Официальное открытие нового культурного центра, — футуристического здания с фасадом из прозрачного стекла, на котором крепилась сложная стальная конструкция, изображающая стилизованный отпечаток человеческого пальца, — о котором Одест вскользь упомянул в разговоре с Бертвольтом, подходило к концу.

Многочисленные гости и журналисты, наконец, оставили Президента в покое, перенеся свое внимание на африканских танцоров, чьим выступлением должен был закончиться вечер.

— Генрих, давай отойдем на минутку, — Одест окликнул Министра обороны, разыскав его в гуще столиков вокруг сцены, и пригласил его в сторонку, для личного разговора.

— Я тебя слушаю, Ален.

— Ты ведь слышал, что меня опять все расспрашивали об этом чертовом Абдулле. К тому же наши журналисты уже добрались и до Живицы. Их присутствие может как-то помешать вашей работе?

— Нет, — покачал головой Месчек, — там всего один человек — журналист из «Нюз Ляйнер». Мы знаем, где он и куда ездит, поэтому помешать нам не может.

— Он на араба собирает материалы что ли?

— Видимо, да.

— А он не пытается с ним встретиться?

— Насколько нам известно, Абдулла не подпускает к себе никаких журналистов, тем более имагинерских. Я не думаю, что тут стоит чего-то опасаться.

— Кто его знает, Генрих… А если араб решит куда-то уехать, чтобы его больше не снимали?

— Нет, он просто так с места не сорвется. Он там, практически, на осадном положении, ему некуда уехать.

— А результаты скоро будут, Генрих? Время-то идет…

— Надеюсь, что четырнадцатого я тебя смогу обрадовать хорошими новостями.

— Здорово будет, если обрадуешь, я этих хороших новостей с весны не могу дождаться… Дело это очень ответственное — и успех, и провал будут стоить одинаково дорого.

— Я понимаю, Ален. Я ребят предупредил, чтобы действовали осторожно.

— Ну ладно, ты сам знаешь что делать… Эх, побыстрей бы эти пляски кончились, а то у меня голова кругом идет уже… — посмотрев на экзотических танцоров, несущихся по сцене под аккомпанемент африканских барабанов, вздохнул Президент. — Завтра я поеду открывать еще один объект — больницу.

— Хаджи, а во сколько нам выехать в Кумача? — спросил Ясир, старший из трех охранников Абдуллы.

— Часов в восемь утра. Иностранец сказал, что его фура прибудет в Кумача около полудня. Когда его машина пересечет границу, он мне позвонит. Он нарисовал схему тайника, вот, — Абдулла, сидевший в кресле напротив троих охранников, в зале первого этажа своего дома, вынул из кармана брюк мятый листок бумаги и, поставив его на стол перед собой, начал объяснять, что на нем нарисовано. — Значит, тайник находится вот в этом разрушенном доме. Дорога здесь, дом, получается, третий по счету. Вот здесь. Перед домом стоит сгоревшая машина — по ней сориентируетесь. Иностранец сказал, что сумка с деньгами будет лежать в левом углу первого этажа, под кирпичами.

— Хаджи, а может нам предварительно туда с ребятами сгонять? Проверить что да как. Сегодня или завтра может? — предложил Ясир.

— Сегодня вы мне будете нужны в городе. Завтра после обеда можете съездить. Только возьмите другую машину вместо лендровера.

— Хорошо.

— Вы четырнадцатого не забудьте прихватить и детектор валют, я вам его потом дам. Перед тем, как забрать деньги, проверьте, не меченные ли купюры.

— Куда потом привезти деньги?

— Прямо в обменный пункт. Ребята там разберутся. Когда заберете деньги и убедитесь, что это не подстава, ты, Ясир, позвонишь и скажешь, что везешь «подарок» мне, понял?

— Да, «подарок», запомнил.

— Если вас по дороге остановит полиция или ООН, сразу звоните. Я буду сам с ними разбираться. Без меня не отвечайте ни на какие вопросы.

— Хорошо, Хаджи.

Около шести часов вечера двенадцатого августа. Город Поврилец

— Чем могу тебе быть полезен, Джон? — по-английски спросил Мухамад, сидевший напротив агента Коула в номере одной из небольших и — если судить по довольно скромному интерьеру — дешевых гостиниц города Поврилец.

— Я хочу с тобой о Хафизе поговорить. Ты ведь видишь, что вокруг него творится.

— Да, пресса постоянно им интересуется, — погладив свою как всегда аккуратно постриженную бородку, согласился Мухамад.

— И, судя по всему, этот интерес не собирается стихать. Ты ведь понимаешь, что местным властям в итоге придется или самим посадить его в тюрьму, или выдать его имагинерцам. А возможно, что за Хафиза в скором времени возьмутся и чехи. Он им может много чего интересного рассказать.

— Да, это проблема.

— Вот, и я тоже говорю, что это проблема и ее нужно как-то решать. У меня тут лежит… — Коул достал из своей борсетки небольшой бумажный пакет и протянул его собеседнику, — …решение. Это нужно передать Кабиру.

— Что сказать Кабиру?

— Что в ваших рядах завелся предатель, который стучит вестлендерской разведке и что от этого предателя надо избавиться, пока не стало слишком поздно.

— И этот предатель Хафиз, да?

— Совершенно точно. Придумай версию, что вы сумели поставить в его доме жучки, чтобы проверить его на вшивость и выяснили, что он выдает секреты иностранным агентам. Что-то в этом роде.

— Ну… хорошо.

— С Хафизом на днях встречался какой-то человек на ооновской машине, ты не знаешь подробности?

— Ну… нет. Это не связано с нашими общими делами. Хафиз мне ничего не говорил об этом человеке.

— А что он собирается делать четырнадцатого, не знаешь?

— На четырнадцатое у нас ничего не запланировано. Если бы он собирался куда-то ехать, он бы мне сказал. Думаю, что он будет в городе.

— Понимаю. Ты завтра сможешь встретиться с Кабиром? Время лучше не терять.

— Я ему сегодня позвоню, Джон. Попробую на завтра назначить ему встречу. Думаю, не откажет…

— Ну, ты постарайся, чтобы он не отказал. У тебя есть человек, который мог бы подменить Хафиза?

— У меня есть несколько кандидатов. А это действие не скажется как-то на общей ситуации? Не слишком ли быстро все делается?

— Последние события требуют от нас решительных действий. Хафиз не такая важная фигура, чтобы от этого были какие-то серьезные последствия. Да и он уже для всех стал помехой. Если он, так сказать, покинет сцену, это станет облегчением для всех без исключений. Ты, ведь, понимаешь, что я имею в виду, Мухамад.

— Да, я тебя понимаю, Джон… — утвердительно кивнул информатор, почесывая бородку правой рукой, на которой блестели золотой перстень и тонкая цепочка.

Вообще, многое в Мухамаде указывало на суетность его характера и старание подчеркнуть перед собеседником значительность своей персоны. На агента Коула эти старания, однако, особо эффекта не производили.

Около одиннадцати часов утра тринадцатого августа. Село Деничли

Темно-синий внедорожник съехал с гравийной дороги, тянувшейся зигзагом через все село, и остановился у белой двухэтажной мечети. Мухамад вышел из машины и, глотнув свежего горного воздуха, окинул взглядом весь Деничли.

Мечеть располагалась на возвышенности, с которой открывался красивый, панорамный вид на село. Домов в нем было всего несколько десятков и разбросаны они были довольно беспорядочно по соседним холмам — ближе к храму стояли дома в два и три этажа, в которых самовольно поселились моджахеды (во время войны иллирийцы захватили село, оказавшееся на линии фронта между двумя враждующими сторонами, и устроили жестокую расправу над местными мусульманами, разграбив и спалив их жилища), а поодаль, ближе к густо обросшим склонам горы, располагались дома поскромнее и поменьше, в большинстве своем полуразрушенные. Только трем или четырем семьям хватило смелости возвратиться и жить в компании бородатых соседей, которые ежедневно будили всю округу громкими призывами к молитве, раздающимися из минарета.