— Ты изменил мне! — прорыдал Аппаний.

Марк озадаченно уставился на меня. Я только усмехнулся и пожал плечами. Если я оказался неправ относительно одного, казавшегося мне несомненным, то почему Марк не мог бы попасть впросак относительно другого.

— Вероломный раб! — стенал Аппаний.

По телу Лавинии прошло несколько самых противоречивых оттенков. По-видимому, за мгновение до того, как сюда ворвался Аппаний, оно было порозовевшим от возбуждения, любви и удовольствия, как вдруг поражённая и униженная тем, что её застали за столь предосудительным занятием, её кожа стала пунцово-красной от стыда буквально от головы до кончиков пальцев ног. А затем, почти немедленно, от охватившего женщину ужаса от осознания того, что она теперь оказалась в роли пойманной рабыни, уязвимой и беспомощной, во власти такого мужчины как Аппаний, её бывший владелец, кровь отлила от кожи, заставив тело побелеть. Когда-то одного её робкого касания некого раба, хватило, чтобы её отослали работать в поле, а теперь она попалась голая в его руках.

— Как Ты мог так со мной поступить? — завопил Аппаний.

Даже с нескольких шагов было заметно, что соски Лавинии всё ещё оставались твёрдыми. Они выглядели очень соблазнительно.

— Как Ты мог так со мной поступить? — страдальческим голосом спросил Аппаний.

Но его раб не отвечал на вопросы своего хозяина.

На мой взгляд, он задал глупый вопрос. И так ясно, что причина была в Лавинии, изящной, обнажённой, соблазнительной даже сейчас, когда она была смертельно бледной и спрятанной под сетью. Когда-то я сказал ей, что она могла бы возбудись даже скалу. Так вот, похоже, я тогда преуменьшил её способности.

— Как! Как! — надрывался Аппаний.

Пожалуй сеть не только не портила привлекательности Лавинии, а даже усиливала её. Признаться, меня самого охватило дикое желание выпутать её оттуда и немедленно использовать.

— Уверен, это не трудно понять, — заметил Марк. — Она слишком соблазнительна.

Честно говоря, я сомневался, что с его стороны было разумным делать такое замечанием в данный момент. Но, с другой стороны, кто я такой, чтобы его осуждать?

— Господин, нет, Господин! — закричал Мило.

Это Аппаний, с яростным криком, схватил свой посох обеими руками, и со всего размаха ударил им раба по плечу. Затем удары посыпались один за другим, по спине, по плечам, по рукам.

Рабыня отчаянно зарыдала, и, похоже, попыталась, пробраться под сетью, чтобы оказаться между Мило и палкой, но мужчина сам изо всех сил удерживал её за собой, прикрывая от ударов своим телом. Признаться, меня это заинтересовало. Восемь раз сокрушительных ударов посоха обрушилось на раба. Через мгновение после каждого на его теле появлялись длинные тёмные полосы. Причём, это были единственные отметины на его коже, что позволяло заключить, что Мило был весьма избалованным рабом. До Аппания, наконец, дошло, что его невольник защищает женщину и, возмущенный этим, он рванулся на другую сторону кровати, чтобы ударить и её тоже. Однако Мило в очередной раз повернулся, подставляя свою спину.

— Нет! — выкрикнул он.

В результате Аппанию, с криками ярости, снова пришлось кружить вокруг кровати, в надежде улучить момент и достать палкой до Лавинии. В конце концов, актёр окончательно запутался в сети и оказался больше не в состоянии защитить свою любовницу.

— Это — моя вина! — закричал он. — Только я виноват! Не бейте её!

Его крики только добавили ярости Аппанию, и тот зло ткнул своим посохом Лавинию. Женщина вскрикнула от боли.

— Нет! — заплакал Мило. — Не делайте ей больно!

Но вошедший в раж Аппаний уже замахивался посохом, чтобы снова ещё раз ткнуть рабыню. Однако в этот раз я успел перехватить палку и отвести удар в сторону от рабов. Рабовладелец сколько не пытался, но так и не смог вырвать своё посох из моих рук. Тогда он просто зарыдал от расстройства. Причём его слуги даже не попытались воспользоваться своими палками, чтобы наказать рабов лежавших на кровати, ни прийти на помощь своему работодателю. Подозреваю, что не малую роль в их пассивности сыграло их ощущение явной готовности Марка к кровопролитию. А ведь они даже не знали того, что он собирался покинуть город этим вечером, то есть у него вообще не было никаких сдерживающих факторов.

— Как видишь, — сказал я Аппанию. — Я был прав.

— Это она совратила его! — закричал на меня тот.

— Ерунда, — отмахнулся я, хотя, конечно, сторонний наблюдатель, скорее всего, признал бы, что в его утверждении могла быть большая доля правды.

— Аппаний! — окликнул его Мило.

— Не смей произносить моё имя, обращаясь ко мне, раб! — взвыл Аппаний.

— Простите меня, Господин! — вздохнул парень.

Я даже выпустил посох Аппания. Раб посмел обратиться к хозяину по имени! Безусловно, возможно, он привык делать это в прошлом, но это ни в коем случае не могло служить ему оправданием или разрешение поступать так смело в будущем. Пришло время рабу изучить свой статус, пора было брать его в руки.

Ещё пять раз рабовладелец взмахнул палкой, вышибая слезы из-под сжатых век наказанного раба.

— Пожалуйста, Господин, — прорыдала Лавиния, — не позволяйте ему так бить его!

— Ты что, не слышала? — поинтересовался я. — Он произнёс имя владельца, обращаясь к нему. Он должен быть наказан, как любой провинившийся раб.

— Пощадите! — взмолилась она.

— Заткнись, рабыня, — недовольно бросил я.

— Да, Господин, — всхлипнула женщина.

Ещё дважды посох обрушился на раба, который теперь, окончательно запутавшись в сети, мог только дрожать и плакать. Аппаний, что интересно, тоже плакал. Однако, когда она направил свой посох на Лавинию, я снова перехватил его, заявив:

— Нет. Её наказание — моя прерогатива.

— Я должен был выслать её из города в первую же ночь, после того, как она стала принадлежать мне, — прорычал он, — отрезав ей уши и нос.

Услышав такое, Лавиния, по-прежнему находившаяся в объятиях раба, задрожала.

— Но теперь она не тебе не принадлежит, — напомнил я. — Она — моя.

— Соблазнительница! — прошипел на неё мужчина.

Женщина сжалась под его ненавидящим взглядом, словно стараясь сделаться ещё меньше, чем была.

— Если Ты внимательно слушал, — заметил я, — Ты должен был услышать, что твой раб признал свою вину в этом вопросе. Понятно же, что это он вскружил голову моей маленькой Лавинии.

— Да Ты только посмотри на неё! — воскликнул Аппаний. — Посмотри на эту холёную соблазнительную маленькую голую шлюху в ошейнике! Ты действительно думаешь, что в этом вопросе она может быть невиновной?

— Ну, возможно, она немного виновата, или, по крайней мере, её пышные рабские формы, — осторожно признал я.

— А Ты туда посмотри, туда, — ткнул пальцем Аппаний. — Видишь, там на столе около кровати вино и конфеты? Ты всё ещё сомневаешься, что это было подстроено?

— Интересный момент, — кивнул я.

— Шлюха! — позвал Аппаний.

— Да, Господин! — откликнулась Лавиния.

— Эти вещи, — указал он, — или деньги, на которые они были куплены, происходят из запасов твоего хозяина?

— Да, Господин, — прошептала рабыня.

— Вот видишь! — воскликнул мужчина.

— Да, — не стал отрицать я.

— Простите меня, Господин! — сказала мне Лавиния.

— Ты ещё сомневаешься относительно её вины? — осведомился Аппаний.

— Нисколько, — ответил я.

— Это я один во всём виноват, — вдруг заявил Мило.

— Он заговорил без разрешения, — заметил я. — Кроме того, в свете твоего расследования, он солгал.

Аппаний, под завывания Лавинии, ударил своего раба ещё два раза за то, что тот заговорил без разрешения, и потом добавил два удара за ложь. Избитый Мило застонал.

— Вытащите его из сети, — сердито приказал Аппаний своим людям, — и закуйте его в цепи.

Уже через пару мгновений раб лежал на животе на мехах, скованный цепями по рукам и ногам. Кроме того, на его шее сомкнулся тяжёлый ошейник, к которому была прикреплена цепь поводка. Затем, мужчину грубо сдёрнули с кровати и поставили на колени у ног его владельца. Лавиния, всё ещё остававшаяся в сети, поднялась на колени прямо на кровати. Подойдя к ней, я выпутал её и отбросил сеть в сторону. Испуганная рабыня тут же соскочила с кровати и встала на колени около меня.