— Где прячешь расписки, полученные от бедняков?

— Сейчас сам достану, хорошо?

— Только быстро!

— И тетрадь должников тоже?

— Все доставай!

— Оббо, Намазбай… Аллах свидетель, я мечтал подружиться с вами, вот даже доказательство: специально для вас собирал мешочек золота, возьмите, пожалуйста. Ей-богу, если бы вы не пришли, сам бы раздал бедным и нуждающимся.

Намаз бросил мешочек золота, стопку расписок и долговую тетрадь джигиту, стоявшему у двери.

— Хаким, ты помни про раны на моем лице, понятно?

— Все это Хамдамбай подстроил… Я, дурень, послушался его, и вот…

И Мирза Хамид принялся всячески поносить Хамдамбая. «Какой же ты все-таки подлец», — пронеслось в голове Намаза. И он не смог сдержать себя: хаким мог еще долго говорить, если б не удар невероятной силы, опустившийся на его голову. Долгонько валялся хаким на полу, медленно приходя в себя. А рядом с ним рыдала насмерть перепуганная прекрасная Афтоббиби.

Тем временем Намаз входил в двери казиханы. Подошел к людям, толпившимся в приемной, выхватил, револьверы:

— Живо! Лицом вниз!

Все попадали на пол. Намаз распахнул дверь в комнату, куда несколько дней назад он пришел в сопровождении жаждавших справедливости людей и где понял, что их всех околпачили как последних дураков. Верховный казий восседал, как обычно, на своем месте, Мирзо Кабул чуть позади его, — они оба, вытянув шеи, прислушивались к неясному шуму, доносившемуся из приемной. Завидя Намаза, крючкотворцы так и застыли с вытянутыми лицами.

— Ну как, шельма, продолжаешь грабить просителей? — приставил Намаз дуло револьвера к виску Мирзо Кабула.

— Я… у меня…

— Сколько содрал с людей сегодня?

— Вот всего-навсего… совсем мало… — Мирзо Кабул вытащил, порывшись в карманах, потрепанный кошелек.

Верховный казий, смекнувший, что Намаз явился сюда не за жизнью их драгоценной, а за кошельками, стал запихивать свой кошелек под тюфяк, на котором сидел, приговаривая при этом:

— А я, верблюжонок мой, ни гроша не заработал сегодня…

Глядя на его суетливые движения, Намаз усмехнулся, убрал один из револьверов в кобуру.

— Я к вам, господин мой, и сегодня с просьбой пришел.

— Я весь слух и внимание, верблюжонок мой, — приложил обе руки к груди верховный казий.

— Недавно вы мне прочитали один стих из Корана…

— Да, да, я слушаю…

— Начинался он словами: «Круша злодея род…»

— Да, верблюжонок мой, читал я такой стих. Но он не из Корана. Это творение нашего несравненного Навои. Он сказал: «Круша злодея род во имя чести, я души умащал бальзамом мести…» Вы об этом стихе спрашиваете? Зачем он вам понадобился?

— Я его дам выучить моим джигитам.

— Похвально, похвально, верблюжонок мой… Вы похожи на легендарного Гуроглы[35]… Но разве пристало за подобным делом являться с оружием в руках, верблюжонок мой, и лишать людей дара речи?

— Да разве по-доброму у вас что-нибудь выцарапаешь, мой господин?

— Все ж… однако… — только и развел руками верховный казий, не находя что ответить.

С уходом Намаза Шадыхан-тура и Мирзо Кабул с удивлением обнаружили, что кошельки остались на месте. Радости их не было конца.

Намаз с пятью своими джигитами покинул пределы Дахбедской волости и появился в соседних волостях. За пятнадцать дней они отобрали у шестерых самых богатых и жестоких баев их железные сундуки с хранившимися в них золотом и серебром, раздали беднякам, рассыпали по площадям и базарам. Казалось, в эти дни с неба льются не обычные, а золотые и серебряные дожди. В чайханах, в постоялых дворах, мечетях — везде, где собирается народ, шли толки один другого диковиннее, складывались легенды. Вся Зеравшанская долина находилась в превеликом волнении.

В доме Хамдамбая был траур. Бегайым, сильно перепуганная, слегла. У бая вспухла шея, видно, его не больно-то нежно заворачивали в ковер, и он целую неделю не мог выходить из дома. Обитатели байских хоромов, привыкшие с малых лет всегда и везде первенствовать, никак не могли примириться со случившимся. «Воры! — злился бай, скрежеща от бессилия зубами. — Босяки, которым я не разрешил бы есть даже из посуды моей собаки, так обошлись со мною! Погодите еще, я рассчитаюсь с вами! Всех раздавлю как мух…» В канцелярии волостного управителя прошло экстренное совещание. Договорились выставить против джигитов Намаза три вооруженных отряда. Мирза Хамид решил сам возглавить своих нукеров в количестве четырнадцати человек и патрулировать окрестности Дахбеда. Второй отряд, составленный из сыновей и близких родственников Хамдамбая и возглавляемый его старшим сыном Заманбеком, взял под присмотр близлежащие кишлаки. Третий отряд составили из полицейских.

— Мне нужно три дня сроку, — заявил полицмейстер Михаил Грибнюк на совещании, — и этот пес будет у меня в капкане!

Прошло пятнадцать дней, как три отряда рыскали по всей округе. Самое досадное для хакима то, что Намаз избил его в собственном доме, такое унижение никогда в жизни не забудется. «Погоди, Намаз, я тебе отомщу, — твердил он себе, — сниму твою шкуру и набью соломой! Иначе не называться мне Мирзой Хамидом!» Он послал нарочных к Грибнюку и Заманбеку с просьбой прибыть немедленно.

Первым появился Заманбек. Почти следом за ним, сотрясая землю, вошел Грибнюк.

— Так, я слушаю, Заманбек, — сказал Мирза Хамид, едва сдерживая гнев. — Какие новости вы приготовили для меня?

— Новости таковы, господин хаким: мы окончательно изгнали грабителей из всех кишлаков волости.

— Изгнали или они сами спокойненько ушли куда хотели?

— Изгнали. Четыре дня тому назад мы их окружили близ кишлака Хартанг.

— Так, я слушаю, Заманбек, — сказал Мирза Хамид, у которого вдруг с новой силой заныла скула, напоминая о полученном от Намаза ударе. — Я не верю в эту небылицу.

— Возможно, это были и не они, — пошел на попятную Заманбек, — во всяком случае, мы долго преследовали каких-то всадников.

— Так, Михаил-тура, что вы доложите? — повернулся хаким к начальнику полиции. — Вы вроде обещали за три дня изловить негодяя?

Тон Мирзы Хамида не понравился Грибнюку: он не подчиняется волостному управителю, у него свои хозяева. «Ты стоишь высоко, но я повыше тебя, — подумалось ему. — К тому же вы все получили то, что заслужили по праву. По мне, пусть Намаз с вас хоть шкуру сдерет…»

— Однако ж, — тихо кашлянул в кулак Михаил-тура, — сам господин управитель тоже давали клятву вроде моей?

— Но этот негодяй оказался гораздо хитрее и умнее, чем мы представляли, — заставил себя улыбнуться Мирза Хамид. — Как вы думаете, где может сейчас находиться этот проклятый Намаз?

— Мне кажется, он сейчас скрывается где-то в степях Эшимаксака.

— Почему вы так думаете?

— Потому что только позавчера они нагрянули в дом управителя волости и избили его до полусмерти. Произошло это ближе к рассвету. Если учесть, что днем их передвижение невозможно, то они скрылись в камышовых зарослях в окрестностях Деварыка.

— Логично, — одобрительно кивнул хаким, — что вы можете к этому добавить?

— Я арестовал шесть человек, близких к банде Намаза. Предпринял еще ряд мер. Какие — я вам доложу отдельно.

Вот уже года два-три, как маргилантепинский житель Кенджа Кара поставляет Михаилу-туре секретные сведения. Делает он это в надежде получить место в полицейском участке. Господин Грибнюк, конечно, поддержал в нем эту надежду, пообещал обязательно принять в полицию, если он выполнит несколько заданий. Вчера Михаил-тура бросил осведомителя в тюрьму. Приказал войти в доверие арестантов. Об этом он и намеревался с глазу на глаз доложить Мирзе Хамиду.

— Хотите допросить нескольких арестованных? — предложил полицмейстер с загоревшимися глазами.

— Если вы считаете необходимым — пожалуйста, — потер зачем-то руки Мирза Хамид.

— Некий Кабул оказался бежавшим из Сибири.