— Да, Господин, — улыбнулась девушка сквозь слезы.

— А теперь, вставай рабыня, — приказал я, — спеши к своему владельцу!

— Да, Господин!

Всё так же прижимая к себе остатки своей туники, она встала и, покачиваясь, насколько могла быстро отправилась прочь от досок объявлений.

— Думаю, что она станет превосходной рабыней, — заметил какой-то мужчина, глядя ей вслед.

— Точно, — согласился с ним другой.

Что до меня самого, то я не думал, что они хоть в чём-то не правы. Это — прекрасный момент, когда женщина начинает, осознавать и любить то, чем она является, когда она приходит к пониманию себя самой, и имеет смелость принять это понимание, и тогда от радости трескается лёд покрывавший реку, тают ледники и наступает весна, а она сама начинает любить и встаёт на колени.

— Здесь и сейчас Вы сделали замечательное дело, — сказал мне мужчина.

— Для девушки? — уточнил я.

— Она — всего лишь рабыня, — отмахнулся он. — Я имею в виду то, что было сделано для присутствовавших здесь мужчин.

— О-о, — удивлённо протянул я.

— Вам здесь предоставлялась отличная возможность помочь Косу ещё раз оскорбить мужчин Ара, ещё больше унизить и опозорить их, вынудив проглотить даже дерзость и высокомерие рабыни, тем самым ещё более подчинить и сокрушить их, напомнить им об их несчастной судьбе, их политической и военной слабости, о потере их имущества, их города и гордости, ранить их, нанести ещё один удар их мужеству. Однако Вы этого не сделали. Скорее наоборот, Вы поощрили нас, Вы позволили нам ещё чуть-чуть вырасти в собственных глазах. Слово об этом сегодня вечером пойдёт гулять по всем тавернам!

— Кос этому не обрадуется, — предупредил другой мужчина.

— Опасно в эти времена напомнить мужчинам об их прошлой славе, — признал третий.

— Что, если мы начнём испытывать желание исправить это? — спросил четвёртый.

— Надеюсь, Вы понимаете, насколько опасно для вас то, что Вы здесь сделали? — осведомился третий из них.

— Как получилось, что вы находитесь на службе Коса? — спросил второй, указывая на наши с Марком нарукавные повязки.

— Даже те, кто служат Косу, могут оставаться мужчинами, — заметил я.

— Верно, — признал он.

— Но Вы-то, конечно, из Ара, — предположил первый.

— Нет, — отмахнулся я от такой чести. — Я из Порт-Кара.

— Этого логова пиратов? — удивился второй. — Рассадника головорезов!

— Вообще-то в Порт-Каре теперь есть Домашний Камень, — напомнил я.

— Это уже больше того, что есть у Ару, — вздохнул первый.

— Если Вы из Порт-Кара, — сказал второй, — то я говорю — Слава Порт-Кару!

— Слава Порт-Кару! — прошептал третий.

— Но ваш товарищ точно из Ара, — заявил четвёртый.

— Нет, его товарищ не из Ара, — сердито проворчал Марк. — Я из Форпоста Ара! Слава Форпосту Ара!

— Город предателей? — удивлённо спросил первый.

Рука Марка метнулась к эфесу меча, и я в самый последний момент успел остановить его, схватив за запястье.

— Форпост Ара никогда не был городом предателей! — прорычал мой друг. — Это скорее народ Ара предал нас!

— Достаточно этого, — прошептал я ему.

— Если Вы из Форпоста Ара, — сказал первый, — то я также говорю — Слава Форпосту Ара!

Марк расслабился, и я выпустил его запястье.

— Слава Порт-Кару и Форпосту Ара! — поддержал второй мужчина.

— Да! — воскликну третий.

— Слава Ару, — ответил я.

— Да! — прошептали люди, озираясь вокруг себя. — Слава Ару!

Послышался хруст разрываемой бумаги. Обернувшись, я увидел, как совсем молодой парень сорвал одно из объявлений с доски сообщений. Затем он вытащил нож и, ничуть не смущаясь нашим с Марком присутствием, нацарапал дэльку. Сделав это, он повернулся к нам лицом и, взмахнув ножом, воскликнул:

— Слава Ару!

— Тише, парень, — предупреди я его.

Откуда мне было знать, кто мог его услышать? Шпионы могли быть где угодно.

— Я готов крикнуть это снова! — заявил он.

— Нож — это не более чем нож, — намекнул я, — потому что он не издаёт звука.

— Слава Ару! — проворчал парень и, вложив свой нож в ножны, отвернулся и ушёл прочь.

А мы оценили вырезанную им дэльку.

— Слава Ару! — слышался шёпот в толпе. — Слава Ару!

Меня не могло не порадовать, что не вся молодежь Ара оказалась под влиянием Коса. Похоже, что сердца, по крайней мере, некоторых из них, жёг огонь, называемый патриотизмом. Как тут не вспомнить, что некоторые давая клятву гражданства, поворачивались в сторону далёкого Коса, куда увезли их Домашний Камень. Другие, на улицах и в переулках, могли преподать уроки храбрости старшим.

— Вы рассказывали, — напомнил я мужчине, — про ветерана, которого должны были арестовать для допроса, и который, выхватив спрятанный меч, убил двух косианцев и исчез.

— Да, — кивнул тот.

— Имя его знаете? — спросил я.

— Плиний, — не стал скрывать мой собеседник.

Это мне показалось интересным, поскольку с одним Плинием я был знаком по дельте. Впрочем, в Аре можно встретить много людей с таким именем.

Пожав плечами, я снова взглянул на непокорную дэльку глубоко врезавшуюся в доски.

— Не думаю, что хотел бы оказаться на месте того, кто попадётся рядом с этой дэлькой, — намекнул я, — столь заметной на досках объявлений, и столь свежевырезанной.

— Верно, — послышались понимающие голоса со всех сторон, и толпа быстро рассеялась.

— Честно говоря, я опасаюсь репрессий, — признался Марк, разглядывая дэльку.

— Пока рано, — успокоил его я. — Это противоречит основным принципам политики правительства.

Смысл здесь был в том, что Кос — это друг и союзник Ара, что он и Ар, несмотря на прежние разногласия и ошибочные пути Ара, столь великодушно прощенные теперь, являются братьями. Данный постулат был несовместим с репрессиями. Одно дело обкладывать налогами, обирать и конфисковывать от имени различных прав и моральных принципов, якобы в интересах обеих сторон, и совсем другое, чтобы предписать серьезные репрессии против граждан, предположительно, союзного государства.

— Однако я не сомневаюсь, что рано или поздно, говоря твоими словами, Кос должен выпустить свои когти, — заметил мой друг.

— Боюсь, что так оно и будет, — кивнул я. — Но к тому времени, я надеюсь, Ты уже будешь вне города и с Домашним Камнем Форпоста Ара.

— И когда же Ты начнёшь работать над этой частью своего плана? — сразу заинтересовался он.

— Мы уже над этим работаем, — заверил его я, и тут же, вытягиваясь во фрунт, крикнул: — Хо!

Я приветствовал десяток кадровых косианских солдат появившихся на проспекте.

— Сюда! Сюда! — позвал я их.

Двое из косианцев повернули в нашу сторону и поспешили пересечь проспект.

— Обратите внимание! — сказал я, тыкая пальцем в доску.

— Ещё одна проклятая дэлька! — зло сплюнул унтер.

— И прямо на досках, — поддержал я его возмущение.

— Вы здесь давно? — осведомился он.

— Никак нет, — ответил я.

— Видели, кто это сделал? — спросил десятник.

— Никак нет, — повторил я.

— Трусы сразу разбежались, — проворчал он, оглядывая округу.

— Все они трусливые урты, — бросил его заместитель.

— Это — всего лишь дэлька, — пожал я плечами.

— Их стало слишком много в округе, — поморщился десятник.

— Это — всё, что они могут поделать, — усмехнулся его подчиненный.

Унтер-офицер присмотрелся к дэльке.

— Прорезано глубоко и быстро, — прокомментировал он, — с силой и, вероятно, с ненавистью.

— Не сомневаюсь, что эти знаки — дело рук одиночек, — заметил его товарищ.

— Зато их могут видеть очень многие, — буркнул его командир.

— Ну и чего нам бояться? — пожал плечами косианец.

— Я хочу, чтобы эту доску заменили, — сказал десятник.

— Можем ли мы продолжать наше дежурство? — спросил я у него.

— Да, — бросил тот, даже не посмотрев в мою сторону.

Мы с Марком повернулись и продолжили двигаться на юг по Проспекту Центральной Башни, как мы это и делали первоначально, согласно маршруту патруля.