Ощущение этой приподнятости испытывал и подполковник Бурцев, шагавший впереди вместе с начальником штаба и командиром первой роты. Время от. времени подходя к развилкам дорог, они останавливались, всматривались в карту и снова шли вперед.

До прифронтового села, где им предстояло сделать дневку, оставалось всего с километр, когда впереди вдруг беспорядочно захлопали выстрелы, раздались взрывы гранат. Совсем недалеко, из‑за косогора, взметнулись вверх пучки трассирующих пуль.

Бурцев, дав команду залечь, послал вперед связных и стал терпеливо ждать донесения от Голубева, который со своими разведчиками шел впереди.

Перестрелка постепенно стихла. Прибежавший от Голубева связной доложил, что около дороги, в глубоком овраге, столкнулись с немецкими разведчиками. У одного из них, взятого в плен был радиопередатчик, а у другого, убитого, — стереотруба.

— Вот их документы, — сказал связной и протянул комбату два толстых кожаных бумажника. Из одного выпал на снег небольшой круглый медальон с фотографией — улыбающейся женщины. На обороте медальона были выгравированы инициалы и католический крест.

— Набожные, сволочи, — сказал связной, поднимая медальон.

— Как были крестоносцами, так и остались, — бросил сердито Травушкин, рассматривая содержимое бумажника.

Эта непредвиденная встреча не на шутку обеспокоила Бурцева. Ему было известно, что в ближайшем селе должен находиться штаб дивизии Пральщикова. Непонятно, как могли сюда, через плотное боевое охранение, просочиться разведчики противника. Он с тревогой подумал, в каком опасном положении мог бы оказаться батальон, если бы попал под внезапный обстрел батарей. Это могло сорвать операцию.

Взяв с собой нескольких бойцов, Бурцев и Травушкин направились в село и, к своему удивлению, кроме роты саперов никого там не обнаружили. По словам командира этой роты, — маленького, рыжеватого лейтенанта, — штаб ди- >визии с вечера переехал ближе к передовой.

Через час они нашли штаб километрах в десяти от фронта. Он находился в подвалах старинного полуразрушенного монастыря. Пральщиков уже не спал. Поеживаясь от холода и удушливой подвальной сырости, он пригласил Бурцева и Травушкина в большую полуосвещенную комнату. При тусклом рассеянном свете они увидели большой старинный стол, заваленный картами, массивную красного дерева тумбочку с полевыми телефонами, низко свисавшую церковную люстру с оплывшими свечами. Окинув взглядом комнату, Травушкин зябко передернул плечами — от мрачной монастырской обстановки веяло затхлостью. По — види- мому, заметив эта, Пральщиков недовольно хмыкнул:

— Не нравится? Но зато надежно, — он многозначительно посмотрел на массивные каменные своды.

Бурцев сделал вид, что не расслышал реплики, и, сев к столу, приготовился к обсуждению предстоящей операции. Ему был известен лишь общий замысел — дивизия после прорыва начинает наступление с фронта, а он со своим истребительным батальоном должен проникнуть в тыл противника и блокировать дорогу, отрезав таким образом вероятные пути

отхода. Причем всю операцию надо было провести молниеносно, в течение двух — трех дней.

Бурцеву нравился этот замысел. Он почти полностью совпадал с теми предложениями, которые он когда‑то высказывал командиру корпуса. Но сейчас его интересовал план наступления дивизии. От этого зависел в конечном счете исход операции. Бурцев хорошо понимал, что рейд батальона по тылам противника сам по себе не мог изменить общую обстановку на этом участке фронта. А обстановка была крайне невыгодной для наших войск: сильная группировка немцев глубоким треугольником вклинивалась в нашу оборону и как дамоклов меч нависла над правым флангом армии. Сможет ли недавно сформированная, еще не обстрелянная дивизия прорвать укрепленную оборону врага? Заложена ли в самом плане наступления уверенность в этом? Если нет, то батальону придется нелегко, ибо все моторизованные силы врага будут брошены против него.

Бурцев наблюдал, как тонкие пальцы Пралыцикова медленно перебирали на столе шуршащие квадраты топографических карт с нанесенными на них темно — синими и красными стрелками, и впервые подумал о том, что сейчас судьба дивизии и его батальона зависит от этих рук. Справятся ли они?

В комнате один за другим начали появляться командиры частей — в новеньких белых полушубках, перетянутые скрипучими желтыми ремнями, розовые и бодрые от мороза. Последним вошел начальник штаба дивизии подполковник Шустов. Низкого роста, преждевременно располневший, он шел семенящей походкой, неестественно растопырив пухлые руки. Подойдя к Пралыцикову, стал что‑то доверительно шептать на ухо, подчеркивая тем самым, что и среди старших командиров могут быть сугубо секретные дела. Комдив утвердительно кивнул. Шустов присел рядом, неторопливо раскрыл толстую кожаную папку. Дождавшись, пока наступит тишина, он встал, окинул всех строгим взглядом и громко произнес:

— Разработанный нами и утвержденный командованием план предстоящего наступления предусматривает две главные цели, — он сделал паузу, мельком взглянул на Пралыцикова и повторил, — предусматривает две цели: во- первых, прорвать оборону противника, перейти в настунление и, во — вторых, решительным броском очистить весь треугольный выступ, угрожающий нашей армии. Чтобы не распылять силы, мы решили одновременным ударом трех полков взять штурмом вот эти укрепленные опорные пункты,

— он ткнул указкой в красные кружочки, — на плечах противника вклиниться в его оборону и взломать ее на всю тактическую глубину.

Бурцев пристально смотрел на густые красные кружки, отмеченные на трех примыкающих друг к другу высотах, и уже представлял себе, как бегут по склонам пехотинцы в белых полушубках, пригибаясь и падая под сплошной заве: сой огня. Ему, прошедшему с боями от границы и не раз принимавшему участие в контратаках и штурмах, было хорошо известно, как нелегко взять в лоб три вблизи расположенных опорных пункта. В любую минуту они смогут прикрывать друг друга перекрестным огнем, перенося его туда, где положение будет осложняться. Удастся ли сразу подавить артогнем огневые точки? Не лучше было бы предпринять какие‑то обходные и ложные маневры, сосредоточив основные силы на главном направлении?

Бурцев знал, что на войне побеждают сильные и смелые. Всю свою жизнь, избрав нелегкую профессию военного, он готовил себя и других к самому трудному бою. Но знал он и другое, что, кроме храбрости и физической силы, в военном деле очень многое зависит от ума, таланта и опыта военачальника. Именно поэтому сейчас в плане предстоящей операции ему хотелось бы увидеть как можно больше тактической изобретательности, хитрости, которые могли бы ввести противника в заблуждение и поставить в самую невыгодную ситуацию. Именно об этом ему и хотелось сказать Пральщикову. Но, давно усвоивший нормы субординации, он понимал, что сейчас начинать такой разговор неуместно. Поэтому Бурцев решил перенести его на другое, более удобное время, когда они останутся вдвоем.

Линия обороны, где дивизия Пралыцикова сменила поредевший стрелковый полк, проходила по открытой равнине. Вдоль ничейной зоны тянулась невысокая насыпь давно заброшенной железнодорожной ветки. По одну сторону от нее виднелось маленькое, вытянувшееся длинной полосой село Шинкаревка, с небольшой колокольней и редкими колодезными журавлями. Там находились немцы. В солнечный день было видно, как они, пригибаясь, перебегают по траншеям от дома к дому.

По другую сторону железнодорожной насыпи, метрах в пятистах, от нее, раскинулась другая такая же небольшая деревня Болотино — длинные глинобитные коровники, крытые толем, низкое кирпичное здание маслозавода, пробитое в нескольких местах снарядами, приземистые хаты с островерхими камышовыми крышами и покосившимися плетнями. Здесь занимал оборону один из полков дивизии Пралыцикова.

Слева и справа по фронту, на расстоянии семи — вось- ми километров друг от друга, виднелись другие деревни, стоявшие на невысоких косогорах. Они‑то и были обведены красными кружками на карте Шустова — опорные пункты противника, которые предстояло взять дивизии.