Хамдамбай проворно вскочил с места, азартно потер руки.

— Что — «если только»? — крикнул он.

— Да, если только половину золота, обещанного за голову Намаза, ему выдадут наперед.

— Он получит ее. Вот золото, в мешочке, давно ждет хозяина. Сейчас же трогайся в путь, Алим Мирзо. Ты всю жизнь был мне другом-наперсником, будь ты им и теперь, в этом тонком деле. Отправляйся сию же минуту, счастливого тебе пути… И позови сюда Мирзо Кабула.

Хаким Мирзо Кабул все эти дни пребывал в доме Хамдамбая, боясь куда-нибудь отлучиться. В другие дома, также погруженные в траур, он заглянул лишь мимоходом, чтоб наскоро прочитать заупокойную молитву. Он был очень напуган, опасался, и не без оснований, что родня и близкие погибших могут во гневе забросать его камнями, дескать, это ты сунул наших соколов прямо в пасть дракона. Могло влететь Мирзе Кабулу по первое число, конечно, и от самого Хамдамбая, который был вправе считать, что это Мирзо Кабул не уберег его сына, которого Хамдамбай отдал ему в услужение. Богатей пока не трогал хакима, но это вовсе не означало, что завтра он не вцепится ему в глотку. Мирзо Кабул был в положении овцы, привязанной в двух шагах от голодного волка.

— Здравствуйте, Байбува, — остановился управитель в коридоре, не осмеливаясь шагнуть в покои, низко, до самого пола, кланяясь.

— Сколько ты можешь сейчас выставить вооруженных джигитов?

— Байбува… но ведь кишлак в трауре…

— Ты должен быть здесь с десятью вооруженными джигитами, и чем скорее, тем лучше, — отрезал Хамдамбай.

— Байбува…

— Иди.

Хамдамбай спешно снарядил в дорогу восемь человек: двух своих сыновей, двух зятьев и сыновей дальних родственников.

Хамдамбай вскочил на коня и рысью повел восемнадцать нукеров в сторону Джаркишлака, на который в последнее время обрушивались одна беда за другой.

В неказистой джаркишлакской мечети молитва шла к концу, когда подскакала группа вооруженных всадников. Хамдамбай, мчавшийся впереди отряда, натянул узду взмыленного коня, взмахнул рукой.

— Окружить мечеть! Никого не выпускать! А вы, хаким, — обратился он к гарцевавшему рядом Мирзе Кабулу, — покажите мне жилище убийцы.

Дома издольщика Халбека и пахсакаша Джавланкула стояли стена к стене, дворы разделял невысокий глинобитный забор. В него была вставлена калитка, плетенная из тутовых прутьев. Через нее и забегали соседи друг к другу, не утруждая себя ходьбой по улице. С тех пор, как в краю стало неспокойно, соседи, которые и так жили душа в душу, еще больше сблизились. И несчастье почти одновременно посетило их дома. У Халбека отнялись ноги. А Бибикыз-хала, жена Джавланкула, уже три года как страдала неизлечимым недугом — чахоткой. Тихая, мягкая, безобидная, как горлинка, женщина таяла прямо на глазах. Не по плечу оказалась эта болезнь и Сергею-Табибу, который уж перепробовал все свои знаменитые снадобья.

Бибикыз-хала очень тосковала по Насибе, мыкавшейся по белу свету. Однако встреча с дочерью, которая приехала, прослышав о ее тяжелом состоянии, не облегчила страданий больной, наоборот, ускорила конец. Словно порвалась последняя ниточка, связывавшая ее с жизнью. Повидав напоследок любимую дочь, она решилась умереть. С вечера вырывался из горла лишь страшный хрип. Потом начали леденеть ноги. Утром закатились глаза, сознание не возвращалось. Стар и млад столпились у одра умирающей. Ждали, надеялись, может, придет в себя, может, успеют они сказать ей последнее прости…

И вот в этот миг в ворота громко постучали. Выглянувшая во двор Насиба испуганно вбежала обратно.

— Отец, там какие-то люди! Вооруженные!

Джавланкул торопливо подбежал к воротам, глянул в щель… О аллах, о создатель, что это за напасть такая?! Мало у него горя и забот…

У ворот с оголенной саблей гарцевал Мирзо Кабул. Рядом с ним Хамдамбай с револьвером в руке. Не к добру, видать, пожаловали гости, не к добру…

Кто-то из джигитов бая пальнул из винтовки в воздух.

— Открывай, гад, не то взломаем ворота!

Джавланкул метнулся к дому.

— Дети, быстро на крышу хлева, — указал он кивком головы на длинный ряд строений напротив дома. — Там оружие. Под стогом клевера спрятано. Слева. Будьте начеку.

Джигиты Мирзы Кабула ударами прикладов и пинками свалили старенькие, хлипкие ворота и ворвались во двор.

— Вяжи главаря разбойников! — крикнул Хамдамбай, указывая на Джавланкула.

Человек шесть здоровенных нукеров набросились на пахсакаша, заломили ему руки за спину, подвели, осыпая ударами, к старой груше, росшей посреди двора, накрепко привязали к ней.

— Где Намаз-вор? — поднял Хамдамбай дулом револьвера голову Джавланкула, заставляя глянуть себе в глаза.

Из соседнего дома джигиты приволокли Халбека, бросили перед Хамдамбаем.

— Весь в сандал залез, хитрец, думал, не найдем! — хохотнул один из джигитов, желая угодить баю. Но тот на Халбека даже не глянул.

— Где Намаз, говорю? — повторил, все еще упирая дуло револьвера в подбородок Джавланкула.

— Байбува, да что это такое происходит? — взмолился пахсакаш. — Объяснили бы хоть!

— Обыскать оба дома! — приказал богатей. — Коль скоро вор и убийца Намаз не отыщется, я тебе, предводителю воров, в лоб пулю всажу. Кто вчера к тебе приезжал, кто?

Как раз в этот миг в комнате, где лежала больная Бибикыз, раздались вопли.

— Не входите в дом! — взревел разъяренным львом Джавланкул. — Жена умирает… Совесть есть у вас или нет?!

— Я сам выну ее душу, — скрежетнул зубами Хамдамбай, — считай, к тебе сам Азраиль явился. Да-да, Азраиль, ангел смерти, который отнимет жизнь у всего твоего племени!

— Байбува, сжальтесь, моя-то вина в чем? Не время сейчас сводить счеты…

— Ах, ты не понимаешь, в чем твоя вина? Не твоя ли дочь скачет рядом с Намазом, который с шайкой таких же воров, как он сам, грабит уважаемых людей, оскорбляет их честь и достоинство, поднял руку даже на воинов белого царя?! И ты после этого спрашиваешь, в чем твоя вина, укрыватель вора и грабителя!

— Ты сам вор и убийца! — яростно выкрикнул Джавланкул, рванувшись. — Если Намаз-палван на кого и поднял руку, то на таких, как ты, грязных тварей, которые сосут нашу кровь и грызут наши кости, как шакалы! Не твой ли сын, змеиное отродье Заманбек, выкрал, чтобы обесчестить, нашу светлоликую Одинабиби?! Не он ли пытался заманить Намазбека в западню и заполучить за его голову золото?!

— Заткни глотку, подлец, не то пристрелю как собаку!

— Я тебе человеческим языком говорю, изверг: там жена моя умирает, а ты тут суд чинишь…

— Ты раньше нее умрешь, собака! Получай!

Хамдамбай, трясясь от злобы, поднял револьвер и, почти не целясь, выстрелил.

В последнее время бай всегда носил с собой оружие, но редко стрелял, а если и стрелял, то плохо попадал в цель. На этот раз, однако, пуля его не прошла мимо. Джавланкул резко дернулся, голова его упала набок.

— Отца уби-или! — прорезал воздух тонкий детский голосок.

Одновременно с этим криком грохнул выстрел со стороны хлева. Один из нукеров Мирзы Кабула подпрыгнул в седле, кулем свалился на землю. Другая пуля достигла второго джигита, который вместе с остальными товарищами погнал было коня в сторону ворот.

— Берегись, это Намаз!

Нукеры хакима, едва услышав грозное имя, в ужасе заметались, потом бросились врассыпную.

— Стой, трусы, назад! — взревел Хамдамбай, размахивая револьвером. — Назад! Никакого Намаза здесь нет! А если и есть, то очень хорошо! Не за ним ли мы сюда пришли?

Его спокойствие придало джигитам храбрости. Они повернули назад.

— Ты, Мирзо Кабул, проберись в сад, поддай оттуда, — командовал Хамдамбай, держась под прикрытием дувала, отделявшего двор от улицы. — Мы не уйдем отсюда, пока не уничтожим их всех. Даврбек, отомсти за брата, сынок, подожги дом.

Даврбек с готовностью кивнул отцу, но лезть под пули не спешил: едва кто высовывался, пули, срывавшиеся с крыши хлева, загоняли смельчаков обратно в укрытие.