Аржантина вернулась во всем блеске, прическа ее была в полном порядке. Бросив взгляд на платье Лоретты, напоминавшее после наших упражнений на канапе мятую тряпку, она громко расхохоталась. Затем, внимательно осмотрев с лукавой усмешкой канапе, заявила, что, ежели бы ей пришлось составить карту местности, где только что разыгралась баталия, самой густой краской следовало бы закрасить именно это канапе, так как на нем произошло главное сражение.
— Ну почему, — усмехнулась она, — все наши слабости непременно выдают себя? Что бы мы ни сделали, любой поступок отражается в нашем взгляде; к примеру, разве мой взгляд не выражает саму невинность?
Словом, Аржантина вынудила нас признаться в совершенных безумствах; впрочем, волновало ее только одно: чтобы баталия происходила по всем правилам.
— Смелее в бой, — выговаривала она Лоретте, — но зачем при этом мять платье? Следуйте моему примеру, снимайте платье и оставайтесь в корсете; к чему эти церемонии, здесь все свои, а в неглиже ваши прелести выглядят еще более соблазнительными. А теперь идите наверх и живенько приведите себя в порядок; только ради всего святого, не будите председателя: он заснул прямо в шезлонге!
Лоретта последовала ее совету, хотя и почувствовала, что дан он был не совсем бескорыстно. В присутствии более удачливой соперницы ни одна женщина не чувствует себя в своей тарелке, и ни одна женщина не станет бескорыстно помогать сопернице вновь обрести былую привлекательность! Итак, оставляя нас одних, Лоретта неоднократно оборачивалась, окидывая меня и Аржантину весьма тревожным взором. Прекрасно владея искусством обольщения, она знала все ухищрения, к коим прибегают женщины, дабы заполучить желанного мужчину.
— А теперь, очаровательный советник, вам придется иметь дело со мной, — заявила Аржантина.
Едва Лоретта вышла из комнаты, как она бросилась закрывать дверь, исполнив при этом такой прыжок, какими в пантомимах обычно передвигаются демоны или фурии.
— Вы мне нравитесь, и у нас мало времени; председатель объявил о начале сражения, но победителем в нем вместо него суждено стать вам. Разве это канапе уже не явилось свидетелем вашей отваги? Оно покрылось порохом, но я не боюсь пороховой копоти: такая грязь почетна, ежели ты запачкался в ней на поле брани.
С этими словами она поцеловала меня; я живо ответил ей тем же. Она быстро увлекла меня в бездонные глубины, куда я с наслаждением за ней последовал. Никто не может сравниться с темпераментной женщиной, обманутой в своих ожиданиях; она не просто любит вас, она делает это с жаром; ее не просто обуревает страсть, она становится настоящей фурией; вряд ли есть на свете более тяжкое занятие, нежели обладание подобной красоткой. Короче говоря, я атаковал вставшую на моем пути крепость; а так как сражался я мужественно и вскоре с честью вышел победителем, то мне было предложено продолжить мои воинские подвиги, и я взял эту крепость еще несколько раз кряду. Даже если мужественность моя не произвела на Аржантину особого впечатления, по крайней мере ей было чем похвастаться перед товарками. Что она и сделала незамедлительно.
— Теперь пусть приходит Розетта, — заявила победительница, — я желаю ей получить столь же полное удовлетворение; мы подружимся, а вам придется доказать ей, насколько я люблю ее.
Судите сами, дорогой маркиз, оставила ли мне Аржантина хотя бы каплю сил, дабы что-либо доказать Розетте.
Тем временем вернулась Лоретта.
— Это канапе поистине подобно магниту, нельзя пройти мимо, чтобы не упасть прямо на него, — проговорила игриво она. — Вот гляжу я на вас, Аржантина, и на вас, советник, и все мне с вами ясно. Надо признать, моя добрая подруга совершенно спокойна; но всем известно, что она похожа на великого Конде[54], который, как известно, обретал хладнокровие только в разгар битвы. Председатель все еще отдыхает; скорей всего, он проспит еще долго, поэтому предлагаю не ждать его и самим опорожнить эту бутылку муската. О чем вы задумались, дорогой советник? Взгляд ваш исполнен почтительности, однако если почтение ваше — всего лишь дань условностям, забудьте о нем, такое почтение дамам ни к чему.
Постепенно беседа перешла на литературу, источник отдохновения для усталых мужчин и развлечения для женщин, не любящих предаваться размышлениям. Мы стали обсуждать волшебную сказку о Палисандре и Зирфиле, автором коей был Дюкло. Я считал, что в этом сочинении внимания заслуживало только обращение к читателю. Девицы же, напротив, хвалили автора, восторгались легкостью его слога и игрой ума. Аржантина, большая поклонница Дюкло, уверяла нас, что надежные люди сообщили ей, что сей сочинитель скоро будет принят во Французскую академию.
Стоит начать обсуждать заслуги того или иного писателя, как разговор немедленно заходит в тупик. Мы быстро перешли на обсуждение мод, кружев, тканей, а затем незаметно принялись разбирать по косточкам Розетту; тут-то она и явилась — собственной персоной, приятно удивив всех нас своим появлением. Я встал и шагнул ей навстречу; однако она усадила меня на место и, радостно приветствуя всех разом, запорхала вокруг стола, оделяя каждого нежным поцелуем в лоб, коим обычно награждают возлюбленных после бурного сражения на поле любовной брани.
Розетта без промедления раскрыла нам свою тайну, сообщив, что уже давно находится в соседней комнате, где ей были слышны все наши разговоры, равно как и была возможность наблюдать за всем, что здесь происходило; она даже подсчитала, сколько минут я сражался с Аржантиной, и, полагая себя знатоком в подобных вопросах, стала уверять меня, что не стоит медлить ради получения краткого удовольствия, равно как и не стоит торопиться, когда желаешь это удовольствие продлить. Однако тут в роли верховного судьи выступила Аржантина: ее речь славила меня и мою мужскую силу.
Платье Розетты было без непременных нынче фижм, белье — самое восхитительное на свете, обувь изящная, ножка очаровательна — как от природы, так и благодаря шелковым чулочкам, умением выбирать которые хозяйка ее владела в совершенстве.
— Пусть председатель спит, — воскликнула Розетта, — а мы будем бодрствовать! Десерт было приказано подать к моему прибытию; я здесь, так приступим же к нему и приложим все усилия, дабы уничтожить его без остатка; пусть нашему судье достанутся рожки да ножки!
Мы дружно последовали ее призыву. Целый час мы смеялись, откупоривали все новые и новые бутылки, разбили несколько стаканов и фарфоровых тарелок. Подобными вкусами обычно обладают женщины вполне почтенных сословий, перенимая их у господ военных; когда же офицеры отбывают в действующую армию, дамы, подражая своим бывшим возлюбленным, также проникаются уверенностью, что застольное веселье проистекает исключительно от буйства и битья посуды, поэтому разбить зеркало, сломать столик или выбросить в окно стул почитается в их кругу поступком исключительно остроумным; так почему бы женщинам на содержании не подражать юным маркизам, кои в своих романах подражают дамам определенного поведения? Я извлек из кармана флейту. Лоретта тотчас завладела ею; играла она вполне сносно и, начав с простых рулад, исполнила нам несколько трогательных арий. Однако Розетте инструмент явно пришелся не по душе, и она заявила, что способ, коим из него извлекаются звуки, совершенно неприличен: находясь в обществе, женщины не должны выделывать языком подобные движения, ибо они выходят за грани пристойности. Ну, и где же тут мораль? Честно говоря, есть вещи, знание которых женщина должна тщательно скрывать и уж тем более не заявлять о них во всеуслышание.
Завершив речь о флейте, Розетта заговорила о своем положении в обществе. После определенного рода занятий, когда удовольствия, так сказать, уже исчерпаны, дамы нередко принимаются обсуждать жизненные трудности или же обязанности, кои исполнять им велят сама Природа, а также грозящие им несчастья. Сколь же причудлива судьба философии, оказавшейся в некотором роде дочерью распущенности нравов! Розетта стала сравнивать себе подобных девиц со священниками и, действительно, обнаружила между святыми отцами и своими товарками изрядное сходство.
