Все это, конечно, прекрасно, но мне все равно казалось, что разлучать нас не самая лучшая идея.

— Мы могли бы пожениться, — предложил Мерфи, выгнув бровь.

— Мечтать не вредно.

— Милая, ты понятия не имеешь, о чем я мечтаю.

Я подозрительно взглянула на Мерфи, и он усмехнулся. Неужели этот мужчина никогда не бывает серьезным? И хотелось ли мне, чтобы он был серьезным? Он заставлял меня смеяться или хотя бы думать о смехе.

— Отлично. Мы остановимся порознь. — Мне в любом случае надо было поспать.

Не то чтобы я собиралась спать с Мерфи. По крайней мере не сейчас и не здесь. А возможно, и никогда. Окинув его взглядом, я тяжело вздохнула. Он был чертовски аппетитным, а меня мучил голод.

Нас с Мерфи развели по разным хижинам в разных концах деревни. Подозреваю, блюстители нашей морали не собирались рисковать. Впрочем, деревенька была не такой уж большой, так что я вполне могла проскользнуть к нему, когда пожелаю.

Только я не испытывала такого желания.

А если вы в это поверили, не желаете ли купить у меня одно очень дорогое приворотное зелье?

— Располагайтесь, жрица. — Мои спутницы откинули занавес, закрывающий вход в хижину.

Я переступила порог, занавес за моей спиной опустился, и я осталась одна.

На столе стояла свеча, которую я не преминула зажечь. Золотистый свет озарил все углы небольшой комнатушки. Стол, свеча да тюфяк с подушкой и одеялом. Весь этот нехитрый скарб выглядел довольно убого.

Ничуть не расстроившись, я стянула с себя мокрые, грязные и рваные шмотки и нырнула под одеяло. Мир погрузился в темноту, как только я закрыла глаза.

Глубокой ночью раздался свирепый звериный рык. Я настороженно встрепенулась. Что-то неправильное было в этом звуке, что-то противоестественное. Однако утром я не смогла точно вспомнить, что именно слышала, почему встревожилась, и рычал ли кто-то на самом деле.

Кроме того, утром меня волновали более насущные вопросы. Например, куда подевалась моя одежда.

Солнце пробивалось сквозь так называемое окно, а точнее дыру в стене. Я лежала голая под одеялом, а моя одежда бесследно исчезла. Вместе с рюкзаком и ножом.

— Есть тут кто? — Я надеялась, что меня кто-нибудь да услышит, не испытывая ни малейшего желания покидать относительно безопасный тюфяк и идти куда-то в одном лишь сари из одеяла.

Кто знает, вдруг вид моих обнаженных плеч расценят, как преступление, заслуживающее немедленной казни. Насколько я помнила, мои костлявые ключицы отнюдь не услаждали взгляд.

Импровизированная дверь распахнулась, и на пороге возникли мои вчерашние спутницы. Одна держала традиционный гаитянский наряд: яркую юбку и белую хлопковую блузку. Вторая несла чашу с водой и лоскуты ткани. Женщины положили все это на стол, улыбнулись, поклонились и вышли, не промолвив ни слова.

Не теряя времени, я умылась, прополоскала рот и облачилась в новую одежду. В юбку были завернуты трусики, но бюстгальтера не нашлось, сколько бы я ни трясла вещи.

Ну и ладно.

Деревенские жители сновали туда-сюда как заведенные — что-то таскали, носили, строили, шили, чинили, стряпали, как будто готовились к чему-то особенному. Возможно, за ними строго следили, но я не заметила надзирателя либо кого-то подобного.

На мгновенье показалось, что я явственно вижу у кромки леса давешнего зомби — пожирателя носов. Но стоило мне моргнуть, как он испарился.

А поскольку ни один человек, тем более зомби, не мог двигаться с такой скоростью, я решила, что у меня разыгралось воображение. Но спросить все же стоило.

Мои фрейлины поджидали меня у очага возле хижины. Завтрак — жареные бананы и теплые лепешки — стоял на низком камне, заменяющем стол.

— Эту деревню кто-нибудь охраняет?

Близняшка с красным браслетом перевела взгляд с огня на меня:

— Пьер.

— Нет, не он. Такой здоровяк, любит лакомиться носами. Он напал на нас по ту сторону водопада.

Красный Браслет покачала головой:

— Любой человек по ту сторону водопада — из другого мира, жрица. Тот, о ком вы говорите, не мог прийти отсюда.

Полагаю, я получила ответ на вопрос. Или нет.

— Что случилось с моими вещами?

— Ваша одежда в стирке.

— А рюкзак? Нож?

— В безопасном месте.

— Но…

— Вам все вернут.

Я захлопнула рот. Нельзя винить их за то, что забрали оружие. Я и сама поступила бы так же, только гораздо раньше.

Мой взгляд привлекла хижина, в которой ночевал Мерфи. За окном не было видно никакого движения; домик казался необитаемым. Мерфи, как пить дать, проспит до обеда.

Я быстро поела, радуясь горячей пище после походного сухого пайка. Впрочем, лепешки оказались пресными, как детские крекеры, а бананы столь же безвкусными. Видимо, сахар и специи тоже входили в список деревенских табу.

На мой вопрос о чае женщина наморщила нос и покачала головой:

— Не положено, жрица. Такие продукты только для лоа.

С каких это пор? Конечно, кофе и табак оставляли для лоа, но я никогда не слышала, чтобы им подносили чай. А даже если и так, люди с тем же успехом потребляли эти дары, по крайней мере, в других местах.

Но жаловаться я не могла, поскольку не распоряжалась этой общиной. Церковь вуду не имела верховного иерарха, который наставлял бы нас на путь истинный. Каждый хунган устанавливал свои правила и ритуалы.

Во времена рабства на Гаити все негритянские сообщества вносили крупицы своей религии в новый культ, зарождающийся в среде закованных в цепи невольников. Они не все были выходцами из Нигерии, не все родились в Конго, но всем было под силу исповедовать вуду. Когда рабов силой обратили в католичество, они пожали плечами и переняли некоторые новые обычаи в дополнение к старым. Поэтому вуду не исключительная, а всеобъемлющая религия.

Судя по здешним законам, Мезаро вел свой корабль твердо и слегка одержимо, но меня его дела не касались. Я должна была узнать то, за чем пришла, а потом вернуться обратно в мир кофе, чая и презервативов.

Чтоб тебя! Хорошо бы еще искоренить фривольные мысли.

— Мезаро сегодня вернется?

— Хозяин? — поморщилась ближайшая ко мне гаитянка.

Черта с два. Я не собиралась называть этого типа хозяином.

— Точно. Могу я его увидеть?

— Он пришлет за вами, когда будет готов.

Я снова стиснула челюсти. Нет, с этим тоже надо было завязывать, иначе я рисковала сточить зубы под корень к тому времени, когда настанет пора уходить.

Я направилась через центр деревни к хижине Мерфи. Женщины торопливо шагали за мной. Я никак не могла решить, кто они — стражницы или помощницы. В любом случае они меня раздражали.

— Подъем! — Я откинула занавес.

Я и сама не знала, как сильно хотела застать Мерфи голым и взлохмаченным в кровати — или голым и взлохмаченным вне кровати — пока мой желудок не ухнул вниз при виде пустой комнаты.

Хижина выглядела так, словно несколько месяцев стояла необитаемой. В кровати либо никто не спал, либо ее уже застелили, а потом припорошили все вокруг толстым слоем пыли.

— Где он?

Служанки недоуменно переглянулись:

— Кто?

— Мерфи? — Последовал новый обмен взглядами, и я нетерпеливо взмахнула рукой. — Мужчина, с которым я пришла.

— Но, жрица, — сказала та, что вроде бы говорила всегда, — вы пришли одна.

— Это он вас подговорил? — спросила я. — Очень смешно. Мерфи! Выходи!

Обе женщины смотрели на меня, как на полоумную. В этом не было ничего необычного, только сейчас я совершенно точно не бредила.

Я медленно огляделась, ожидая, что Мерфи выскочит из-за деревьев, сверкая серьгой и улыбкой. Но этого не случилось.

— Начинаю злиться, — проворчала я.

— Жрица.

Я резко обернулась, заставив своих спутниц отпрянуть, и поняла, что сжимаю кулаки.

— Простите, — сказала я и постаралась взять себя в руки. — Просто покажите, где он.

— Не знаю, о ком вы говорите.

— Мерфи. Высокий, белый и… — Я чуть было не сказала «красивый». — С пиратской серьгой? Блондин с бусинками в волосах. Такого трудно не заметить.