— Подозреваю, что карьеры Тироса, — предположил я.
— Подозреваю, что теперь в Аре, найдётся много парней готовых предъявить счёт Убаре, — зло процедил юноша.
— Скорее всего, эти аресты дело рук Серемидия и Антония и Высшего Совета, — предположил я.
— Ты что, защищаешь Талену из Ара? — удивился Марк.
— Думаю, не стоит обвинять её больше чем, она того заслуживает, — заметил я, — далеко не за всё она ответственна лично.
— Но ведь её соучастие во всём ясном видно невооружённым взглядом, — заявил он и, не дождавшись моего ответа, добавил: — Она — главная виновница крушения Ара.
— Возможно, — не стал спорить с ним я.
— Она что-то значит для тебя? — поинтересовался Марк.
— Ничего, — мотнул я головой.
Колонна мужчин, подгоняемых стражниками, меж тем прошла мимо нас. Теперь стало видно, что их руки, действительно, были закованы в кандалы.
— Некоторые из этих мужчин, возможно, когда-то занимали высокое положение в городе, — предположил юноша.
— Несомненно, — признал я.
— Кое-кому даже подвесили таблички на шеи, — заметил Марк.
— Я мало знаком с политикой Ара, — пожал я плечами, — так что мне их имена ничего не говорят.
— Имя последнего у колонне я знаю, — сообщил мне мой друг. — Мирий Тор.
Помимо имени на табличке, свисавшей с его шеи, было написано ещё одно слово — «Предатель».
— Кто он такой? — полюбопытствовал я.
— Насколько я понимаю, — ответил Марк, — это, тот самый Мирий Тор, который был исполнительным чиновником Высшего Совета до Гнея Лелиуса, а позже занимал тот же самый пост уже при его регентстве.
— Кажется, я тоже что-то слышал о нём, — кивнул я.
— Последние несколько месяцев он находился под домашним арестом, — добавил молодой воин.
— Похоже, в Центральной Башне теперь совершенно уверены в своей власти, — вынужден был признать я.
— Несомненно, их успех в деле с Домашним Камнем ещё больше поощрил их, — сказал Марк.
— Конечно, — согласился я.
— Ты кажешься расстроенным, — заметил он.
— Ерунда, — отмахнулся я.
Мы провожали взглядом караван заключенных, ушедший на юг проспекту Центральной Башни, пока они не свернули на боковую улицу. Но потом ещё в течение некоторого времени до нас доносилась музыка флейты.
— Что с тобой? — не отставал от меня друг.
— Мне кажется, что ничто уже не сможет пробудить Ар, — вздохнул я.
— Забудь об Аре, — горько усмехнулся Марк. — Мужчины Ара превратились в бесхребетных уртов.
— А ведь этот народ, когда-то был одним из самых сильных и прекрасных в мире, — напомнил я.
— Ар умер в дельте, — сказал юноша.
— Возможно, — признал я.
Пожалуй, в этом предположении молодого воина был смысл.
— Что для тебя Ар? — спросил он меня.
— Ничто, — пожал я плечами.
— Теперь Кос грабит просто безнаказанно, — отметил Марк. — Срывают даже мрамор со стен. И всё это маскируется под абсурдной, показушной риторикой. Это всё равно, как если бы слин притворялся другом верра. А что в ответ на это делают мужчины Ара? Они улыбаются, они спешат расстаться со своим богатством, они каются, они оплакивают свою подлость, они не могут нахвалиться на тех, кто их грабит, они бегом бегут в большие храмы, чтобы пожертвовать им ещё немного. Они жгут свои ворота, они разбирают свои стены, они прячутся в своих домах по ночам. Они приветствуют всё это, в то время как женщины, которые могли бы быть их, направляются в косианские порты. Не волнуйся о них, мой друг. Они не стоят нашего беспокойства.
Я раздражённо посмотрел на Марка. Но тот только улыбнулся.
— Ты сердишься, — заметил он.
— Хо! А ну в сторону, шуты арские! — рявкнул голос.
Это оказался наёмник. Один из двух проходивших мимо нас. Их легко было опознать по синим нарукавным повязкам. Мы посторонились, пропуская эту парочку невеж.
— Вообще-то я не из Ара, — напомнил я Марку.
— Я тоже, — кивнул он.
— Значит, они не имели права так говорить с нами, — сказал я.
— Намекаешь, что мы могли бы убить их? — заинтересовался мой друг.
— Средь бела дня? — уточнил я.
— Возможно, они — хорошие парни, — усмехнулся Марк.
— Возможно, — поддержал его я.
— Но я думаю, что нельзя постоянно позволять подобным соображениям сдерживать себя, — предположил он.
— Верно, — не стал спорить с ним я.
— Похоже, они решили, что улицы принадлежат им, — заметил молодой воин.
— Думаю, это впечатление у них сложилось на основе поведения горожан Ара, — сказал я.
— Конечно, — кивнул Марк.
— Неужели нет ничего, что смогло бы пробудить Ар, — вздохнул я.
— Нет, — отрезал воин.
— Вот если бы Марленус был жив и смог бы вернуться, — сказал я, — это могло бы поднять Ар с колен, и снова сделать его злым и могучим, как разбуженный ларл.
— Если бы Марленус был жив, — махнул рукой Марк, — он бы уже давно вернулся в Ар.
— Тогда никакой надежды нет, — заключил я.
— Нет, — согласился юноша. — Никакой надежды нет.
Я пристально посмотрел на него.
— Ар умер прошлым летом, — развёл он руками. — В дельте.
Мне нечего было ответить ему. Но больше всего я боялся того, что Марк был прав. Некоторое время мы шли молча. Во мне клокотали гнев и ярость беспомощного воина.
Какой-то прохожий, мельком взглянув на меня, поражённо замер, а затем шарахнулся в сторону и постарался поскорее проскочить мимо.
— Ты сердишься, — повторил Марк.
— А разве Ты не сердишься? — осведомился я.
— Возможно, — ушёл он от прямого ответа.
Сзади донёсся топот бегущих ног, взрывы смеха, треск разрываемой ткани и отчаянный женский крик. Группа молодых парней пронеслась по улице. На свою беду, пробегая мимо, они задели и нас тоже, но я успел схватить одного из них за запястье. Используя его инерцию, я направил его по кругу вокруг меня, а затем, выставив правую ногу, сбил его на мостовую. Не давая парню опомниться, я вывернул его запястье далеко назад, заставив заверещать от боли. Ещё доля хорта, ещё малейшее усилие с моей стороны, и кости его запястья просто переломились бы. Почти в тот же момент, краем сознания я отметил, что меч Марка выскользнул из ножен, заставив остальных парней, которых было шестеро, держаться на расстоянии. А ещё я заметил, что молодой воин внезапно оказался в приподнятом настроении. Он просто лучился задором и нетерпением. Он жаждал, чтобы они пошли на него в атаку. Он был полностью готов и даже вожделел пролить чью-нибудь кровь. Впрочем, я сам внезапно с волнением почувствовал, как мои собственные ноздри раздуваются, жадно втягивая в себя воздух Ара, вдруг оказавшийся таким бодрящим и живительным. Видимо нечто в нашем внешнем виде показалось этим парням настолько угрожающим, что они отступили, несмотря даже на то, что их было шестеро против двоих. Их глаза, не отрываясь, словно стрелка компасом, следили за движениями клинка молодого воина. У меня не было сомнений, что Марк просто перережет их, словно верров, стоит им только дёрнуться вперёд. Один из парней, по-видимому, вожак, сжимал в руке кошелёк женщины, сорванный с её пояса, другой держал вуаль. Оглянувшись, я мазнул взглядом по женщине. Она стояла на коленях, похоже сбитая с ног ударом, и прикрывала своё лицо капюшоном, отчаянно пытаясь скрыть его черты от окружающих. Её дикие от страха глаза сверкали из-под ткани капюшона.
— А-ай, больно! — завыл парень, стоявший передо мной на коленях.
Я не обращал на него никакого внимания. Этот уже никуда не денется. Но вот у его приятелей, по крайней мере, у двоих из них были ножи.
— «Косианцы»? — уточнил я у них.
Они принялись удивлённо переглядываться. В последнее время на улицах города стали появляться подобные шайки молодёжи, попросту молодых хулиганов одетых в косианские одежды и постриженных по косианской же моде. Их так и прозвали — «косианцы». Подобное не редкость в местах, где врага боятся. Они словно обезьянничают повадки врага, которого боятся и надеются, таким образом, словно посредствам некой алхимии, получить его силу и успех. Однако этот фарс, по сути своей не больше чем попытка закамуфлировать свою трусость. Зная, что им нечего бояться своих собственных сограждан, они притворяются, что походят на врага, возможно в надежде, что когда-нибудь они дорастут до момента, когда им можно будет не бояться и его тоже. Кроме того, такой подход, костюмы, манеры, позволяют легче привлекать к себе внимание — а что может быть желаннее для того, кто никаким иным способом не может стать достойным внимания. Точно так же такая клоунада, в более серьезных случаях, обеспечивают способ выразить свой протест против собственного общества, отказ от него и презрение к нему. С этой точки зрения, такие действия легко могут быть приняты за одну из вполне понятных, хотя и довольно глупых и неэффективных форм молодёжного протеста. Ну и конечно, такие костюмы могут запугать слабаков, что некоторые, несомненно, оценят как дополнительное преимущество.