— Так Ты не помнишь, ничего такого, что могло вызвать недовольство Хендоу? — ещё раз перепросил Мирус.

— Я так не думаю, — ответила я.

— Именно так я и подумал, — кивнул он словно своим мыслям. — Значит, это делается просто для того, чтобы улучшить тебя, сделать тебя ещё желаннее.

— Пожалуйста, Господин, — взмолилась я. — Я всего лишь беспомощная рабыня. Что собираются сделать со мной?

— Хендоу собирается проникнуть тебе уши, — наконец, сказал он.

Я недоверчиво уставилась на него.

— Это правда, — с сочувствующим видом сказал он.

Теперь мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не расхохотаться.

— Что с тобой? — удивлённо спросил он, заметив мою реакцию.

Я всё-таки не выдержала и хихикнула.

— Не понял, — опешил мужчина и с глупым видом заморгал глазами.

— И это — всё? — на всякий случай уточнила я.

— Всё? — совсем обалдев, переспросил он. — Разве Ты не понимаешь всей серьезности этого?

— Но я сама всегда хотела проникнуть уши, — призналась я. — Просто никак не могла набраться храбрости.

— Ты хотела этого? — ошеломлённо повторил Мирус.

— Ну да, — кивнула я.

— Вот это рабыня! — кажется, он даже задышал тяжелее от восхищенья.

— А в чём дело-то? — спросила я.

Безусловно, я была рабыней, и не только внешне, но внутренне, в моём сердце, причём в этом мире, желала ли того или нет, по всем нормам местного законодательства.

— Надеюсь, Ты понимаешь что, если с тобой будет сделано такое, — наконец смог выговорить Мирус, — то после этого ни один мужчина не сможет смотреть на тебя иначе, чем как на рабыню!

— А я кто? — смеясь, утонила я. — Я и есть рабыня.

— Но ведь это же — варварство, — напомнил он.

— Возможно, — пожала я плечами.

— Но как возбуждающе, Ты будешь выглядеть с проколотыми ушами! — воскликнул Мирус.

Я довольно улыбнулась.

— Так Ты не возражаешь? — поинтересовался мужчина, всё ещё с недоверием в голосе.

— Нет, конечно, — заверила его я.

— Хм, интересно, — хмыкнул он. — Я кстати слышал, что после того как это уже сделано, очень немногие девушки по-прежнему выражают неудовольствие этим. В действительности, большинство взволнованы тем, что их уши проколоты, и стремятся продемонстрировать себя мужчинам в своём новом статусе. Они даже восхищаются и упиваются новыми украшениями, которые так возбуждающе улучшили их внешность.

— Я могу их понять, — кивнула я.

— А Ты можешь себе представить то фантастическое разнообразие и множество новых украшений, которое становится для них доступным?

— Да, Господин.

— Насколько же красивой Ты будешь в таких украшениях!

— Я надеюсь, что Господин будет мною доволен, — сказал я.

— А я надеюсь, что Ты понимаешь ту опасность, которая может быть связана с проколотыми ушами, — заметил Мирус

— Опасность чего, Господин? — несколько испугалась я.

— Опасность, связанная с тем, что Ты станешь ещё желаннее для сильных мужчин, — объяснил он.

— Я понимаю, — кивнула я и задумалась.

Конечно, я осознавала, что такие вещи как моя одежда, или точнее её почти полное отсутствие, клеймо, выжженное в моём теле, ошейник, надетый на меня мужчинами, и который я не могла снять, а также и многое другое и, прежде всего, мой статус рабыни, делали меня намного более сексуально привлекательной для мужчинам, чем я была бы без них. Но я никогда не думала в том направлении, или, точнее, не придавала такого значения, идее, что в этой культуре подобные последствия могли быть вызваны такой мелочью, по крайней мере, с точки зрения землянки, таким пустяком, как проколотые уши или серёжки в них. Безусловно, я была уверена, что проколотые мочки ушей и ношение серёжек, были возбуждающим фактором даже для мужчин Земли. Во всяком случае, для тех из них, кто был способен отреагировать на такие вещи, как прокалывание плоти женщины, с его аллегорией проникновения и соответственно подчинения их власти мужчины, и использование этих проколов, для установки прекрасных украшений. Я ощущала варварский и сексуальный подтекст этого ещё на Земле, и, возможно именно из-за этого боялась проколоть уши уже там. Само собой, здесь это будет сделано со мной, хотела я того или нет. Никакого недовольства по этому поводу, я не испытывала. Скорее, я была чрезвычайно рада.

— Хотелось бы мне поскорее увидеть тебя в таких украшениях, — прошептал, Мирус склонившись к самому моему уху и обдав горячим дыханием.

— Поцелуйте меня, — прошептала я в ответ.

Мои руки по-прежнему были скрещены за спиной, и я не могла разъединить их без его разрешения.

— Возможно, если бы твои уши были бы уже проколоты, — сказал он, — я был бы не в силах противиться твоей просьбе.

— Тогда я хочу, Господин, — прошептала я, — что это произошло как можно скорее.

— Уже скоро, — тяжело дыша, пообещал мужчина.

По моему телу пробежала лёгкая дрожь, я вдруг немного лучше, чем прежде поняла, что означали в этом мире, проколотые уши.

Его руки ослабили хватку на моих бёдрах и скользнули выше, чтобы заняться узлом пояса на моей талии. Воспользовавшись моментом, я всем телом прижалась к нему.

— Я дал тебе разрешение прижаться ко мне? — строго спросил мужчина.

— Нет, Господин, — почти простонала я. — Простите меня, Господин.

Я поспешно отстранилась от него, так, чтобы наши тела не соприкасались. Но между моими грудями и его широкой сильной грудью оставалось не больше дюйма воздуха и тонкая прозрачная ткань рабского шёлка. Я чувствовала себя необыкновенно оживлённой и неудовлетворённой, горячей и возбуждённой, совершенно беспомощной. Я была полностью под его контролем, я даже «связана» была его желанием. Мой обнажённый живот горел. Меня необыкновенно волновала, его близость ко мне. О, как я жаждала преодолеть это малое, и одновременно огромное расстояние между нами и прильнуть своим животом к его. Я чувствовала его руки за моей спиной прямо под моими скрещенными его желанием запястьями.

— Пожалуйста! — взмолилась я.

Наконец, я почувствовала, что он расстегнул большой зажим пояса на моей спине, соединявший обе петли мониста.

— Пожалуйста, — простонала я.

Мирус снял с меня пояс и бросил его рядом с мешком, в котором лежало ожерелье и заработанные и собранные мною со сцены монеты. Покончив с поясом, он пристально посмотрел на меня сверху вниз. Моя голова едва доставала до его плеч.

— Ты умоляешь меня? — спросил мужчина.

— Да! — воскликнула я.

— Кто меня умоляет? — уточнил он.

— Дорин умоляет, — выдохнула я.

— Дорин, что? — не отставал он от меня.

— Рабыня Дорин умоляет господина! — уже простонала я.

— К моим губам, рабыня, — наконец, сжалившись надо мной, приказал Мирус.

С благодарностью и нетерпением я рванулась вперёд, к его губам, приподнявшись на цыпочки, наполовину повиснув в его руках, придержавших меня за подмышки, и растаяла от захлестнувшего меня удовольствия.

— Развяжите меня! — взмолилась я.

Я не смогла бы описать, как мне хотелось обнять его в тот момент, и прижаться к нему всем телом.

— Ты хочешь, чтобы тебя наказали? — осведомился мужчина.

— Нет, Господин! — разочарованно простонала я.

Мы слились в поцелуе, на некоторое время полностью потеряв связь с реальностью. Я перестала ощущать себя отдельным существом, на время поцелуя став частью державшего меня мужчины. Если бы часть моего сознания не следила за тем, чтобы держать руки за спиной, то я, скорее всего, потеряла бы сознание от счастья, что наконец-то оказалась в его власти. Казалось, что прошла вечность, и одновременно пролетело мгновение, когда он престал придерживать меня на весу, и немного отстранился.

— Я всё ещё связана! — простонала я.

— И можешь продолжать оставаться таковой, — прохрипел Мирус.

— Как будет угодно Господину! — прошептала я, уже ощущая в нём его нетерпеливое желание.

Но мужчина, вопреки своему и моему желанию, не прижал меня к себе, а отстранил ещё дальше, на вытянутые руки, окидывая меня горящим взглядом.