Шварцев умолк. Ог его велеречивости не осталось и следа. Он стал жалок. И когда покинул блиндаж, то начальник штаба даже вступился за него:

— Иван Васильевич, может отпустим этого добра молодца на все четыре стороны? Он совсем скис.

— А ты с каких пор поощрять таких стал? — накинулся на него полковник. — Пойдем‑ка лучше потолкуем с пополнением.

Я вышел из блиндажа вслед за ними.

— Смирно! — скомандовал Шварцев и шагнул навстречу командиру полка с рапортом.

Полковник остановил его молчаливым жестом, подал команду «вольно» и начал именно «толковать» с бойцами, а не «речь держать»:

— Видите, хлопцы, как мы здесь живем. Война! Деревья повалены, земля воронками изрыта. Захватчики на нашей земле…

После такого предисловия он незаметно переключил внимание собеседников на боевую историю полка. Потом вкратце рассказал об обстановке в полосе дивизии, о том, чем занимается полк в данный момент и что отсюда вытекает для каждого из них.

— Хотя мы в обороне сейчас, но и оборона должна быть активной. И в обороне каждый день, каждый час, каж

дую минуту обязаны бить врага. Вам это ясно, товарищ старший лейтенант? — внезапно обратился он к Шварцеву.

Тот, размышляя о чем‑то своем, откликнулся не

сразу.

— Я вас спрашиваю, старший лейтенант! — чуть повысил голос командир полка.

— Да, — не очень уверенно ответил Шварцев.

— Вот сегодня, — продолжал полковник, — каждый из вас займет свое место в боевых порядках. Каждому стрелку и автоматчику будет выдано определенное количество патронов. А завтра утром извольте сдать стреляные гильзы. Такой у нас давно заведен порядок.

— Сдельная работа? — пробасил правофланговый.

— Так точно. Еще вопросы есть?

Полковник прошелся перед строем, дожидаясь вопросов. Их не последовало.

— Ну что ж, — сказал он, — если вопросов нет сейчас, зададите потом, когда появятся. Я часто бываю в ротах… До скорой встречи!.. Лейтенант Гаевой, ведите роту…

В батальон от командного пункта полка была протоптана в снегу узенькая тропинка. Я зашагал по ней впереди роты. За мною Шварцев, за ним все остальные, гуськом. По обе стороны тропинки давно образовалось полковое кладбище. Одну из могил еще не успел запорошить снег. На дощатой пирамидке химическим карандашом было написано: «Капитан Сафонов В. И.». Шварцев остановился, прочитал эту запись, спросил:

— Кто он?

— Уполномоченный «Смерша».

— Они тоже бывают на передовой? — удивился старший лейтенант.

— Чаще многих других, — ответил я. — И, как правило, там, где очень трудно или совсем невыносимо…

За кладбищем был лесок. Но деревья здесь превратились в голые жерди, местами обугленные, как после пожара. И чем ближе к передовой, тем больше они были посечены пулями и осколками снарядов.

— Держись проводов, — сказал я Шварцеву, а сам приотстал, чтобы побеседовать с Шипиленко. Не выходил он у меня из головы.

Малорослый боец едва поспевал за растянувшейся

ротой.

— Устал, наверное? — спросил я его.

— Да нет… Так, немного ноги гудят.

Сказано это было с детской застенчивостью.

В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что родом он с Кубани. Вырос на хуторе, вдали от больших дорог. Ни разу не был в городе. Окончил семь классов в соседнем селе. До призыва в армию работал в колхозе пастухом. Дома остались мать и сестра. Старший брат на фронте. Отца, хуторского активиста, убили бандиты в период коллективизации.

Мне стало жаль парнишку. Мелькнула мрачная догадка: не жилец он в окопах. Чересчур стеснителен и безответен, слишком ошеломлен необычной для него обстановкой. Захотелось помочь ему, уберечь от скорой и напрасной гибели. Стал думать, как бы и где малость придержать его на некотором удалении от переднего края, чтобы огляделся вокруг, обвык, приобрел фронтовую сноровку.

Внезапно в воздухе завыли мины. Я подал команду: «Ложись!».

Не знаю, услышал ли кто мой голос. Мины уже рвались, чуть перелетая через нас. Шипиленко лежал с зажмуренными глазами. Залп повторился. На этот раз разрывы были подальше.

— Встать! — скомандовал я. — Шагом марш!

На ходу спросил у Шипиленко:

— Не боишься?

— Боязно, дядя.

— Что? — непроизвольно вырвалось у меня. «Дядя», повторил я про себя. — Да ведь мы почти ровесники!

Подошел Шварцев.

— Скажите, где можно взять каску? У меня же ничего

пег.

— Все будет, не беспокойтесь.

Указал ему кивком на семенившего вслед за ротой Шипиленко:

— Не могли подержать такого еще два — три месяца в запасном полку?

На этот вопрос Шварцев ответил встречным вопросом:

— А вы можете сделать для него что‑нибудь подобное?

— Попытаюсь.

Шварневу, наверное, показалось, что он ослышался.

— Как вы сказали?

— Попытаюсь.

— А чем он лучше других?.. Скажете, жестоко расссуждаю? Может быть… Где сейчас разбираться: кого вперед, кого назад? Меня вот не без вашего участия сунули вперед, а почему его считаете возможным оставить позади? Всех надо вперед!..

Для продолжения дискуссии у нас недостало времени. Я увидел командира первого батальона, уже поджидавшего нас у своего блиндажа. Он поздоровался со всеми и сразу объявил:

— Пятнадцать человек — в первую роту, пятнадцать — во вторую, семь — в минометную. Получите оружие и сразу по местам. Кислов>бери своих людей и веди. Все передай, как положено, Шварцеву. Потом зайдете вместе, доложите. Старшина, выдать всем паек на завтра. Поговорим ночью, в — окопах. Митинговать не будем.

Меня комбат пригласил зайти в его блиндаж. Попенял:

— Мало людей привел. Однако и на том спасибо. Садись, чаи погоняем.

В блиндаже было тепло, по — своему уютно. Ординарец налил в две большие кружки хорошо заваренного чая, поставил третью, полную сахара. За неимением чайных ложек положил столовые.

За чаем комбат стал расспрашивать меня о Шварцеве. А что я, собственно, мог сказать о нем?..

Гораздо конкретнее получился у нас разговор о Шипиленко. Я попросил комбата отпустить его со мною в распоряжение штаба полка.

— Позови Шипиленко, — приказал комбат ординарцу. — Посмотрю на него.

Шипиленко робко вошел в блиндаж, попытался доложить, что прибыл по вызову, но от волнения только заикался, ничего членораздельного у него не получилось. Комбат вздохнул и сказал:

— Бери…

Возвращаясь в штаб полка вместе с Шипиленко, я впервые задумался: а как отнесется к этому моему своеволию начальник штаба?

Он отнесся с пониманием. Вспомнил, что очень нужны люди в подразделении связи, и сразу же позвонил туда, сказал, чтобы пришли за пополнением.

Так решилась судьба Шипилеико. Впоследствии!! он стал хорошим радистом, был награжден медалью «За отвагу».

А Шварцев ровно через месяц написал рапорт командиру полка с просьбой возвратить его к прежнему месту службы. Просьба была удовлетворена, но распоряжение об откомандировании не застало Шварцева в батальоне. Он был ранен и отправлен в госпиталь.

Вернувшийся вскоре из того же армейского госпиталя Леонид Куренков передал мне привез' от Шварцева. Меня это порадовало. Если приветствует, значит, не серчает.

18

После ранения Леонид Куренков вернулся в полк с медалью «За боевые заслуги».

— Где это ты и как отличился? — поинтересовался я.

Он покосился на медаль, загадочно улыбнулся.

— Хороша, хороша! — сказал я. — Медаль хороша, и сам ты под стать ей: такой же свеженький.

— Должен быть свеженьким, — охотно согласился Леонид. — Нога зажила, отоспался, отогрелся, отмылся… Будто в доме отдыха побывал.

— Лучше все‑таки не попадать в такие дома отдыха.

Это мое мнение не было принято безоговорочно. Куренков рассуждал по — своему:

— Если иметь в виду обычные два фронтовых варианта, то мне выпал лучший. Случайно, конечно. На войне многое происходит по воле слепого случая.

«В госпитале наслушался, — отметил я про себя. — И, пожалуй, важничает малость, потому что командиром минометной роты назначили. А тут еще и вторая медаль вдобавок».