— Вы уже забрали рубин на цепи, что был на моём лбу, жемчуг, который был в моих волосах, — страстно прошептала я. — Получили монеты, брошенные посетителями на сцену, и собранные мною для Вас. Ожерелье, пояс, украшения, рабские бусы, колокольчики уже в коробке! На моём теле остался только шёлк! Вы же хотите забрать его у меня!

На лице Мируса появилась мечтательная улыбка.

— Сорвите с меня шёлк, — предложила я. — Возьмите меня прямо здесь, на полу, в коридоре! Я готова! Я умоляю об этом!

— А как насчёт, проверить монеты, — напомнил он.

— Конечно, Господин! — всхлипнула я, понимая, что мужчина только что напомнил мне, что я — рабыня.

— Открой рот, — скомандовал он.

Его палец быстро и умело пробежался по всем закоулкам моего рта. Мирус отличался педантизмом. Ещё ни разу он не пропустил моего обыска на предмет утаённых монет.

— Стой спокойно, — велел он.

— Да, Господин, — отозвалась я.

Мне рассказывали, что некоторые девушки иногда пытаются проглотить мелкие монетки. Лично мне кажется, что это глупостью. Ведь в этом случае, монета может быть достаточно легко и быстро извлечена из её тела такими простыми и весьма неприятными способами, как вызов рвоты или слабительным. Кроме того в случае малейшего подозрения её экскременты могут быть подвергнутым внезапной проверке. Но даже если ей сильно повезёт и удастся утаить монету, то остаётся вопрос, зачем она ей нужна? Обычно у рабыни мало шансов воспользоваться ей. Кроме того крайне трудно найти место, чтобы спрятать такие объекты в клетке или конуре. Не стоит забывать и о том, что невольница постоянно находится под наблюдением, того или иного рода. За ней присматривают и свободные люди, и другие рабыни. И последнее, если кто-либо, например, торговцы, стражники или любой свободный человек заметит, что у неё имеется монета, или тем более монеты, то женщина должна быть готова к тому, чтобы иметь безукоризненное объяснение этой странности, которая, скорее всего, будет сообщена её хозяину. В большинстве городов рабыням запрещено даже касаться денег, за исключением ситуации, когда ей это по той или иной причине это позволено или приказано. Им просто не могут принадлежать деньги, точно так же, как и любому другому виду домашних животных.

Я замерла перед Мирусом, глядя на него сквозь слезы обиды, заполнившие мои глаза.

— Чем это Ты тут занимаешься? — поинтересовался Хендоу, внезапно подошедший из глубины коридора.

Я, даже не задумываясь, упала на колени и уткнулась головой в пол перед своим господином. Но руки я по-прежнему держала сзади, не забывая, что всё ещё связана желанием мужчины.

— Она танцевала, — пояснил Мирус. — Мы только что закончил её проверку на предмет утаённых монет.

— Подними голову, — приказал мне Хендоу.

Я немедленно выпрямилась, приняв предписанную мне позу, широко разведя колени, но держа руки за спиной. Женщина перед мужчинами, рабыня перед рабовладельцами.

— Полагаю, что все монеты сосчитаны, — заметил мой господин.

— Честно говоря, ещё считал, — признался Мирус.

— А почему она до сих пор не в зале? — спросил Хендоу.

— Сегодня вечером она больше не должна выходить в зал, — пожал плечами Мирус, — если только Вы не захотите послать её туда.

— Это согласно твоему графику? — осведомился Хендоу.

— Да, — кивнул Мирус.

— Ну, тогда ладно, — кивнул Хендоу, и, откинув занавес, вышел в зал.

— Встань, — приказал мне Мирус.

Я снова оказалась перед ним, всё так же держа руки за спиной. Мужчина окинул меня пристальным взглядом. Я немного выпятила грудь и отвела руки назад, подчеркивая свою фигуру.

— Пожалуйста, — всхлипнула я.

— Ты должна вернуться в рабский подвал, — сообщил мне Мирус, — и занять место в своей конуре.

— Но сейчас я ещё не нахожусь в своей конуре, — надулась я.

— И где же Ты сейчас находишься? — полюбопытствовал он.

— В Ваших руках, — ответила я.

— Не думаю, что Хендоу обрадуется тому, что я задержу тебя, — усмехнулся мужчина.

— Любой из работающих на него мужчин имеет право использовать меня, — напомнила я, — а Вы — один из его мужчин.

— Верно, — кивнул он.

— Разве Вы не вызовете меня в свою комнату сегодня вечером? — жалобно спросила я.

— Возможно, будет лучше, если я воздержусь от этого, — задумчиво сказал Мирус.

— Как будет угодно Господину, — безразлично сказал я, пожимая плечами.

Конечно, убрать руки из-за спины я не отважилась.

Мужчина, насмешливо посмотрел на меня, и я надменно вскинув голову, отвела от него взгляд. Конечно, он меня пока не прогнал от себя, и надежда во мне ещё теплилась. Я не могла видеть его глаз, но предположила, что он мог сейчас рассматривать вопрос о необходимости моей порки. Причём, для этого ему даже не требовалось какого-либо повода, достаточно было просто его прихоти.

— Похоже, кто-то тут думает, что она — свободная женщина? — предположил Мирус.

— Нет, Господин, — ответила я.

— Да, — протянул он, — а мне почему-то показалось, что Ты могла бы подумать именно об этом.

— Нет, Господин, — заверила его я. — У меня нет подобных заблуждений относительно своего статуса.

Уверена, он в этот момент смотрел на меня. И у меня не было ни малейшего сомнения, что смотрел он на меня, как на рабыню.

— Я могу идти? — спросила я.

— Ты бы остереглась, рабыня, — предупредил Мирус.

— А что если, я спрятала монету в своём топике? — предположила я. — Или в складке моего рабского шёлка?

— Ты это серьёзно? — удивленно спросил он. — Что-то я сомневаюсь.

— А откуда Вы знаете наверняка, если не проверили? — спросила я.

— Ты неплохо выглядишь в рабском шёлке, — заметил Мирус.

— Спасибо, Господин.

— Но без него Ты выглядела бы куда лучше, — усмехнулся он.

— Да, Господин, — признала я.

Мужчина медленно протянул руки к тыльной стороне моей шеи, и не торопясь развязал узел алого шёлкового топика. Потом, также неспешно стянул его с меня. Я придвинулась к нему так близко, как только было можно, не дотрагиваясь до его тела. Я пока не смела прикоснуться к нему.

Мирус чуть наклонился вперед и, прикрыв глаза, вдохнул аромат моих духов. Это были духи того рода, которые никогда ни одна свободная женщина на Горе не использовала бы ни при каких обстоятельствах. Это были рабские духи. Такие духи словно кричат мужчинам: «Это — рабыня. Используйте её по своему желанию».

— И где теперь твоё высокомерие? — поинтересовался он.

— Его нет, — ответила я.

— Я вижу слёзы в твоих глазах, — заметил Мирус.

— Мои потребности сильнее меня, — призналась я, — я беспомощна перед ними.

Мужчина поднял руку, разжал пальцы, и лёгкий лоскут шёлка плавно спланировал на пол к его ногам.

— Ты можешь встать на колени, — усмехнулся он.

Мне не требовалось второго приглашения. Я оказалась перед ним на коленях, и подняла на него взгляд полный надежды и тоски.

— Говори, — приказал мне Мирус.

— Я, Дорин, рабыня, прошу господина использовать меня, — торопливо проговорила я.

Он надменно, сверху вниз посмотрел на стоящую перед ним на коленях и ёрзающую под его взглядом рабыню, страдающую от неудовлетворённости и изо всех сил пытающуюся удержать руки за спиной.

— Ты готова, не так ли? — осведомился Мирус.

— Да, Господин! — воскликнула я и, всхлипнув, попросила: — Пожалуйста, господин, дотроньтесь до меня!

— Ты умоляешь меня об этом? — уточнил он.

— Да, Господин! — простонала я. — Я умоляю об этом!

— С тех пор, как я впервые увидел тебя, с того самого момента, когда размотал транспортировочное одеяло обнаружив в нём тебя, беспомощную, в рабских наручниках, с того самого момента, как Тебя доставили в этот дом из Рынка Семриса, я мечтал о том, что однажды Ты станешь настолько горячей и переполненной потребностями, что будешь стоять передо мной на коленях и умолять о моём прикосновении.

Признаться, я была удивлена и обрадована тем, что услышала это признание, от столь сильного и властного мужчины, каким был этот гореанин, правая рука Хендоу, моего господина. Конечно, мне доставило удовольствие то, что он нашел меня привлекательной в первые же минуты моего здесь нахождения. Но это, ни в малейшей степени не уменьшило тех отчаянных потребностей, что бушевали во мне. Это не снизило того напряжения, что заставляло ёрзать моё тело. Это нисколько ни ослабило, ни успокоило моих страданий. Я по-прежнему стояла перед ним на коленях, беспомощная перед ним и своими желаниями.