Во-вторых, почему религиозный храм, против хозяев которого ведется следствие, оставался открытым для посещения, не смотря на сигналы, что в нем не столько молятся Всевышнему, сколько пытаются прививать экстремистские идеи? Отсутствие вразумительных ответов лишь множило количество версий, пытающихся объяснить эти странности — одни считали, что террористы попросту платят силовикам, чтобы их не трогали, другие подозревали ЦБТ в попытке умышлено дестабилизировать власть, хотя было не очень ясно, какую выгоду они могли извлечь из этого.

Появление множества доселе неизвестных аналитиков и исследовательских институтов стало еще одним характерным последствием медийной истерии вокруг имагинерских террористов. Создавалось впечатление, что каждый пытается высказать свое мнение, не утруждая себя поисками достоверных фактов, которые могли бы доказать его объективность. Хотя статей и мнений о том, кто прав и кто виноват, с каждым днем становилось все больше, общественность продолжала питаться одними слухами, не имея реального представления об уровне угрозы со стороны исламистов.

— Слушаю, господин Одест, — в кабинете Генпрокурора, недавно вернувшегося с выступления, зазвонил телефон, напрямую связанный с кабинетом Президента.

— Бертвольт, здравствуйте, можете зайти ко мне в семь часов?

— Конечно, господин Одест.

Разговор закончился очень быстро. Хотя в голосе Президента не чувствовалось никакого раздражения, Бертвольт понял, что тема предстоящего минут через тридцать разговора будет связана с вопросами нахальной журналистки на конференции.

Генпрокурор вдохнул глубоко воздух, прокашлялся, прочищая горло, и встал из-за стола, пробормотав неразборчиво что-то себе под нос.

— Добрый вечер, Бертвольт, присаживайтесь.

— Добрый вечер… — Генпрокурор выдвинул стул и сел за отполированный до блеска стол, поставив перед собой папку с бумагами. Предстоял серьезный разговор.

— Знаете, я только что просмотрел новости в интернете, там уже активно обсуждают ваше выступление, — начал Президент, усевшись напротив Бертвольта. — Так вот, поговорим о вопросах, которые задавали журналисты. Во-первых, кто этот иностранец, которого проглядела разведка и что это за мечеть, которая продолжает работать?

— Этого иностранца зовут Кафил Аль-Харби, он гражданин Саудовской Аравии. Он находится в розыске, среди уничтоженных в частном доме в Визне его не было. Его продолжают разыскивать…

— Это правда, что контрразведка имела на него материалы? — Президент внимательно слушал слова собеседника, постукивая пальцами по столешнице.

— Да. ЦБТ представили мне справку о том, что в отношении Аль-Харби, непосредственно перед его въездом в страну, была проведена проверка на причастность к незаконным видам деятельности. Ничего подозрительного не было установлено, и ему позволили въехать в страну.

— Что насчет мечети?

— Эта мечеть была основана в 1993 году группой имагинерских граждан, исповедующих ислам. Храм построен на иностранные пожертвования, главным образом, из Саудовской Аравии и Катара. Мы смогли проследить происхождение лишь части денег, так как заметная доля финансовых средств поступала от анонимных физических лиц. На территории мечети был организован и культурный центр, который был закрыт в этом году по подозрениям в отмывании денег и террористической деятельности… против его основателей сейчас ведутся следственные мероприятия…

— Почему центр закрыт, а мечеть работает?

— Прокуратура города и комиссия по вероисповеданиям не нашли ничего незаконного там. Я также получил документ, в котором указано, что контрразведка вела постоянное наблюдение за мечетью. Кстати, пока проводилась проверка, ЦБТ потребовали не предпринимать никаких ограничительных мер против храма и его служителей.

— С какой стати они это потребовали? — Президент удивился и даже перестал барабанить пальцами по столу.

— Они мотивировались статьей закона, по которой у них есть право потребовать отложить или приостановить выполнение некоторых постановлений, если они каким-то образом мешают расследованиям, связанным с национальной безопасностью.

— Вот оно что. Значит так… — Одест собрал ладони, опираясь локтями о край стола, — потребуйте от ЦБТ все документы, которые связанны с этой мечетью и назначьте повторную проверку. Все там изучите, это дело на самотек пускать нельзя! Контролируйте процесс, чтобы они не затягивали с проверками. Как выполните задачи — сразу ко мне, с докладом.

— Есть…

Закончив со встречей, Одест поспешил в соседнюю комнату, используемую обычно для отдыха. Президент закрывался в ней, и когда ему нужно было, не отвлекаясь, обдумать какой-нибудь важный вопрос. Тогда он, молча, садился в кожаное кресло в тени угла и размышлял, взвешивая все за и против.

Одест подошел к большому шкафу вдоль стены и снял с вешалки безупречно выглаженный черный костюм в паре с белой шелковой рубашкой. Посмотрев на часы, он начал быстро переодеваться, так как до выхода оставалось меньше двадцати минут.

«Мало у меня других забот, да еще эти террористы, черт бы их побрал. Нужно им было именно сейчас головы высовывать… ну, разведка, хороший вы подарок сделали журналистам. Ладно, ладно, я с вами еще успею разобраться… — думал Президент, нервно застегивая пуговицы рубашки».

Между тем, следователь Муус тоже находился на рабочем месте, но, в отличии от главы государства, спешил попасть не на какой-нибудь банкет, а домой. За пару часов до этого из КАИК поступил долгожданный доклад о деятельности казино «Вегас». В документе было отмечено и имя Яшара Тахира, что больше всего интересовало следователя.

Турок, как и подозревал Муус, ходил в это игорное заведение совсем не из любви к азарту. У Тахира был свой счет в «Вегасе» и, как установили ревизоры, почти каждый месяц через него проходили довольно крупные суммы — от пятидесяти до ста тысяч долларов в некоторых случаях.

Каждый месяц Тахир приезжал в Керстад, привозя с собой крупные суммы наличных (прибыль от табачной контрабанды), небольшую часть он умышлено проигрывал в автоматы или рулетку, а основную долю отмывал.

Яшар использовал два основных метода отмывания денег: первый — деньги сначала перечислялись на личный счет турка в казино, потом переводились на подставные счета в иностранных банках, затем возвращались обратно в Имагинеру, на счета третьих лиц или фирм; второй метод почти повторял первый, с той лишь разницей, что вместо банков использовались обменные пункты, расположенные на границах Живицы.

Возникал вопрос: как служащие «Вегаса» могли не замечать подозрительные операции Тахира? Ответ был простым — хозяин казино был в доле с турком и прикрывал его, умышлено не сообщая о махинациях соответствующим органам.

Если подсчитать, какая сумма поступала в казино и, какая часть в нем оставалась, то получится, что за оказываемые услуги Хасан Челеби, владелец «Вегаса», брал довольно щедрые комиссионные — от десяти до пятнадцати процентов.

Подследственного Хасана привлекли не только из-за контрабандистов, но и из-за связей с мафиозными боссами, которым он оказывал аналогичные услуги. Прокуратура возбудила против него параллельное дело по отмыванию денег от сбыта наркотиков и пособничеству мафии. Перспективы перед владельцем казино вырисовывались весьма мрачные — за те преступления, которые ему вменялись, закон предусматривал вплоть до пятнадцати лет тюрьмы.

— Солнышко, привет, я закончил… сейчас выезжаю, — Муус позвонил домой, чтобы предупредить жену. На часах было ровно восемь.

— Давай, давно пора. Я в это время разогрею ужин.

— Отлично, а то я голоден как волк… — улыбнулся Роберт и протер покрасневшие глаза.

— Пока, волк, и не задерживайся.

Убрав разбухшую папку с документами, похожую на жирный пирог, в шкафчик и отключив компьютер, следователь встал и повернулся к вешалке, прибитой к стене за его спиной. Надев куртку, Роберт взял портфель, и устало вздохнув, направился к двери.