В середине 1996 года в Копродине, в которой большинство населения было албанским, произошли первые вооруженные столкновения между албанскими боевиками из так называемого «Фронта Освобождения Копродины» или, сокращенно, «ФОК», добивающимися отделения от Югоравии, и югоравскими полицейскими и военными. Албанские экстремисты устраивали засады на дорогах, расстреливая полицейские автомобили, нападали на дома югоравских сотрудников правопорядка и проводили этнические чистки в мизийских селах, вынуждая местных мизийцев уезжать из своих родных мест.
К ФОК вскоре присоединились и наемники Аль-Хабара, просачивающиеся мелкими группами по козьим тропам через границу между Живицей и Копродиной. И на этот раз иностранная пресса и дипломаты отнеслись с равнодушием к радикальным исламистам, не замечая преступления, совершаемые ими против мирного неалбанского населения Копродины, и преднамеренные провокации против югоравских силовых структур.
Постепенно тренировочный лагерь Аль-Хабара приобрел «международный» размах — в Пожарину начали съезжаться моджахеды практически со всех концов мира; некоторые из них перебирались в Копродину (основная фаза конфликта в провинции длилась с 1998 по 1999 год), другие продолжали свое путешествие в страны Западной Европы, а третьи, потренировавшись в бывшем санатории, отправлялись в Чечню (поток желающих попасть на Северный Кавказ увеличился особенно заметно с началом второй чеченской войны в сентябре 1999 года), где у Кабира тоже имелись налаженные связи. Саудовскому арабу (тем более, что ему никто не мешал) было выгодно расширять свой террористический бизнес, так как чем больше добровольцев он привлекал под свое крыло, тем больше росло его влияние среди местных исламистов, следовательно, рос и интерес благодетелей из арабских стран, готовых пожертвовать своими нефтедолларами во имя глобального джихада.
В данный момент Кабир проживал не в Пожарине, а в селе Деничли, в получасе езды от столицы Живицы, ближе к главарям террористического подполья, обжившим Поврилец. Жил он в новенькой мечети, построенной на средства, посылаемые из Саудовской Аравии. Издалека ее можно было принять за обычный частный дом: этажей было два, стены выбелены, крыша была покрыта светло-коричневой черепицей, как у большинства строений в селе. Выделялась она из общего фона лишь остроконечным минаретом, пристроенным к одному из углов дома. Комнаты на первом этаже использовались как подсобные помещения, а на втором этаже проводились религиозные мероприятия.
Аль-Хабар получал деньги на ее строительство и содержание по отработанной схеме — через подставную некоммерческую организацию, зарегистрированную на чужое имя, выполнявшую якобы гуманитарные проекты. Подобных радикальных мечетей с каждым годом возводилось все больше по всей мусульманской части Живицы, вызывая тревогу у общественности.
Исламистам, несмотря на все старания и вкладываемые деньги, не удавалось найти достаточно единомышленников среди жителей Живицы. Большинство живитаров сторонились их, не только потому, что бородатые иностранцы не считались ни с какими законами и могли в любой момент схватиться за оружие, но и потому что их понятия о «правильной» жизни слишком сильно расходились с понятиями местных мусульман.
Женщины в Живице одевались так же, как и все европейки, носили короткие юбки и брюки, что резко осуждалось исламистами, на каждом углу можно было купить алкоголь, что тоже было для них недопустимым (был случай, когда возмущенный боевик даже достал пистолет и несколько раз выстрелил в витрину встретившегося на пути магазина, в котором продавался крепкий алкоголь, по счастливой случайности никого не задев), длинные бороды так же были не в моде среди живитаров, поэтому радикалы выглядели, как белые вороны везде, где появлялись. Однажды, в одном из сел, приверженцы радикального ислама даже набросились с кулаками на местного парня только из-за того, что тот шел по улице, целуя девушку и держась с ней за руки.
Ясного представления, что делать с нежеланными гостями, которые не собирались уезжать домой, у властей Живицы не было. Отношение к исламистам было, как к осиному гнезду, которое боялись тронуть, дабы не разозлить его обитателей, и которое предпочитали обходить стороной, надеясь, что осы будут противно жужжать, но не начнут жалить.
Юг Имагинеры. Вторая половина июля
Около полудня с пустого шоссе, с одной стороны которого до самого горизонта простиралось пшеничное поле, а с другой — зеленый луг, в сторону ближайшего поселка свернул небольшой белый автомобиль. Проехав мимо двух больших фермерских участков, водитель направился к длинному, белому, одноэтажному дому с двумя бараками, стоявшему на самой окраине поселка. Остановившись у калитки, — участок был огорожен ржавой сеткой-рабицей, — он нажал три раза на клаксон, подзывая хозяина выйти и открыть ворота.
Минуты через две из дома вышел мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, полноватый, одетый в джинсы и белую футболку, открыл ворота и впустил легковушку во двор.
— Здравствуй, Акрам, — белый автомобиль остановился сбоку от дома, у одного из бараков, и из него вышел молодой парень лет двадцати четырех, с симпатичным лицом, темными глазами, смуглым оттенком кожи, и густыми черными бровями, — я тут все принес.
— Здравствуй, Махмуд, поездка прошла без сюрпризов? — спросил по-арабски хозяин дома и взял из рук парня три большие сумки.
— Да, меня никто не проследил, — тоже по-арабски, но с заметным имагинерским акцентом, ответил Махмуд, которого на самом деле звали Филипп, и зашел вместе с хозяином в дом.
— Телефон и сим-карты принес?
— Да, Акрам, они у меня в кармане.
— Молодец, заходи в гостиную, я сейчас приду… — хозяин дома понес сумки в кухню, а Махмуд пошел в дальний угол коридора, в гостиную.
Гостиная комната выглядела довольно скромно, с минимальным количеством мебели. Между двумя занавешенными окнами располагался простой бежевый диван в пару с бежевым креслом, у боковой стены стояла одиночная кровать Акрама, накрытая светло-коричневым, льняным покрывалом, а за ней — вентилятор на длинном штативе. Имелся деревянный стол с четырьмя стульями, телевизор, поставленный на маленькую тумбочку, небольшой стол, на котором стоял компьютер, и полуметровый шкаф с двумя дверцами, на одной из которых отсутствовала ручка.
Махмуд, посещавший этот дом не в первый раз, уселся на бежевый диван и начал ждать хозяина, мягко постукивая подошвами кроссовок по протертому паркету.
— Чего нового в Калиопе? — Акрам вошел в комнату с двумя чашками кофе в руках.
— Менты ходят за нами по пятам. Я слышал, что вчера закрыли еще один клуб. Трех наших братьев там арестовали, — под словом «клуб» Махмуд имел в виду одну из подпольных коммун, созданных исламистами после того, как власти Имагинеры закрыли главные центры вербовки в столице — мечеть и центр «Возрождение».
— Кого арестовали? — хозяин дома уселся в кресло возле дивана.
— Аль-Иртифаа и двух его учеников.
— Да, они действительно наступают нам на пятки… А тобой полицейские не интересовались? На допрос не вызывали?
— Нет, Акрам. На меня они еще не вышли.
— Будь осторожен, Махмуд, они могут и на тебя легко выйти. По мобильному телефону лишнего не говори и с интернетом тоже будь осторожен. Они все следят.
— Да, конечно, Акрам.
— Махмуд, у меня для тебя есть задание.
— Я тебя слушаю, — молодой парень напрягся и сжал губы.
— Так как йеменца замочили, — Акрам имел в виду ликвидированного спецназом Мурада Алхасана, — до того, как он передал мне заграничный паспорт, мне нужно сделать новый. Свяжись с Омаром и закажи ему, от моего имени, сделать новый паспорт. Я тебе сейчас дам деньги и фотографии. Лучше всего позвони ему с какого-нибудь таксофона, а то его номера могут прослушиваться.
— Хорошо, Акрам. Но… как ты успеешь пересечь границу?
— Главное иметь при себе документы. Как уехать, я потом придумаю. Пока отсижусь, а потом посмотрим… Кстати, ты тоже старайся без нужды никуда не ходить, а то спецслужбы уже давно закинули удочку и ждут…