Энтиор полулежал в ванне, откинувшись на подушку из морской губки особого сорта, чуть ли не более мягкую, нежели пух. Выпростав кончики пальцев из нежной пены, благоухающей белыми ирисами и фиалками, бог помассировал виски. После часа ванны разыгравшаяся было мигрень немного улеглась. Изящное плетение, оставленное ферзалом на руке, вызвало невольную дрожь возбуждения. О, как это было великолепно! Лучше, чем все самые сладострастные мечты! Его стради в черном, свист ферзала и удары лунда. Стоило только мысленно вернуться в эти мгновения, и клыки начинало ломить от жажды, а все тело от невыносимого желания. Прикоснуться, увидеть, говорить, повторить…

Нет, Элия не должна сильно сердиться. Он сейчас приведет себя в порядок и пойдет испросить прощения. Пусть стради немного поругается, если ударит, так даже лучше. Он предложит свою плоть и кровь. Стради простит, иначе и быть не может. Они ведь так близки, так похожи!

Принц довольно улыбнулся. На самого себя он никогда не сердился по-настоящему, даже досадовать долго не мог. Бог позвонил в колокольчик, вызывая слуг, и встал. Потоки воды и пены схлынули с великолепного тела, грезы о коем смущали ночной покой очень многих дам и кавалеров.

Немые, осторожные, словно тени, рабы возникли по обе стороны от ванны, промокнули обнаженное тело Энтиора полотенцами, насухо вытерли другими, умастили кожу кремами, расчесали, высушили зачарованными гребешками волосы и уложили их. Одели и обули господина. Белая пена кружев, еще более белая, нежели та, из ванной, рубашки охватила горло и запястья бога. Камзол синева, бирюза и черный бархат, опустился на плечи, стройные ноги облеклись в узкие черные штаны с цветками ириса, вытканными черными на черном. Туфли с пряжками-сапфирами, цепь с пантерами и цветами на груди, рубиновая капелька-серьга в левом ухе, того же оттенка рубин на перстне, духи «Ночная охота» – и туалет бога подошел к концу.

Улыбнувшись самому себе в зеркале мимолетной улыбкой сознающего собственную красоту и любующегося собой создания, Энтиор милостивым движением брови отпустил слуг без наказания. Прихватив со стола бархатную коробочку, бог вышел из покоев.

Он не чувствовал присутствия стради в замке, но списал это на то, что Элия злится и сознательно закрылась от него. Маленький подарок и униженные извинения непременно должны смягчить сердце принцессы. Бог Извращений уже предвкушал эти мольбы, как одно из удовольствий, которое была в состоянии подарить ему лишь драгоценная сестра.

Удивительно пусто и тихо было в коридорах, по которым следовал Энтиор. Пара слуг – вот и все, что попалось ему на глаза. Скорее всего, пьянчужки-братья после попойки и корчевки кустов расползлись отсыпаться по своим покоям.

Дверь в апартаменты Элии открыл паж. Невежа, забывший про плеть, даже не посторонился, чтобы дать дорогу принцу.

- Прекрасный день, ваше высочество, – молоденький, похоже, кто-то из новеньких мальчиков, поклонился богу. – Что вам угодно?

- Видеть сестру, – небрежно бросил Энтиор, едва заметно нахмурившись.

От такого движения брови его собственных рабов обычно бросало в дрожь, потом следовали униженные мольбы о прощении в позе покорности на полу. Этот же наглец даже бровкой не повел, только отвел лазурные глазки в сторону и ответил:

- Ее высочества нет в Лоуленде.

Долее не продолжая беседу с рабом, принц отшвырнул его за шкирку, как котенка, впрочем, тщательно соизмеряя силу, чтобы не ударить чувствительно, вызывая гнев стради от порчи игрушки, и прошел в прихожую.

Шаг, другой. Третий Энтиор уже сделал не по наборному паркету, а по ковровой дорожке, затканной роскошными венками из роз, и замер, не в силах пошевелиться. Дернулся, пытаясь двинуться вперед. Ноги от пяток до бедер прошил мощнейший болевой разряд неизвестного заклинания. Только выносливость, связанная с особенностями божественной сути, помогла незваному гостю удержаться на ногах, а не рухнуть, подвывая от боли, в ворс клятого ковра.

- Принцессы нет в Лоуленде, – повторил паж и в голосе его, Энтиор мог бы поклясться, звучала изрядная толика злорадства. – Вам лучше уйти, принц, случись что, я не смогу отключить охранные чары.

«Гаденыш мне угрожает!» – осенила самовлюбленного бога странная мысль. Второй магический разряд, последовавший, словно в подтверждение слов мальчишки, оказался на треть сильнее первого.

Энтиор – ловчий, способный учуять вожделенную дичь за километры, потянул носом воздух и понял: по крайней мере, в одном пацан не врет, Элии в покоях не было уже несколько часов, а значит, и незачем было ломиться.

Круто развернувшись на каблуках, принц шагнул к двери. Некоторая озадаченность нарисовалась на прекрасном лике. Странные ощущения, возможно, последствия перенесенной магической боли, продолжали присутствовать. Сначала ступням стало щекотно, потом прохладно. Паж хихикнул в ладошку. Нет, мелкий твареныш просто давился от смеха, глядя на туфли принца! Бирюзовый ледяной взгляд скользнул в том же направлении, изучая, и Энтиор заскрежетал зубами.

Клятая охранная магия покоев стради, куда он пытался прорваться силой, сожрала подошвы его туфель, аккуратно оставив на месте все прочее. Злой и униженный принц вылетел из прихожей Элии, магией меняя обувь. Очень хотелось убить свидетеля своего унижения, но, увы, второго повода для ссоры с обожаемой стради ни в коем случае нельзя было допустить.

Мимо Энтиора по коридору пронесся рыжий Рик. Ни взглядом, ни словом, ни жестом проныра не показал, что заметил брата.

«Значит, изрядно зол за кусты», – эта мысль немного утолила ярость и приглушила досаду лорда Дознавателя.

Пожалуй, для успокоения нервов стоило навестить Мелиора и, возможно, поведать тому за бокалом-другим вина о своей замечательной шутке.

Бог Коллекционеров нашелся даже не в своих покоях, до которых Энтиор решил устроить променад, а на лестничной площадке неподалеку. Мелиор любовался статуей юноши с прической из змей.

- Прекрасный день, брат, – вполне любезная улыбка скользнула по губам Бога Извращений.

Змеи на голове статуи зашевелились, обретая призрачное подобие жизни, приподняли головки, поводя раздвоенными языками, будто прицеливаясь, зашипели.

- Мне не следует с тобой говорить, но, полагаю, я должен, – немного отступив от статуи, чтобы змеи вновь успокоились, замирая в каменной неподвижности, холодно промолвил Мелиор. – Тебе объявлен абсолютный семейный бойкот. Никто из родственников отныне не скажет тебе слова и не посмотрит в твою сторону. Таково общее решение.

- Забавная шутка, – процедил Энтиор, передернув плечами.

- Не шутка, – скупо, больше в духе Нрэна, нежели в собственном стиле Бога Дипломатии и Интриг, обмолвился светловолосый красавчик, и не было в его голосе мягкости или участия, только лед брезгливого презрения. Он и не смотрел прямо на собеседника, будто что угодно в интерьере замка было куда привлекательнее великолепного принца Энтиора.

- И каковы условия прекращения бойкота? – прохладно осведомилась жертва семейного игнорирования, зная, что абсолютному бойкоту традиционно предшествует семидневье, за которое жертва имеет шанс выскользнуть из кольца блокады, если предпримет правильные шаги.

- Их не существует, – ответил Мелиор и отвернулся. – Тот, кто ты есть, предатель семьи, прощения не достоин. Марать руки, впрочем, никто из родичей об тебя не станет. Но, на твоем месте, я бы молился Творцу, чтобы Элии удалось вернуть Бэль.

Светлые волосы, уложенные в модную ступенчатую прическу, колыхались едва заметно, когда принц удалялся. Энтиор же стоял так неподвижно, что мог поспорить со статуей змеевласого красавчика. Стоял онемевший и растерянный, не в состоянии постигнуть глубины пропасти, разверзшейся под ногами там, где минуту назад была незыблемая твердь. Неужели все из-за маленькой дряни Бэль? Неужели все против него? Все и навсегда?

Запоздалое понимание-прозрение пришло неожиданно, слившись воедино из слов Мелиора, взгляда Элии, опускающей лунд, и Рика, миновавшего брата так, словно он тень. Накрыло, как волна в штормящем Океане Миров, ледяная, отрезвляющая, горько-соленая, такая, что не вздохнуть, не выдохнуть, не откашляться. Не все против него, а он против всех. Ударив по полукровке, он нанес удар по семье, а этого ему прощать не собирались. Они все считали ее частью рода, а не досадным недоразумением.