Красавица вдруг открыла глаза. Перлович быстро отдернул руку. Она, казалось, только сию минуту узнала его. Она изумилась.

— Вы как здесь?..

Марфа Васильевна быстро отодвинулась и хотела встать, но запуталась. Перлович помог ей подняться на ноги.

— Я... случайно... — бормотал он, сильно смущенный этим вопросом. — Вижу; скачете... Тут Юсуп, доктор тоже. Что случилось?

Марфа Васильевна все вспомнила и сообразила.

— Скорей, скорей в город, — произнесла она. — Там на Беш-Агаче шайка барантачей... Они сейчас за нами...

Перлович понял и струсил. Он смекнул, в чем дело, и даже задрожал весь, как вспомнил, что они несколько минут потеряли даром; вот-вот могут показаться барантачи, покончившие уже, конечно, с теми, кто остался сзади... Доктор ускакал, Марфа Васильевна здесь, Батогова и Брилло нет — они там: они, значит, оба погибли!..

В городе, на старом кокандском дворе, длинными рядами стояли в коновязах казачьи лошади. Два часовых казака лениво бродили у ворот с обнаженными шашками, по двору шлялись полусонные фигуры; в одном углу казак раздувал походный самоварчик; на плоскую крышу взобрался по лестнице трубач, прищурился на солнце, потянулся, подул свой рожок и приставил его к губам: он собирался проиграть сигнал к водопою.

Оба часовых едва успели отскочить и чуть не попали под ноги наскакавших лошадей. На двор влетела Марфа Васильевна, за ней следом Перлович.

— Седлать! — пронзительно крикнула наездница, и крикнула так, что все лошади шарахнулись и заметались на своих арканах, а во всех окнах показались озадаченные полупроснувшиеся рожи.

— Марфа Васильевна, они вас не послушают, — уговаривал ее Перлович. — Дежурный где? — начал он кричать в свою очередь. — Сотенный командир где? Голубчик, — обратился он к казаку, подбежавшему было к забору, но, заметив прибывших, принявшего иную, более приличную позу. — Послушай, голубчик, сотенный ваш где?..

— Да вам чего надо? — протянул голубчик.

— Эй, господин! Вы тут что? — кричал кто-то, высунувшись из окна. Он был в одном белье, но на голове была фуражка с кокардой, а в руках держал он китель с офицерскими погонами, который, по-видимому, собирался натягивать на свои широкие плечи.

Перлович понял, что это и есть сам сотенный, и объяснил ему, в чем дело.

— Без приказания не могу-с.

— Но, боже мой! — вставила Марфа Васильевна. — Время уходит...

— Да вы пожалуйте в горницу пока, — приглашал сотенный, — чаю не прикажете ли?

— Послушайте, вы велите седлать, а я привезу вам сию минуту приказание. Генерал тут недалеко... все-таки время не пропадет даром... А вы, Марфа Васильевна, где же вы?.. а?!

Перлович оглянулся; на дворе не было Марфы Васильевны: она, догадавшись, что нужно, поскакала к генералу сама, прежде чем Перлович высказал свое предложение.

— Эй, ребята, поить коней, — распорядился сотенный командир. — Да пожалуйте же в горницу... И как-с далеко было это нападение-с?

Перлович слез с лошади.

— В третьем году-с... Еще при генерале Романовском-с... — начал сотенный.

Звонкая трель трубы прозвенела к водопою и на двор высыпали, в цветных ситцевых рубахах, несколько десятков оренбургских казаков.

Лошади весело заржали и топтались на месте.

Генерал вел жизнь регулярную: вставал рано утром и, пользуясь тем, что на улицах никого еще не было, выходил в одном белье на балкон своего дома и прохаживался с ароматной сигарой во рту. Так и теперь; он, отмерив раз пятнадцать длину и ширину своего балкона, присел на перила и стал соображать что-то, жестикулируя рукой от левого плеча к правому бедру, как бы поглаживая невидимую ленту и поправляя таковую же звезду.

Тучные формы генерала рельефно рисовались под тонким бельем, и, вероятно, генеральские думы были самого игривого характера, потому что он раза два пришлепнул себя по этим формам, процедя сквозь зубы: «Гм, недурно бы и бриллианты на шпагу».

Вдруг, как из-под земли, пред ним у самых перил балкона явилась Марфа Васильевна. Взволнованная, с ярким, пятнистым румянцем на щеках, верхом на взмыленном белом коне, она сразу показалась генералу каким-то видением, но он тотчас же узнал ее. С ловкостью, свойственной всем военным людям, он занес ногу через перила, хотел прямо соскочить на землю (благо, было очень низко) и помочь даме сойти с лошади, но вспомнил, в каком он костюме, слегка сконфузился и произнес приятным баритоном:

— Марфа Васильевна, pardon!.. Entrez, madame. Я сию минуту. Казак, прими лошадь. Мина, умываться! — и исчез в дверях, мелькнув в них на мгновение своей тучной, белой фигурой.

Через секунду эта фигура показалась на мгновение в одном из окон. Марфа Васильевна, не слезая с лошади, кинулась к этому окну.

— Господи! Все проволочки, а время идет. Генерал! Ради бога, да слушайте же!..

Она наклонилась над окном и заглянула вовнутрь комнаты. Невидимая рука задернула белую штору. Перед глазами Марфы Васильевны, вместо генерала, появился китаец в зеленом халате, под золотым балдахином, стреляющий из лука в красного дракона. За этим китайцем что-то плескалось и фыркало, и генеральский голос, захлебываясь, произносил по временам: «Лей на голову, на самое темя, болван!.. Три губкой спину... Вот так... что бы это там могло случиться?.. Запри дверь...»

Марфа Васильевна чуть не плюнула со злости в этого китайца и рванулась к подъезду. Часовой почему-то отсалютовал; два казака кинулись принимать лошадь.

В ворота въехал Перлович.

— Марфа Васильевна, — сказал он, — поезжайте-ка лучше домой и успокойтесь, ведь вы на себя не похожи.

Марфа Васильевна хотела что-то возражать...

— Да ведь совсем скандал выходит... Смотрите, вот уж на улицах народ показался...

Она посмотрела вдоль улицы; длинные извозчичьи дрожки в одну лошадь дребезжали по новому шоссе; в этих дрожках сидели две офицерские шинели и клевали носами: они, кажется, не из дому ехали, а скорее домой. Барыня в розовом платье, с голубым зонтиком, шла с солдатом позади; из окна соседнего дома показалась рука с каким-то сосудом и выплеснула что-то на улицу; где-то неподалеку скрипела туземная арба.

Марфа Васильевна вдруг зевнула, совершенно неожиданно, даже для себя; экстаз проходил. Она совершенно согласилась с Перловичем, что он прав, предлагая ей ехать домой.

— Так вы... — начала она.

— Непременно, непременно. — Перлович соскочил с лошади и вошел в генеральский дом.

Марфа Васильевна повернула Бельчика и поехала шагом к себе в узкий переулок.

Приветливый, весь олицетворенная любезность и предупредительность, появился генерал из-за портьеры.

— Как мне совестно, parole d'honneur, — начал он, раскинув руки, словно для объятий, изумленно посмотрел кругом, выпрямился и отрывисто произнес: — Вам что угодно?

Перлович объяснил ему, в чем дело.

— Гм... — промычал генерал. — Послать за адъютантом, — крикнул он громко, пригласил Перловича сесть и подождать и пошел во внутренние апартаменты.

Несмотря на различные формальности, значительно затягивавшие дело, небольшой кавалерийский отряд собрался часам к десяти утра в базарном проходе, и ждали только Перловича, который почему-то взялся быть проводником к месту катастрофы, а пока поскакал переменить свою лошадь, так как его чалый положительно был уже негоден к такой далекой поездке.

Быстро разнеслась по всему городу весть о кровавом событии у Беш-Агача, и множество народу собралось провожать выступающий отряд: явились даже волонтеры, заявившие свое намерение идти вместе с отрядом. В числе последних находился и Хмуров, который больше всех суетился рыская верхом на красивом караковом жеребце и сообщая всем свои планы преследования.

— Надо их перехватить, пока за Дарью не перевалились, — кричал он. — А то их там только и видали. Чего мешков с собой набрали! — накинулся он на казаков. — Эк навьючились, кошемники!.. Ведь верст пятьдесят скакать придется, свиньи полосатые!