Особисты постоянно привлекались к различным крупным репрессивным акциям. Оперативник П. С. Шеманский в мае 1935 г. был командирован в Томск для помощи в расследовании дела на 35 чел., а также участвовал в изъятии «контрреволюционного элемента» в расположенном неподалеку от Томска Асиновском районе. А его коллега Е. В. Климко с августа 1936 г. около трёх месяцев работал в Немецком районе ЗСК по «ликвидации шпионских ячеек» и участвовал в арестах «шпионов»[345].
В работе чекистов разных специализаций проявлялись ведомственные противоречия: так, весной 1937 г. оперативник Секретно-политического отдела В. С. Иванов жаловался на пренебрежение особистами результатами работы коллег из других подразделений УНКВД: «Мной в начале 1936 г. в китайском колхозе Новосибирского района была вскрыта шпионская группа. Материал по этой разработке был передан в особый отдел. Там её свели на нет. Почему? Я не знаю. По-моему, этот материал заслуживал внимания».
Особисты также курировали оборонную промышленность и следили за персоналом германского, китайского и японского консульств. В основном контрразведчики передвигались тогда (даже в городах!) гужевым транспортом, что не весьма способствовало секретности наблюдения. Отметим, что в год приезда Барковского в Новосибирск на их улице случился настоящий праздник: особистам специально для слежки за автомобилем японского консульства была выделена легковушка[346]. Небольшой по численности аппарат наружного наблюдения не смог сохранить конспирацию, и всех «топтунов» японские и немецкие дипломаты знали в лицо.
Например, один из агентов «наружки» жаловался коллегам на нахальство бывшего секретаря германского консульства К. Л. Кёстинга, который якобы «вёл большую разведывательную работу на территории Новосибирской области… он буквально знал каждого разведчика, ходил мимо них, снимал головной убор и кланялся, приговаривая, что «можете сегодня за мной не ходить, так как я идти сегодня никуда не намерен»[347].
Многолетнего германского генконсула и кадрового дипломата Гросскопфа сибирские чекисты считали матёрым резидентом, хотя после возвращения в Германию он работал в МИДе, а сводки, присылавшиеся Гросскопфом из Новосибирска в посольство, были очень скудны, поверхностны и базировались в основном на материалах советской печати. Работали ли по разведывательной части его подчинённые, неизвестно, так как никаких конкретных данных об их шпионской деятельности никогда обнародовано не было. Попутно отметим ложность высказываний авторов учебника истории КГБ о том, что «штаты консульств Германии и Японии в Ленинграде, Киеве, Харькове, Одессе, Тбилиси, Новосибирске, Владивостоке, Хабаровске и других городах в основном состояли из кадровых офицеров-разведчиков, вербовавших немцев, японцев, китайцев, корейцев, а также местных жителей»[348]. В условиях жесточайшей слежки у зарубежных дипломатов было немного возможностей для агентурной работы среди советских людей[349].
По инициативе чекистов власти чинили консульству Германии всяческие препятствия. У Гросскопфа не было собственного автомобиля, и ему с августа 1934 г. было фактически запрещено, например, арендовать машину, которая в нужный для консула момент всегда оказывалась в «ремонте», а предоставить другую также «не было возможности». Гросскопф сообщал в МИД, что эти препятствия должны были пресечь его попытки совершать загородные поездки. В 1933 г. немецкое и японское консульства жаловались на неаккуратную доставку газет[350], а позднее им мешали даже подписываться на нужные издания.
После фактического запрета пользоваться советским автотранспортом чекисты занялись небезуспешным созданием атмосферы морального террора. Так, в апреле 1935 г. был произведен обыск в квартире хорошего знакомого Гросскопфа — инженера В. П. Замятина, брата жены секретаря консульства В. Г. Кремера. Позднее Замятин был арестован и в 1936 г. расстрелян как немецкий шпион. Смертный приговор Замятину был первым, затрагивающим близких консулу людей, и вызвал шок в консульстве. Весной 1935 г. был арестован инженер, муж кухарки Кремера, а вскоре за этим последовал арест старого электрика, который многие годы отвечал за электрическое освещение немецкого и японского консульств. Некоторое время спустя на улице была задержана и сфотографирована кухарка Гросскопфа, после чего две портнихи, обслуживавшие сотрудников консульства, заявили о прекращении своей работы из опасения быть арестованными.
Летом 1935 г. разразился «дачный скандал». Три последних года консульство через Кремера снимало одну из двух частных дач, имевшихся в Ельцовке — пригороде Новосибирска. В июне 1935 г. владелец дачи объявил о преждевременном прекращении аренды, прямо ссылаясь на многочисленные аресты людей, связанных с консульством. Гросскопф исходил из того, что на владельца дачи было оказано давление, и обратился с жалобой в Запсибкрайисполком. Разумеется, власти ответили, что подозрения консула совершенно беспочвенны[351].
Скорее всего, серьёзную разведывательную работу немецкие дипломаты не проводили. Зато относительно деятельности японской разведки ясности несколько больше. В середине 1930-х гг. в Новосибирске, сменяя друг друга, работало несколько опытных офицеров-разведчиков японского генштаба, которые усиленно следили за передвижениями военных грузов на Дальний Восток по железной дороге. Слежка за ними путём крайне агрессивного наружного наблюдения (чекисты в буквальном смысле «пасли» японцев даже в вагонных туалетах!) и внедрения агентуры в консульство также велась постоянно.
Слуги микадо в первой половине ХХ века очень интересовались богатой Сибирью. С апреля 1926 до ноября 1937 г. в Новосибирске работало японское консульство. С 1929 г. его секретарем и управляющим являлся Накамура Кумасо (Кумасабуро). Как отмечали четверть века спустя сотрудники УКГБ по Новосибирской области, Накамура «занимался разведывательной деятельностью, собирал сведения о промышленных предприятиях г. Новосибирска, ходе коллективизации в области, об экспорте и импорте, о Турксибе. В этих целях Накамура обрабатывал прессу, делал вырезки и выписки из газет, журналов и других изданий и все это переводил на японский язык. Кроме того, он пытался достать материалы, характеризующие состояние промышленности и сельского хозяйства, материалы о Турксибе, об экспорте и импорте, которые не издавались в печати». Эти данные явно были получены чекистами с помощью своих агентов в консульстве, но сведения о собственно агентурной работе самого Накамура в цитируемом деле отсутствовали. Однако в отчёте Особого отдела ОГПУ СССР (июль 1932 г.) есть упоминание об инциденте с Накамура, который пытался проникнуть в закрытую зону для осмотра одного из военных объектов[352].
В середине 30-х годов консулом работал Я. Коянаги, а в апреле 1937 г. его сменил Х. Ота, который в 1945 г. был арестован советскими чекистами в Маньчжурии и дал некоторые показания о своей работе в Новосибирске. Сначала Ота заявил, что в середине 30-х годов практически все дипломатические учреждения империи в Советском Союзе вели шпионскую деятельность: «Офицеры разведки были почти везде. Такасина работал в качестве секретаря японского консульства во Владивостоке под псевдонимом Танака, Укути — в Хабаровске под псевдонимом Фудзии, Амано — в Александровске на Сахалине под псевдонимом Сато, Мацудару работал в Чите…»[353]
Согласно сведениям, любезно предоставленным проф. Х. Куромия (США), с 1932 г. среди персонала японского консульства в Новосибирске обязательно работал представитель военной разведки. С июня 1932 по март 1934 г. это был Фукабори Юки, с марта 1934 по март 1935 г. — Кавамэ Таро. А с марта 1935 по ноябрь 1937 г. разведкой занимался майор Такасина Акира, который представлялся как Танака (в материалах НКВД А. Такасина ошибочно фигурирует как Танака Камон — скорее всего, чекисты приняли за имя должность, поскольку дипломаты звали первого секретаря консульства «Танака комон», что означало просто «советник Танака»). Кстати, современные чекисты ошибочно пишут, что настоящее имя А. Такасина — Така. Таким образом, из Владивостока, где Такасина работал под фамилией Танака, он прибыл в Новосибирск — должно быть, вместе с информацией от УНКВД по Дальневосточному краю о какой-то его предосудительной деятельности.
