Да, вынужден был признать я, это можно понять. Рабыня, в конечном итоге, несмотря на всю её красоту, остаётся рабыней, уязвимой и абсолютно беспомощной собственностью своего хозяина.

— Пожалуйста, Господин, — попросила она.

— У тебя неплохо получается подлизываться и умолять, — усмехнулся я.

Женщина оторвалась от своего занятия и посмотрела на меня снизу вверх.

— Подозреваю, что Ты научилась этому ещё в первые дни своего рабства в доме Аппания, — предположил я, — возможно выпрашивая пищу.

— Я умоляю вас! — простонала рабыня, но я просто стоял и смотрел на неё с высоты своего роста. — Конечно же, господин понимает, о чём я прошу.

— О-оу, — протянул я.

— Прикажите мне раздеться, — сквозь слёзы проговорила я. — Там по другую сторону кадки есть тень. Там земля не такая горячая. Вам не понадобится одеяло или покрывало. Уложите меня там спиной на землю!

Но я никак не отреагировал на её предложение.

— Если Вы хотите, — добавила она, — я буду служить вам здесь, прямо на горячей земле, под палящим солнцем.

— Полюбуйся на умоляющую рабыню, — прокомментировал я, обращаясь к Марку.

— Да уж вижу, — усмехнулся он.

— Пожалуйста, — всхлипнула Лавиния.

— Встань на колени вон там, — указал я на место рядом с коромыслом и вёдрами около кадки.

Женщина, быстро вскочив на ноги, метнулась к указанному месту и встала там на колени. Я же поднял коромысло, которое, как я уже упомянул, было просверлено в трёх местах. Одно отверстие имелось в центре, и по одному у концов. Рядом с отверстиями на коромысло предусмотрительно были намотаны кожаные шнуры, которые я тут же размотал.

— Господин? — удивлённо пробормотала рабыня, когда я водрузил коромысло ей на плечи. — Господин!

Затем, воспользовавшись центральным шнуром, я привязал коромысло к её шее. После этого я сделал то же самое с её руками, закрепив их к концам получившегося ярма. Немного отстранившись, я оценил полученный результат. Рабыня была закреплена в ярме, с широко расставленными руками.

— Как Ты, наверное, помнишь, — сказал я, — Ты заслужила наказание дважды, один раз за ложь, за что тебе досталась всего лишь пара пощёчин, нелепо несерьёзное наказание за столь серьёзный проступок, а второй раз за то, что посмела предположить, что мужчину может не интересовать ответ на вопрос, который он задал.

— Простите мне, — тут же взмолилась она.

— Твоей обязанностью является, отвечать на вопросы точно и с требуемой полнотой, — напомнил я, — а не комментировать уместность или правомочность этих вопросов.

— Да, Господин, — сказала она.

— Я вижу, что твои потребности по-прежнему никуда не исчезли, — заметил я.

— Да, Господин! — обнадежено воскликнула Лавиния. — Но я беспомощна!

Женщина немного покрутила и покачала головой в пределах позволенных её кожаной петлёй. Затем, она также пошевелила руками, беспомощно удерживаемыми на концах ярма.

— Подозреваю, что Ты знаешь, что женщина может быть использована и в ярме, — предположил я.

— Да, Господин! — утвердительно кивнула рабыня.

В действительности, бывает довольно приятно использовать женщину в таком положении. Также, невольниц, обездвиженных подобным образом, иногда отдают полевым рабам, чтобы те могли развлечься с ними так, как им захочется. Однако в данном случае я пришёл к выводу, что с прекрасной рабыней, замершей перед нами, этого ещё не делали, по крайней мере, пока. Её всего лишь пару раз привязывали к столбу для удовлетворения потребностей мужчин. Кстати, обычно для этого, девушку после наступления темноты просто запихивают в общую клетку, где её используют, передавая от одного мужчины к другому.

— Но это не входит в наши намерения, — сообщил ей я.

— Господин? — удивлённо уставилась на меня Лавиния.

И я подвесил одно из вёдер с водой на коромысло, отчего женщина склонилась вбок. Затем, я взял второе ведро и поместил его на другой конец коромысла. Рабыня согнулась под тяжестью двух вёдер и заплакала.

— Каково будет моё второе наказание? — глотая слёзы, спросила она.

— Встань, — приказал я.

Ей пришлось приложить немалое усилие, чтобы подняться на ноги. Даже стоять вертикально у женщины получалось с трудом. Она то и дело покачивалась и дрожала.

— Разве я не должна буду служить вам? — поинтересовалась рабыня.

— Нет, — ответил я и, заметив в её взгляде непонимание и муку, пояснил: — Это — твоё второе наказание.

Лавиния зажмурила глаза, отчего скопившиеся в них слёзы, ручейками побежали по щекам.

— Я не свободная женщина! — простонала она. — Я — рабыня. Я нуждаюсь в вашем прикосновении!

— Это — второе наказание, — повторил я.

— Пожалуйста, пожалуйста! — взмолилась невольница, не открывая глаз.

— Ты отвергнута, — сообщил я ей.

— Пожалуйста, Господин! — заплакала она.

— Поворачивайся и занимайся своим делом, — приказал я, — полевая рабыня.

Она сделала несколько шагов от кадки, покачиваясь под весом двух больших вёдер, бывших для неё значительной тяжестью, и обернулась, бросив на нас жалобный взгляд.

— Пошла прочь, полевая рабыня! — крикнул я, сопровождая слова взмахом руки.

— Да, Господин, — зарыдала женщина и отвернулась.

Некоторое время мы смотрели ей вслед. Рабыня медленно шла через поле, время от времени покачиваясь под прижимавшим её к земле грузом.

— Как Ты смог это сделать? — усмехнувшись, поинтересовался Марк.

— Отхлестать по щекам? — озадаченно уточнил я.

— Нет, конечно, — засмеялся он. — Это был пустяк.

— Ей так не показалось, — заметил я.

— Она легко отделалась, — пожал плечами мой друг.

— Верно, — согласился я.

— Не сомневаюсь, что со временем она будет с благодарной дрожью вспоминать о том, как легко в этот раз она была наказана, — сказал он.

— Даже несмотря на ту лёгкость, с какой она сегодня практически избежала наказания, — заметил я, — не думаю, что ей скоро придёт в голову мысль о том, чтобы врать свободному мужчине.

— Не буду с тобой спорить, — покачал головой Марк.

— А как поступил бы Ты сам? — осведомился я, запрыгнув в седло.

— Выпорол бы её ремнём, — ответил юноша.

— А если бы это была Феба? — уточнил я.

— Феба отлично знает, что лгать нельзя, — проворчал юноша.

— Но если бы это всё же была она? — настаивал я.

— Многочисленные наказания, — пожал он плечами, — в течение нескольких последующих дней.

— А что Ты имел в виду, — полюбопытствовал я, — когда спросил, «Как я смог это сделать»?

— Послать её на работу, — объяснил Марк, — вместо того, чтобы бросить на спину и использовать.

— Как Ты можешь говорить подобное, — спросил я, — подразумевая прежнюю свободную женщину, Леди Лавинию из Ара?

— А серьёзно никак нельзя, — буркнул мой друг.

— Разве это не было милосердно? — осведомился я.

— Конечно, нет, — заявил он.

— Даже в качестве наказания? — уточнил я.

— Всё равно, нет, — проворчал он.

— Поясни, — предложил ему я.

— Ты доминировал над ней, заставил её почувствовать свою женственность и своё отношение к мужчинам, — сказал Марк, — а затем, когда её живот был готов, ныл, горел в огне, беспомощно дёргался, Ты просто послал рабыню работать.

— А что бы Ты сам сделал на моём месте? — поинтересовался я.

— Ничего столь бессердечного и столь жестокого, — ответил юноша.

— Мы говорим о втором наказании, — напомнил я.

— Конечно, — кивнул он.

— Что, тогда? — не отставал от него я.

— Ну, я бы выпорол ей, — пожал плечами молодой воин. — Потом повалил бы её в землю, дав ей почувствовать тяжесть моей ноги. Да много чего мог бы. Но в конце, когда я того пожелал бы, я обязательно поставил бы рабыню на колени, головой к земле, и использовал бы её.

— Таким способом? — уточнил я.

— Конечно, — заверил меня он.

— Ясно, — усмехнулся я.

— Рабыни понимают такое обращение, — заверил меня Марк.

— Конечно, — не стал спорить с ним я.