Утром мы увидели все, что было перед нами. Наши землянки были слева и справа от небольшого виадука. Его, собственно, уже не существовало, остался только проем в полотне дороги. Сразу за полотном — остатки села Экономического. Торчали лишь несколько печных труб да чудом державшийся угол какой‑то хаты. Он возвышался над землей метра на два. За селом в сторону переднего края тянулись бурьянища. А дальше — гряда высот.

По карте мы определили: слева — высотка 71,0, рядом

— господствующая высота 121,4. Между ними карта показывала хутор Горищный — на правом скате меньшей высоты. На местности же его не оказалось. В стереотрубу можно было видеть лишь обломки каких‑то строений. Правее господствующей сопки находилась высота 103,3. На подступах к ней по карте значился хутор Садовый. От нас он угадывался только по верхушкам деревьев. Высоту удерживали немцы. По впадине между нею и сопкой 121,4 — передний край вражеской обороны. Влево он уходил за гребень этой сопки, а вправо тянулся к селу Киевскому.

С утра мы установили связь со своими соседями справа и слева — артиллеристами, пехотинцами. Они сообщили: как раз через наши порядки летают вражеские бомбардировщики, сбрасывают свой груз сразу же за полотном железной дороги. А заходят на бомбежку с нашей стороны. Прилетают обычно в обед, в одно и то же время.

И действительно, где‑то в середине дня появились фашистские пикировщики Ю-87, зашли со стороны леса, ринулись в пике, казалось, прямо на нас. Мы — в укрытия. Взрывы бомб сотрясали землянки. Пикировщики сбросили бомбы шагах в ста от нас.

И все стихло. Самолеты улетели. За насыпью полотна еще клубились дым и пыль от разрывов. На другой день бомбежка повторилась. Не понимали мы только, что немцы бомбят: на месте куда они направляли бомбовые удары ничего не было — ни пушек, ни танков, ни пехотных траншей.

Разъяснили соседи. Прежде там стояла батарея одного из наших артполков. Фашисты засекли ее с высоты 103,3 и нацелили на нее свою авиацию. После первой же бомбардировки наши артиллеристы переменили позицию. Уезжая, воткнули наклонно в каждый из орудийных окопов по бревну, чуть замаскировали. Задали фашистам работу!

Как‑то к нам приблудилась собачонка, видимо, из разрушенного села. И как выжила?.. Солдаты рады были ей, приласкали, покормили, и она осталась в наших окопах. В первый же день, перед очередным налетом, когда мы еще не слышали гула самолетов, она вдруг как‑то забеспокоилась и, повизгивая, юркнула в ближайшую землянку. А вскоре послышалось знакомое гудение. После бомбежки собака первой выскочила наружу, огляделась и стала лаять на дым, клубившийся за насыпью. Мы от души смеялись, а кто‑то потрепал четвероногого за шею и сказал:

— Да у тебя, пес, не уши, а звукоуловители! Раньше всех услышал. Молодец! Будешь нас предупреждать.

И правда, всякий раз по тому, как вела себя собачонка, мы определяли, что «гости» уже на подходе.

На нашем фронте готовилось наступление, подходили пехота, танки. Фронт насыщался артиллерией. 16 шоля на рассвете наши войска, чтобы улучшить свои позиции и прощупать оборону противника, начали штурмовать высоту 114,1. Сотни орудий и минометов одновременно открыли огонь по ее макушке. Более семидесяти самолетов нанесли по сопке бомбовый удар. Высоту заволок черный дым. Красноватыми всплесками беспрерывно вспыхивали

разрывы снарядов и мни. Наша пехота, прижимаясь к валу артогня, ринулась в атаку.

Вскоре высота была взята. Побывавшие на ней разведчики рассказывали, что окопы и блиндажи фашистов были перепаханы. Из засыпанных траншей, разрушенных дзотов и землянок было извлечено множество трупов. Оборонявший высоту немецкий батальон перестал существовать. В плен попало лишь несколько чудом уцелевших вражеских солдат. Да и те, как говорили разведчики, «были не в себе»: тряслись, будто в ознобе.

Немецкое командование попыталось отбить высоту. Семь раз атаковали фашистская пехота и танки захваченные нашими войсками позиции. Кончилось это для врага новыми потерями.

22 июля началось наше наступление на более широком участке фронта — от сопки 121,4 вправо до села Киевского. Наш полк входил в группу артиллерии дальнего действия 16 стрелкового корпуса. Каждой батерее была дана лишь одна цель. Как и при штурме высоты 114,1 артподготовка началась в пять утра. Солнце уже взошло, но еще чувствовалась прохлада. Стволы орудий влажны от росы. В прозрачном воздухе четко виден передний край противника.

Пушки, «Катюши» разом ударили по вражеским траншеям, укреплениям, наблюдательным пунктам, позициям его артиллерийских и минометных батарей. Гром выстрелов и грохот разрывов слились. Передний край фашистов заволокло дымом.

Почти два часа длилась артподготовка. Многие огневые средства немцев были подавлены. Однако гитлеровцы учли урок недельной давности. Когда наша пехота поднялась в атаку, по ней открыли огонь артиллерийские и минометные батареи.' Заговорили и пулеметные точки, прежде не обнаружившие своих позиций. Пехотинцы прошли вперед метров триста — четыреста, но дальше продвинуться не смогли. Окопались у подножия высоты 103,3.

На другой день наши войска на некоторых участках возобновили наступление, но успеха оно не имело. Командование решило прекратить атаки. На «Голубой линии»

фашисты создали мощные укрепления, глубоко зарылись в землю, построили множество дотов и дзотов, соединили их траншеями полного профиля, огородились колючей проволокой, густо заминировали подступы к переднему краю.

В последующие дни батареи вели разведку противника и огонь по обнаруженным целям, по скоплениям живой силы и техники.

Вот строки из «Журнала боевых действий полка».

«В течение этих дней велась усиленная разведка противника, засекались его огневые точки на высоте 103,3 и артбатареи в районах Киевское и западнее хутора Львовский. 2–я и 4–я батареи пристреливали бронебойные снаряда на шкале «ДГ — полный» по пулеметным точкам на высоте 103,3. В результате подавлены дое пулеметные точки.

Полк занимал прежний боевой порядок и решал задачи по указанию штаба артиллерии 16 СК. В течение дня произведено два огневых налета: 1. 10–мннутиый огневой налет на высоту 95,0; 2. По северо — восточной окраине хутора Гоголя… Потери — в результате ответного минометного обстрела района наших боевых позиций противником убит связист 4–й батареи Рябков, ранен орудийный номер этой же батареи Шаликошвили. Красноармеец Рябков похоронен в 500 м юго — восточнее хутора Запорожский.

28–29–30 июля. В 17.00 29.07 полк произвел 5- минутный огневой налег на участок западнее отметки 95,0. В 8.00 (30.07) 1–я и 3–я батареи произвели… огневой налет на ранее обнаруженную и засекреченную минбатарею противника в районе восточнее Киевское 300 м. Из этого района минбатарея больше не стреляла. В 16.00 полк произвел огневой налет на скопление пехоты противника на юго — западной окраине хутора Садовый. По наблюдению командира батальона 761 СП с высоты 121,4 на улицах много трупов солдат и офицеров противника, а оставшиеся в живых разбежались. Расходовано 100 снарядов».

И так изо дня в день. Батареи регулярно вели огонь по обороне противника, его укреплениям, огневым средствам в глубине и на переднем крае, по скоплениям живой силы и техники… Полк держал под огнем высоты 103,3 и 95,0, расположения гитлеровцев в районах села Киевского, хут оров Новый, Львовский, Садовый.

С волнением листаю я сегодня пятидесятилетней давности «Журнал боевых действий полка». Здесь каждый день отражались фронтовые события. Большинство страниц — оберточная бумага… Язык — сухой, лаконичный, но за каждой из записей — подвиги солдат и офицеров. Скорбью отзываются в сердце частые слова: «убит», «ранен», «отправлен в госпиталь»…

Читаю записи и вспоминаю все: как мы воевали, чем жили, о чем думали. Вспоминаю не только повседневные трудности фронтового бытия, но и маленькие радости, и смешные эпизода. Некоторые моменты видятся мне так ясно, как будто случились вчера.

Смотрю запись за 30 июля, и в памяти всплыло… Утром в землянку, где размещались я и начальник связи полка старший лейтенант Иван Иванович Щербань, зашел помначштаба по разведке капитан Цыганок.