Мирон, а теперь я полагал, что это действительно был он, в сопровождении двух офицеров, каждый из которых нёс какой-то пакет, поднялся на платформу.
Серемидий приблизился к нему и, вытащив свой меч из его ножен, повернул его, и протянул Мирону, рукоятью вперёд.
— Мирон не принял меч! — прокомментировал мой сосед.
Действительно, Полемаркос, великодушным жестом, возразил оружие Серемидию, и тот, верховный генерал Ара, вложил его обратно в ножны.
— Ура Ару! Ура Косу! — прошептал мужчина стоявший неподалёку.
Толпа замерла, поскольку в следующий момент Серемидий протянул руку к Талене, и подвёл её к Мирону.
— Бедная Талена, — прошептал какой-то мужчина, не отрывая глаз от склонившей голову женщины.
Дочери побеждённых Убаров часто украшают триумфы своих победителей. Это может быть сделано разными способами. Иногда их, голых и закованных в цепи, ведут у стремени, иногда они идут среди рабынь, держа другие трофеи, золотые сосуды и прочие, иногда их демонстрируют на фургонах или телегах, держа в клетке с самкой верра или тарска, и так далее. Почти всегда их публично и церемониально порабощают, либо до, либо по окончании триумфа, или в их собственном городе или в городе завоевателя. Мирон, однако, низко поклонился Талене, возможно, таким образом, отдавая должное благородству и величественности её статуса, статуса свободной женщины.
— Ничего не понимаю, — буркнул Марк.
— Подожди, — сказал я ему.
— Он что, даже не будет её раздевать, и заковывать в цепи? — озадаченно спросил мой друг.
— Смотри, — отмахнулся я.
— Она же должна быть в его палатке, в качестве одна из его женщин, ещё до заката, — заметил он.
— Смотри, — повторил я.
— Нет, возможно, конечно, что он хочет сохранить её для садов удовольствий Луриуса из Джада, или для конур его домашних рабынь, если она окажется не достаточно красива для садов удовольствий, — предположил Марк.
— Подожди ещё немного и сам всё узнаешь, — посоветовал я.
Талена, мне ли не знать, была изумительно красивой женщиной, с кожей оливкового оттенка, тёмными глазами и волосами. Я нисколько не сомневался, но что она вполне достойна садов удовольствий любого Убара, и даже если бы на чей-то вкус она имела не совсем то качество, то она всё равно оказалась бы там. Исключения зачастую делаются для особых женщин, например для бывших врагов, и у меня было мало сомнений, что такое исключение было бы сделано для дочери Убара, или той, которая считает себя таковой. Просто нужно помнить и то, что содержание в саду удовольствий не обязательно всегда рассматривается только в одном свете. Например, в таком саду могут содержаться женщины, которые являются, в некотором смысле, прежде всего трофеями. Конечно, Талена могла бы рассматриваться, скажем, с точки зрения Луриуса из Джада, именно как такой трофей. В действительности, есть мужчины, которые, являясь в душе скорее коллекционерами, используют свои сады, главным образом, для размещения своей коллекции, например, различных типов женщин, отобранных, возможно, прежде всего, глазами в качестве иллюстрации и показа, различных форм женской красоты, или даже их уникальных или редких клейм.
Мирон, выпрямившись, обернулся к одному из своих сопровождающих, каждый из которых держал по мешку.
— Что лежит в его мешке? — шёпотом поинтересовался кто-то.
— Рабские наручники, кандалы и прочие подобные вещи, — проворчал его сосед.
— Нет, смотрите! — воскликнул первый.
— Ой! — удивился Марк.
Мирон вытащил из мешка, услужливо подставленного одним из его товарищей, блеснувшую на солнце вуаль. Вытряхнув этот предмет, он продемонстрировал его толпе.
— Это — вуаль свободной женщины! — послышался обрадованный голос.
Полемаркос тут же вручил вуаль Талене, принявшей её с благодарностью.
— Ничего не понимаю, — пробурчал мой друг.
— Наверное, это будет все, что ей дадут, — сердито высказался мужчина.
— Точно, эта такая косианская шутка, — поддержал его другой, — а потом они сорвут это с неё, когда пожелают.
— Косианский слин, — прошипел третий.
— Мы должны бороться, — потребовал четвёртый.
— Мы не можем, — осадил его пятый. — Это безнадежно.
Четвёртый только разочарованно застонал.
Однако Мирон на этом не остановился, и, из того же самого мешка, вынул набор украшенных одежд сокрытия и, снова показав их толпе, как уже сделал это с вуалью, передал их Талене.
— Почему они дают ей эти предметы одежды? — осведомился какой-то горожанин.
— Это — косианские одежды, — заметил другой.
— Возможно, они считают, что Луриус из Джада должен быть первым, кто увидит её полностью в его апартаментах удовольствий, — предположил третий.
— Горе — Талене, — пошептал четвёртый.
— Горе — нам, горе — всему Ару! — простонал пятый.
— Мы должны бороться, — снова послышался решительный голос.
— Это безнадежно! — опять осадил его менее решительный горожанин.
— Нет, смотрите! — указал кто-то. — Он снова кланяется ей. Мирон Полемаркос согнул спину перед нашей Таленой!
Талена тоже склонила голову, как будто несколько застенчиво и с благодарностью, перед косианским командующим.
— Она принимает его уважение! — воскликнул кто-то.
— Кажется, что теперь она хочет уйти, — прокомментировал другой голос.
— Бедная скромная маленькая Талена! — посочувствовал третий.
Безусловно, могло показаться, что теперь Талена, одолеваемая скромностью, и благодарно прижимавшая к себе одной рукой полученные наряды, другой рукой пытавшаяся натянуть ниже белые одежды, чтобы полностью скрыть свои приоткрытые щиколотки, собиралась покинуть платформу.
Рука Серемидия однако мягко остановила её движение.
— Скромная Талена! — воскликнул кто-то.
— Она же не рабыня, — проворчал другой, сердито блеснув глазами на одетую только в короткую рабскую тунику Фебу, которая испуганно ещё плотнее прижалась к Марку.
— Сейчас Мирон будет говорить, — послышался мужской голос из толпы.
Полемаркос повернулся лицом к переднему пандусу платформы. Гней Лелиус, прикованный цепями стоя на коленях, находился впереди и справа от него.
Встав на краю платформы, и выдержав драматическую паузу, Мирон заговорил. Голос у него оказался ясным, сильным и звучным. Акцент был косианским, конечно, но у него, как у представителя высшей касты этот акцент был понятен всем. Кроме того, он старался говорить отчётливо и медленно.
— От имени моего Убара и вашего друга, Луриуса из Джада, — начал он, — я поздравляю всех вас.
Затем он повернулся к Талене, стоявшей немного позади него, с рукой в руке Серемидия, который делал вид, что предоставляет ей необходимую доброжелательную поддержку в такой волнительный момент.
— Прежде всего, — продолжил Мирон, — я передаю поздравления Луриуса из Джада Талене из Ара, дочери Марленуса, Убара Убаров!
Талена склонила голову, принимая поздравления.
— Ура Косу! — закричал мужчина в толпе.
Мирон снова повернулся к толпе.
Я нисколько не сомневался, что у этого начального впечатляющего приветствия Талены, имелось свое значение. Кроме того, я отметил, что она воспринималась Косом как дочь Марленуса Ара, несмотря на то, что сам Марленус от неё отрёкся. Конечно, признавая её дочерью Марленуса, Кос недвусмысленно давал всем понять, что он, скорее всего, не будет выдвигать каких-либо возражений, если она, или другие от её имени, предъявят свои претензии относительно престолонаследования в Аре. Помимо этого, хотя я и не думал, что сам Луриус из Джада признавал Марленуса Убаром Убаров, поскольку он, как мне кажется, давно примерял этот титул на себя, эта ссылка оказалась разумной со стороны Мирона. Это был ясный посыл патриотическим чувствам в Аре. И, естественно, эта ссылка на Марленуса, должна была подсветить образ самой Талены, которая таким образом исподволь характеризовалась как дочь Убара Убаров.
— Мои поздравления, также, — продолжил свою речь Мироном, — нашим друзьям и братьям, благородному народу Ара!