— Начни с той ночи, когда ты уехала. И закончи данным мгновением. Расскажи всё, до мелочей.

И Кестрел приступила к рассказу.

* * *

Вот-вот должно было состояться празднование победы, одержанной армией, — банкет в губернаторском дворце, где будет председательствовать королева Инишанавэй. Повара в доме Арина работали на износ, обезглавив всех цыплят в хозяйстве, очистив и измельчив все спелые фрукты эрасти и исколотив комки теста об столы, посыпанные мукой.

Сам Арин, находясь в кладовой, пытался успокоить женщину, которая причитала, что потратила столько усилий на консервирование джемов, и неужели теперь, все до единого, они должны быть пущены на блюда для банкета? Ей и в голову не могло прийти, что дакранцы по достоинству оценят вкус плода илея. Зачем подавать то, что они не оценят? В отличие от геранцев. Будет лучше, без сомнения, оставить этот джем на зиму.

В попытках объяснить политику такого необычайного расточительства, Арин только запутался в дебрях предложений, потому что тоже не видел смысла съедать за один вечер всё, что имелось в стране из съестного.

А потом он услышал характерный акцент Рошара, доносившийся из кухни.

— ... ты не понимаешь. Мясо должно быть нежнейшим, вырезанным из филея, приправлено вот этой специей, а не этой...

Извинившись, Арин сказал женщине, что обсудит проблему джемов позже, и пошёл на голос принца.

— ... и мясо должно быть хорошо обжарено снаружи, почти обгорелое, но сыроватое внутри. Ярко-розовое. Слышите. Это очень важно. В противном случае, если что-то пойдет не так, банкет будет испорчен.

Арин вошёл на главную кухню, где и обнаружил принца, отчитывающего шеф-повара, который с недоверием уставился на Арина.

— Вот ты где. — Рошар сиял от счастья. — Мне нужна твоя помощь, Арин.

— Для приготовления мяса?

— Это очень важно. Ты должен внушить своему повару всю важность надлежащей готовки. Судьба политических отношений между нашими странами висит на волоске.

— Из-за мяса?

— Это для его тигра, — сказал повар.

Арин зажмурился и закрыл лицо ладонью.

— Твоего тигра?

— Он особенный, — сказал Рошар.

— Нельзя приводить тигра на банкет.

— Малыш Арин очень соскучился по тебе. Я не буду его держать вдали от тебя.

— А ты не хочешь подумать над тем, чтобы сменить ему имя?

— Нет.

— А если я тебя поуговариваю?

— Без шансов.

— Рошар, тигр вырос.

— И продолжает оставаться милым парнем.

— Ты не можешь привести его в обеденный зал, заполненный сотней людей.

— Он будет прекрасно себя вести. У него манеры и воспитание принца.

— О, прямо как у тебя?

— Что за тон? Я негодую.

— Не уверен, что ты сможешь его контролировать.

— А разве он не был все это время паинькой? Милейшим созданием? Неужели ты откажешь своему тёзке в возможности стать свидетелем твоего триумфа? Ну и разумеется, полюбоваться на вашу пару: ты и Кестрел, бок о бок, геранец и валорианка, любовь до гроба. Арин, да про вашу любовь будут слагать песни! Как вы поженитесь, у вас появятся детки...

— О, боги, Рошар, заткнись.

* * *

Даже если бы Арин не знал, насколько Кестрел была ненавистна мысль о необходимости личного присутствия во дворце, выстроенном специально для валорианского губернатора, то он бы понял это по напряженности её плеч, по тому, как она коснулась кинжала на бедре и как она чуть ли не зарычала на Рошара, когда принц предложил отказаться от оружия на этот вечер, считая варварством открытое ношение оружия.

Арин бросил на друга предостерегающий взгляд. Принц притворился самой невинностью, изобразив замешательство, а потом пожал плечами и пошёл впереди, с почти выросшим тигром рядом. Тигр был устрашающе послушен, даже для животного, выращенного людьми. Он тыкался головой в ладонь Рошара, как домашняя кошка. Арин видел силу зверя, как она гуляла между его лопатками, вздымающимися и опускающимися под шерстью. Арин чувствовал, но не мог дать название происхождению того, что заставляло людей (и животных, по-видимому, тоже) следовать за принцем столько времени. Он подозревал (от чего неприятно кололо сердце), что спроси он Рошара прямо и тот соизволил бы дать прямой ответ, принц сказал бы, что все так и есть, и Арин тоже обладает подобной харизмой.

Странное чувство: как будто от тела Арина тянулись нити. Тысячи лесок, создающих препятствия вниманию. Тут и там. Небольшие буксиры. Люди, оказавшиеся на пути. Иногда они не могли смотреть ему в глаза, а когда все же отваживались, то становились рыбой, которая пыталась глотнуть воздуха.

Как бы ему хотелось, чтобы все было не так.

Он знал, что это будет необходимо.

Рошар вместе с тигром исчезли внутри, оставив Кестрел и Арина в одиночестве.

Кестрел выглядела суровой. Её изящные туфельки твердо встали на гравийной дорожке. Она приподняла подол насыщенно-зелёной юбки, как присуще даме, но он видел, как ткань собралась в кулаки.

— Мне жаль, — сказал он, догадываясь о том, что её беспокоило: воспоминание о Первозимнем восстании. Мёртвые друзья, обман Арина, как залы дворца задыхались от трупов.

Она бросила на него косой взгляд.

— Часть тебя не сожалеет.

Он не мог этого отрицать.

Но смягчившись, девушка добавила:

— Я тоже не невинна. И мне тоже жаль и не жаль из-за всего, что я натворила. — Она отпустила подол платья и коснулась тремя пальцами его руки.

Арин забыл на мгновение, где он был, и что они обсуждали. Чудо, что такое лёгкое прикосновение способно передать ласку, от которой тело может так легко зажечься.

Сейчас она выглядела удивленной.

— Давай уйдем. — Он просунул руку под её распущенные волосы и коснулся ямки на шее, чувствуя порхание девичьего пульса. Выражение лица Кестрел изменилось, радостное удивление медленно переплавилось в удовольствие. Он сказал: — Давай не будем входить.

— Арин. — Кестрел вздохнула. — Мы обязаны пойти. — Она приоткрыла рот, а потом вновь сжала губы в тонкую линию.

— Что тебя беспокоит?

— Королева и словом с тобой не обмолвилась.

— Похоже на то, — пробормотал Арин, чувствуя себя неуютно, думая о различных причинах молчания Иниши.

— Все дакранцы слишком тихо себя ведут.

— Только не Рошар.

— И он тоже. Он болтает без умолку только о всякой ерунде, не о важном.

Арин замер, а потом сказал:

— Я верю в наш союз.

— Я тоже хочу в него верить.

Он предложил ей руку.

Они вошли внутрь.

* * *

Все расселись за столом, поставленным на помост в обеденном зале, все четверо в ряд, Арин с королевой по центру, Кестрел и Рошар по сторонам от них соответственно, порядок, который был целиком и полностью на совести Рошара, совершенно не обращавшего внимания на сотни уже рассевшихся и наблюдавших за его манипуциями людей.

Королева только раз искоса взглянула на Арина. Чернота её глаз была непроницаема. Она так ничего и не сказала, и больше не смотрела в его сторону.

Тигр свернулся у ног Рошара, который едва притронулся к пище, как только были поданы первые блюда, но с удовольствием налегал на дакранский зелёный ликер. Арин видел за фигурой королевы, как Рошар поднимал и осушал бокал. Пальцы принца ходили ходуном.

— Брат. — Королева обратилась к нему так, будто подталкивала к чему-то.

— Оставь меня в покое. — Он подлил себе ликёра.

Когда собравшиеся приступили к основному блюду (включая Арина, который, оценив сомнительную шутку, заметил у себя на блюде приготовленную специально для тигра корейку), Рошар поднялся. Его слегка покачивало. В зале повисла тишина. Он оглядел лица дакранцев и геранцев.

— Народ из сотни, — произнес он к немалому удивлению Арина, не предполагавшего, что принц знаком с древним геранским призывом, — кто ведёт вас?

И множество голосов громогласно произнесли имя Арина, которое больше не было похоже на имя.

— Доверите ли вы свою страну ему?

— Да.

— Говорите, что Геран его?