знаю, как она бы сложилась, не убей она его, но получается, что я должна быть ей благодарна, за то, что имею… Ладно. Разбудоражил ты мою память, мальчик, — обратилась она к рыжему, хитро улыбаясь и сквозь эту улыбку, как бы, просто так, поинтересовалась, — а кстати. Как она выглядит?

— Ну что вы бабы за народ, я поражаюсь, — демонстративно всплеснул руками Кайсай, — это, кстати, был самый первый вопрос, который она про тебя задала, — но тут же спохватившись, принялся оправдываться, — только я молчал. Как только она начинала про тебя спрашивать, я замолкал и всё.

— Да, ладно тебе, — усмехнулась баба, делая вид, что не верит ни одному его слову, — так как?

— Если бы я не знал, что вы одних лет, то подумал, что ты её дочь.

— Что так плохо?

— По своим годам выглядит, в принципе, нормально, но с тобой ей не сравниться.

— Это хорошо, — констатировала Апити, довольно поглаживая руками себя по голой талии.

Кайсай усмехнулся над самодовольной еги-бабой и вытянул шею, вглядываясь в лес в том направлении, куда леший увёл двух Матёрых, но там, на сколько мог разглядеть, никого видно не было.

— Да, — заметив его настороженный взгляд проговорила Апити, — дочери то, как у Райс выросли, прям, на загляденье. Аж, завидно.

— А тебе, прям, кто-то не даёт, своих завести, — машинально ответил Кайсай, всё ещё пристально всматриваясь в лес, но тут же, как будто опомнившись, с недоумением на лице, медленно развернулся к еги-бабе и пришиблено спросил, — чьи дочери? Какие дочери?

— Арина и Зарине, — уставилась удивлённая Апити на собеседника, — ну, или Золотце и Калли. Ты что не знал?

— Нет, — выпучил глаза рыжий, которому эта весть, если и не прибила рассудок полностью, то, как следует приложилась.

— Арина родная дочь, а Зарине приёмная. Лет пять, как удочерила. Только эта девочка внутри не та, что снаружи.

— В смысле? — сухо спросил Кайсай, всё ещё находясь в шоке.

— То и есть, что сказала, — неуверенно, как-то, пожав плечами и скривившись при этом, будто ревень кислый откусила, — она всем своя и при этом, всем чужая. Себе на уме девка.

Кайсай всё ещё плохо соображая, тем не менее, тут же вспомнил, как эта красивая сволочь, вытирала об него ноги и божественно, завораживающе смеялась при этом, как он её хотел и как был готов расстаться с собственной жизнью, ради обладания ею и как ему было потом стыдно, за собственную слабость перед её колдовством.

— Так, тем более, — наконец-то, встрепенулся молодой воин, выходя из ступора, — ты должна мне помочь, супротив неё. Она же меня замучает.

— Да, с чего ты взял, что я могу помочь? — вскинулась Апити.

— Не знаю, — тут же потупился рыжий, — она меня, как прибила, я ещё тогда подумал, да, нет, точно знал, уверен был, что ты поможешь… Только ты… Но, если уж и ты не сможешь, то видно и в правду, никто не сможет.

Неожиданно Апити расхохоталась.

— Ну, что вы мужики за дети малые, — с этими словами она встала и разгребая босой ногой траву, что-то отыскивая там и наконец, выудив из пушистых зарослей обыкновенную щепку, с дыркой от сучка, подала её Кайсаю, — на, попрошайка, за шнурок на шею повесишь. Полностью её прибивку не снимет, уж больно сильна, чуять будешь, но и власти над тобой не будет никакой.

Кайсай тут же вынул из-за пазухи перстень царицы, висевший на шнурке и спросил:

— А с этим можно?

— Можно, — махнула рукой ведьма.

Кайсай торопливо перевязал шнурок, прицепив, как ни странно, отполированную щепку, хмыкнув при этом, мол, такие затейливые поделки, тут под ногами валяются. Неестественность, искусственность её происхождения, сразу бросалась в глаза. И только повесив всё на шею, облегчённо вздохнул.

— Уф. Только хрупкая она какая-то, а если сломается?

— Найдёшь другую, — быстро отреагировала еги-баба с видом, мол, что глупые вопросы задаёшь, — только сам. Видел же, как я это сделала.

— Видеть то видел, только я ж не ведьма, — но, тут же замялся и растеряно потупив глазки, как бы стыдясь, пробурчал, — прости, ты столько для меня сделала, Апити, а я вот, ничего не могу дать. У меня нет, пока, ничего. Благодарствую тебе.

Он поклонился, не поднимая глаз.

— Да, мне от тебя ничего и не надо, — весело махнула на него еби-баба, — пока…

Кайсай вскинул голову и твёрдо проговорил:

— Я твой должник.

— Вот и хорошо. Запомню.

— Для Райс у тебя что-нибудь будет?

Она задумалась, в миг став серьёзной.

— Я подумаю. А ты на обратном пути загляни.

— С удовольствием.

С этими словами он поцеловал её в щёчку и нежно прижал соблазнительно-обнажённое упругое тело, чисто по-дружески, слегка, без какого-либо умысла, а она при этом погладила его по рыжей голове.

И тут, неожиданно резкий, свистящий звук полёта стрелы и жгучая боль в ягодицах, заставила его отскочить, крутанувшись на месте. Перед ним стоял злющий леший с вичкой в руках и бешено сверкающими глазами.

— Дед, — укоризненно произнёс Кайсай, — я только поблагодарил.

— Я и без тебя её отблагодарю, — злобно, с обидой прогнусавил леший.

— Хорошо, — согласился рыжий, почёсывая след от вички, — только ты, уж будь добр, отблагодари, как следует.

Тут же получил ещё один шлепок по тому же месту, но на этот раз ладошкой от Апити, вместе с которым, услышал заливистый смех еги-бабы.

— Беги давай, попрошайка, — сквозь смех спровадила она.

Рыжий воин хотел было и лешего обнять на прощание, но тот, вдруг, испугался, сделав опять круглые глаза и попятился. Кайсай выпрямился, улыбнулся и как у дитя малого, спросил:

— Леший, а можно я тебе подарок привезу?

Лесовик сразу засуетился, застеснялся, а потом, броском протянул руку и потребовал:

— Давай!

— А что тебе по душе? Что тебе привести?

Дедок почесал затылок, исподтишка глянул на Апити и пробурчал:

— Платье, вон, бесстыжей привези.

— Не надену! — тут же отреагировала еги-баба усмехнувшись.

— Наденешь! — топнул ножкой дед.

— Не надену, я сказала, — так же повысив тональность, упорствовала Апити.

— Стой! — влез в их очередную ругань Кайсай, — без меня тут деритесь и миритесь сколько влезет, а у меня времени с вами в эти игры, играть нету.

— Во! — выкрикнул дедок и аж подпрыгнул, тут же забыв о своих притязаниях на власть в лесном доме, — привези мне игру поиграть.

— Какую игру? — опешил рыжий.

— Ну, не знаю. В какие нынче играют?

— А, ты об этом? — ухмыльнулся Кайсай, до которого наконец дошло, что просит леший, — ладно, привезу, — и в очередной раз взглянув в ту сторону, куда леший увёл сестричек, поинтересовался, — слышь, дед, а ты девок то моих, далеко отправил?

— Ну, — почесал своё «мелковолосье» леший, — глядишь к вечеру выберутся.

— Не, так дело не пойдёт. Я что теперь, буду сидеть, ждать их до вечера? Давай гони этих «яйцерезок» из своего леса, а то ещё нагадят тут тебе, да, и нам дальше ехать нужно — и подмигнув Апити, весело проговорил, — ну, я им теперь дам просраться.

Поклонившись ещё раз в пояс, он припустил к развилке, услышав в спину голос лешего:

— Не забудь про игрушку!

Но отвечать он ему не стал, так как, уже бежал.

На развилку он вышел, как ни в чём не бывало. Спросил, готовивших еду дев о их хозяйках, сделав вид, что удивился их отсутствием и завалился на мешок, где полежал, разомлел и в конечном итоге, сладко уснул.