— Карилуото, есть у тебя связь с ротой?

— Нет. Мой взвод продвигается вперед, в резерве за первым взводом, и держит связь с ним. Первый и второй взводы держат связь между собой.

— Какое отделение пойдет туда? Пулеметы второго полувзвода уже на местах.

Коскела бросил взгляд на Лехто и Лахтинена, а они в свою очередь посмотрели друг на друга. После краткого молчания Лехто сказал:

— Пойдет первое.

— Ну, разумеется, нас туда, где хуже всего, — пробормотал Рахикайнен.

Ламмио достал карту и карманный фонарь:

— Давайте посмотрим.

Коскела и Лехто стали на колени рядом с Ламмио, на них накинули шинель, и под ее прикрытием они принялись разглядывать карту.

— Второй взвод сосредоточивается на краю этого болотистого луга. Его задача: продвигаться к шоссе, перерезать его и занять позиции фронтом на запад. Отсюда идет тропа на шоссе, видите? Взвод движется по обеим ее сторонам. По данным разведки, на лугу стоит сарай, но вы и без этого ориентира легко найдете его в двухстах метрах отсюда, вперед и левее. Ошибка исключена. Если взвод уже выступил, следуйте по тропе и примкните к нему на шоссе. От луга до шоссе еще двести метров по тропе. Разумеется, вы можете пройти через первый взвод и вдоль его фронта ко второму, но это не имеет смысла, и к тому же первый к тому времени, наверное, уже вступит в перестрелку. Этот путь самый безопасный и короткий. Вопросы есть?

— Нет. Стало быть, это взвод Сарколы?

— Да. Если обочина шоссе занята, противник вступит в бой, и вы легко сможете ориентироваться по звукам стрельбы… Противник занял там позиции почти наверняка, так как наш переход не остался незамеченным. Но достоверно этого никто не знает, так что смотрите в оба. Может, да, а может, нет! Будьте осторожны. Действуйте.

— Но Риитаою я с собой не возьму. Пусть Лахтинен даст мне одного человека, у него и так больше людей, чем у меня.

— Лехто прав, — сказал Коскела. — Нужно дать ему одного человека.

— Сихвонен может пойти.

— Все Сихвонен да Сихвонен! — Сихвонен рассердился. Особые задания были не в его вкусе, и к тому же он был задет за живое тем, что Лахтинен счел его наихудшим из всех.

— Довольно болтать, — сказал Ламмио. — А Риитаоя встанет на свое место. Если он и дальше будет трусить, мы примем другие меры. Человек в его возрасте должен держать себя в руках настолько, чтобы сгодиться хотя бы в подносчики патронов.

Риитаоя стал по стойке «смирно» и, тяжело переводя дух, поспешно заискивающе сказал:

— Я опять готов нести службу. Я только чуть притомился и…

Несчастный не знал, кого бояться больше: противника или Ламмио. Причем страх его был так велик, что он даже не устыдился этой нахлобучки на глазах у всех.

Первое отделение выступило, и, как только они оказались вне пределов слышимости, поднялся ропот:

— Ну, ты, любитель войны, вечно тебе надо вызваться добровольцем! Иди один, если тебе это так нравится. Шарить тут в темноте… Бог знает, где они.

Рахикайнен изливал свою злость, однако Лехто шел вперед, напрягая зрение и слух, и только прошипел в ответ:

— Закрой пасть и раскрой глаза.

— Поди знай, что там впереди ждет. Слышите, как стреляют справа? Они уже на шоссе. А вот и танк рокочет. Что нам делать без противотанковых орудий?

— Тише! Вот луг и сарай. Пройдя по краю луга, попадаем на тропу. Она должна начинаться вот в той низине, если карта не врет.

На открытом месте было немного светлее, чем в лесу, где все еще было темно, хоть глаз выколи. Солдаты начали осторожно обходить луг по краю и нашли ведущую к шоссе тропу. Но никаких следов взвода прапорщика Сарколы тут не было. Справа слышалась стрельба, но, согласно объяснениям Ламмио, там была полоса движения первого взвода.

— Поворачиваем назад, — сказал Рахикайнен.

— Нет, надо выйти на шоссе. Ты же слышал приказ не хуже меня.

— Но если там никого нет? — настаивал Рахикайнен. — Я не верю и половине того, что сказал этот хмырь. Болтун проклятый! Несет всякую чушь.

— Нет, он знает положение… Нужно идти.

— Мы не пойдем.

— А что будет, если мы все вернемся в Финляндию? Заявимся домой и скажем, что заблудились, хи-хи-хи…

— Тебе бы все хихикать, черт… Ну и иди с этим любителем войны.

— Двое против танков, хи-хи. И будут нам нашивки и кресты в большом количестве…

Невозможно было понять, что у Ванхалы на уме, во всяком случае, злость Рахикайнена его только забавляла.

Лехто приказал им заткнуться и идти молча.

Он снял оружие с предохранителя и стал красться на ощупь во мраке по тропе. Он ориентировался по просвету в сучьях деревьев — светлой узкой полосе неба над тропой. В темном сыром лесу было тихо. На сапоги налипала жидкая грязь.

Они уже довольно близко подошли к шоссе, как Лехто взяло сомнение:

— Где же второй взвод?

Он остановился, прислушиваясь. Шедшие сзади солдаты поравнялись с ним.

— Поворачиваем назад, — снова сказал Рахикайнен.

Напряжение лишь усилило раздражительность Лехто, и он злобно прошипел:

— Кончай свое бормотание, черт подери! Мы должны по крайней мере осмотреться. Я не хочу доставить этому хмырю удовольствие и вернуться, не выполнив задания, черт возьми! Я пройду немного вперед. Если что-нибудь случится, тогда занимайте позицию и защищайтесь. Один пусть пойдет за помощью. Но учтите, что наши уже на шоссе, а не там, откуда мы вышли.

Лехто пошел вперед. На мгновение его охватил страх: что там, за этой тьмой и безмолвием? Почему не стреляют оттуда, где уже должны быть свои? И почему рокочут танки совсем близко справа?

Обливаясь потом, он остановился с тягостным чувством, что тут что-то не так. Но едва он подумал о возвращении, как страх вытеснила какая-то странная горькая ненависть. Ни за что. Никогда. Этого они не увидят. «Они» были каким-то смутным понятием. «Они» — это не один только Ламмио, в это понятие входило все, против чего он, Лехто, восставал с раннего детства. А восставал он против всех и вся. Он делил людей на врагов и равнодушных. Он ненавидел их, сколько помнил себя — с тех самых дней, когда он приносил в ржавом ведре бесплатный гороховый суп из профсоюзной столовой в Тампере, где он рос, как бездомная собака. Стать коммунистом он не мог, ибо никого не терпел вблизи себя. Только к двум людям он испытывал нечто вроде уважения — к Каарне и Коскеле, но и в отношениях с ними он всегда оберегал чувство собственного достоинства.

Гонимый этой ненавистью, он и переставлял ноги, пытаясь пронзить взглядом темноту, напрягая слух, чтобы услышать тишайшие голоса ночи. Лес редел, и он определил, что находится в нескольких метрах от шоссе. И в тот же миг он вместе с влажным от дождя ночным воздухом вдохнул острый запах, знакомый ему по русским пленным и убитым, он поднял винтовку и хотел сойти с тропы, как вдруг услышал крик почти у самых своих ног. Он успел увидеть вспышку пламени, ощутил всем телом ошеломляющий удар и со слабым стоном упал на землю.

Когда противник открыл огонь, Ванхала, Рахикайнен и Сихвонен сошли с тропы в укрытие. Риитаоя уронил ящик с патронами и, как сумасшедший, бросился назад. Рахикайнен оставил на тропе станину пулемета, но Ванхала не расстался со стволом.

— Бежим, ребята, — задыхаясь, сказал Сихвонен. — Они сейчас пойдут в атаку.

— Что сталось с Лехто? — На этот раз Ванхала говорил совершенно серьезно.

— Что сталось? Разве ты не слышал, как он застонал? Что нам, дожидаться, пока и нас хлопнут? Я ведь давно говорил… Кто велел этому идиоту соваться на верную смерть? — Рахикайнен стал отползать назад.

Противник перестал стрелять, однако безмолвие казалось еще страшнее. Темнота грозила неисчислимыми опасностями. Другие уже начали отходить, но Ванхала шепотом произнес:

— А если он только ранен? Все-таки не мешало бы выяснить.

— Как тут выяснишь? Если и ранен — живым его оттуда не вытянешь. Ведь он лежит у них под самым носом. Пойдешь за ним — так там и останешься. И потом, он же сам приказал идти назад за поддержкой.