— Я ожидал увидеть Тису Лазаровну в одиночестве. Но как вижу, ошибся.

— Людям свойственно ошибаться, — улыбнулся вэйн.

Лицо Витера вдруг начало быстро багроветь. Предвидя грозу, вэйн добавил:

— Но я уже собирался уходить. Тиса Лазаровна, смею надеяться видеть вас вскоре на озере. Тонечка готовит прогулки на лодочках.

Лицо старшины обратилось к Тисе, в черных глазах она прочла нетерпение.

— Останьтесь, прошу вас, вы еще не допили чай, — предложила Тиса вэйну и добавила: — Вас Витер Дмитриевич, если желаете, тоже прошу присоединиться.

Вэйн еще раз взглянул на старшину, что скалой застыл посреди гостиной, и покачал головой. Голубые глаза глядели с сожалением:

— Передайте Камилле Сановне, что блинчики были изумительно вкусными. Счастлив был побывать у вас в гостях.

Спиной ощущая напряжение, исходящее от старшины, Тиса проводила вэйна до порога. Толпа зевак, поджидавших вэйна у крыльца, увеличилась. Тиса хотела было ускользнуть от старшины в толпу, но Витер разгадал ее намерение, и сжал ее локоть:

— Тиса Лазаровна, я всю неделю мечтал с вами встретиться и поговорить, — прошептал он на ухо девушки.

Тиса поймала на себе сразу несколько любопытных взглядов. Уля и несколько девиц из прачечной следили за ними.

— Поговорить? Согласна поговорить. Слушаю! — сказала Тиса, с удовлетворением заметив растерянность на лице Витера.

Старшина оглянулся:

— Народу много.

— Сожалею.

— Ну, хорошо, — ноздри Витера расширились, он словно готовился к прыжку. — Этот поцелуй в саду…

У Тисы округлились глаза. Она оглянулась, слышал ли кто это непотребство?

— Пройдемте в библиотеку, — сдалась она.

Старшина мрачно усмехнулся.

Тиса намеренно перенесла разговор в библиотеку, зная, что скоро отец поднимется в свой кабинет. Витер это тоже знает, и не будет распускать руки.

— У вас есть минута, — предупредила Тиса, как только они оказались в стенах библиотеки. Девушка сплела руки на груди.

— Что здесь делал этот столичный хлыщ? — спросил Витер.

— Вам не должно быть до этого никакого дела, — холодно произнесла девушка.

— У меня есть дело до всех пребывающих на территории части, — гаркнул Витер, и тут же сбавил тон. — Но я пришел сказать о другом. Я всю неделю думал о вас. Ваш поцелуй…

Тиса возмутилась:

— Вы имеете наглость утверждать, что это был мой поцелуй? Я до сих пор жалею, что не влепила вам пощечину.

Витер, придвинулся к ней, повернув щеку для удара:

— Вы можете сделать это сейчас, Тиса Лазаровна, — сказал старшина с мрачным видом. — Врежьте мне. Я готов понести наказание за вольность.

Тиса смутилась. Какое-то время они просто молча глядели друг на друга. Взгляд черных глаз давил.

— Я не верю, что я вам безразличен, — глухо и властно произнес старшина. — Но, кажется, вы не поняли. Мне не нужна интрижка. Я хочу, чтобы вы были моей женой. Законной женой.

Старшина медленно опустился на одно колено.

— Выходите за меня, Тиса.

Тиса распахнула в ужасе глаза.

Не дождавшись ответа, Витер поднялся с колена.

— Я понимаю, что вам нужно все обдумать, — произнес он. — Я не тороплю с ответом. Уверен, капитан одобрит наш союз. Нужно только ваше согласие.

Старшина хотел еще что-то добавить, но вместо этого поклонился и в пять шагов покинул библиотеку, оставив Тису в глубоком смятении.

Остаток дня и полночи Тиса промариновалась в собственных мыслях. Не в силах больше нести эту ношу в одиночку, Тиса засобиралась к Ганне на следующее утро. Прогулка пешком освежит голову.

Ганнин домик с деревянной мансардой едва виднелся за разросшейся сиренью. Подруга встретила Тису с удивлением.

— Я ненадолго, Ганн, — предупредила Тиса. — На чай не останусь. Просто надо посплетничать.

— Заходи.

Ганна внимательно вглядывалась в лицо Тисы, пытаясь угадать, что ее привело.

Девушки вошли в дом, минули лестницу, ведущую на мансарду. Оттуда доносилось мычание Симона.

— Муж сейчас в мастерской с младшим — ложки расписывают, — объяснила Ганна. — А Лукашка в храме.

— В храме?

— Да, ты же не знаешь. Он ходит в воскресную школу к Доломее. Хочет в семинарию поступать. Сам так решил.

— Молодец какой.

— Только семинария ближайшая — в Каповецке. Откуда деньги возьмем с Симоном, не знаю, — вздохнула Ганна. — Конечно, надо сказать сыну сразу, чтобы не мечтал. Но никак не соберусь с духом. Он так увлечен.

Пройдя по темным недрам дома, девушки вошли в комнатку. Тесную, но идеально убранную. Кровать заправлена без единой складки. Подушки уложены друг на друга пирамидой и накрыты прозрачным кружевным покрывалом. На трюмо с резными ножками — порядок, какого Тиса у себя не знала. Комнату украшала большая картина Симона над кроватью, — Единый жертвующий своей кровью ради появления жизни на Хорне. Бог получился у Симона полноватым и розовощеким, с радостью отдающим последнюю каплю. Святая пятерка присутствовала на картине лишь символически, как часть орнамента, украшающего ореол Единого.

— В комнате нас никто не потревожит, — Ганна убрала со стула корзинку с рукоделием. И пригласила Тису сесть.

— Ганяша, кто пришел? — послышался старческий голос из глубины смежных покоев.

— Ко мне, ба, — крикнула Ганна. — Отдыхай.

Девушки присели к окну.

— Ну, рассказывай, — сказала Ганна, видя, что подруга медлит. — Это связано с оберегом для Зои, да?

Тиса мотнула головой.

— Витер мне сделал предложение, — прошептала она.

Ганна прикрыла улыбку рукой:

— Да ты что! Как? Когда?

Подруга внимательно слушала и не перебивала, пока Тиса рассказывала все подробности, начиная с украденного поцелуя и закончив сценой в библиотеке.

— Тиса я поздравляю тебя! Наконец-то! Не зря он с тебя глаз не сводил.

— Ты что, оправдываешь его нахальство? — поразилась Тиса.

Ганна пожала плечами, улыбаясь во весь рот:

— По-другому тебя, видимо, не возьмешь. Ты же у нас как крепость.

От кого угодно, но от Ганны она такого не ожидала.

— Подожди, — нахмурила брови Ганна. — Что ты ему ответила?

— Он дал мне время на раздумье. Я собираюсь отказать. Если бы я тогда сделала это сразу, сейчас бы не тяготилась неопределенностью.

Подруга огорченно свела брови.

— Не торопись, все обдумай. Неужели он тебе ни капельки не нравится?

— Да, он мужественен, по-своему красив, — признала задумчиво Тиса. — В чем-то я даже восхищаюсь им, например, тем, как он владеет саблей, и управляет подразделением.

— Уважение — основа отношений, — вставила свое слово Ганна.

Тиса замотала головой.

— Его присутствие волнует меня. Но, это не любовь.

— Это же не из-за того, что твое сердце уже занято. Скажи, ты ведь не заинтересовалась вэйном?

— Боже упаси, — отмахнулась Тиса.

— Очень разумно, — одобрила Ганна. — Он слишком хорош для наших девиц. Боюсь, разобьет не одно сердце, и укатит назад в Крассбург.

Тиса замолчала. Ганна погладила плечо подруги:

— Витер, хоть и не идеал, зато надежен во всех отношениях. Знаешь, Тиса. Порою, мы сами не знаем, чего нам нужно для счастья.

— Сама-то по любви вышла, — грустно улыбнулась Тиса.

— Я ничего не хочу плохого говорить о моем Симоне, — опустила ресницы Ганна. — Ты знаешь, я люблю своего художника. И за ним готова идти на край света, если потребуется. Но иногда я думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не встретила его, не родила в семнадцать Лукашку. Жить в безденежье нелегко Тиса, и сохранить любовь, когда надо думать, чем кормить детей. Ведь его картины — это больше благотворительность, чем доход.

Уходя от Ганны, Тиса столкнулась в сенях с Лукой, стройным подростком с хвостиком на затылке, как у отца. Он еще больше вытянулся, с тех пор как она видела его в последний раз.

— Здравствуйте, тетя Тиса.

«Дожилась, — горько подумала Войнова. — Уже скоро и юноши тетей кликать будут». Ганна с сыном проводили ее до плетня. Через полчаса она свернула на мостовую Прибазарной. Шепча под нос что-то о старых девах, Тиса не сразу обратила внимание на поравнявшуюся с ней одноколку. Кто-то окликнул ее по имени. Это оказался вэйн, собственной персоной.