— Одного нет, сказал черт, когда считал муравьев.

Хотя после боя он прожужжал уши своим хвастовством, он все же имел на это основания, ибо сразу же почувствовал себя на фронте как дома. И дело не ограничилось тремя убитыми вражескими солдатами: Асуманиеми стал одним из самых надежных солдат во взводе, вот почему Рокка проговорил наставительно-доброжелательным тоном:

— Попридержи чуток язык, парень! Поплывешь как миленький вместе со всеми. Лучше съешь свой сахар, не то намокнет.

Прапорщик Яловаара вернулся с командного пункта роты. Увидев Рокку, прапорщик сердито спросил:

— Что вы там болтаете о плавании?

— Да вот велел ребятам съесть сахар, чтоб он не намок, когда мы поплывем на ту сторону.

— Такими разговорами вы содействуете возникновению паники.

— Слушай, прапорщик! О панике позаботится противник, а не я. Поглядишь еще, как мы поплаваем, словно стая уток.

— Вы придумываете всякие ужасы. К чему это приведет, если помощник командира взвода первый говорит о бегстве!

Прапорщик был разъярен, и не в последнюю очередь тем, что Рокка запросто обращался к нему на «ты». Это было уже не первое их столкновение. По разговору прапорщика Рокка сразу увидел, что тот не представляет себе, во что теперь превратилась война. Яловаара еще в начале наступления был отозван в тыл и получил броню ввиду важного характера своей работы, но затем из-за больших потерь в офицерском составе его снова призвали на действительную службу. Яловаара был настолько желторотый, что Рокке становилось просто страшно.

— Что мы тут болтаем, это все ерунда. Противник уже научил нас, что с ним шутки плохи. Он знай себе прет, и мы не всегда можем его остановить. А я думаю, что и на этот раз так будет. Смотри во все глаза, как поднимется пальба, тогда увидишь, куда головы повернутся. Это недобрый знак. Не люблю, когда люди навостряют уши.

— Мы в полном порядке отойдем через мост, как только получим приказ. Занимайтесь своим делом, остальное предоставьте мне.

Прапорщик произнес эти слова весьма категорично. Получив повторно призыв на военную службу, он решил действовать на фронте твердо и энергично. По дороге на фронт он еще более утвердился в такой решимости, обдумывая свое отношение к поражению. Он просто не мог поверить, что война проиграна, это было бы слишком обидно. Одно, во всяком случае, не подлежало сомнению — никто не может помешать ему выполнить свой долг.

Однако именно такой взгляд на вещи был не по нутру Рокке, и он начал искоса приглядываться к прапорщику, ухмыляясь той самой улыбкой, которая так злила Ламмио. Она была язвительнее всяких слов. Мягким голосом, словно разговаривая с ребенком, Рокка сказал:

— Послушай меня. Будет куда как хорошо, ежели по мосту отступит третья рота, потому что она располагается у самого шоссе. Мы, остальные, поплывем. Но ежели ты будешь и дальше так выкобениваться, то, может статься, нам и плыть-то будет некуда. Вот услышит противник и начнет атаку как раз на нашем участке.

— Вы должны выполнять приказы, как всякий другой, и баста. А теперь на позиции и смотреть в оба! Я уже слышал о вас сегодня. В моем взводе не будет других господ, кроме дисциплины и требований обстановки. Самоволия я не потерплю. Я не педант и не хочу, чтобы передо мной тянулись в струнку, но выполнять поставленные задачи взвод будет без рассуждений!

— Без рассуждений у нас еще ни одной задачи не выполнялось. Тебе ещё многому надо учиться, скажу я тебе. Да черт с тобой, мне некогда ошиваться тут и болтать почем зря! Шагай по мосту, ежели хочешь!

Рокка, отчаявшись, махнул рукой и ушел. Добравшись до позиций, он продолжал сетовать:Отчего это я всегда спорю с офицерами, черт побери? Два слова — и готова склока. Только с Коскелой никогда не ссорился. Что в них не так?

Ванхалу забавляли жалобы Рокки, который считал себя несправедливо обиженным.

— Не знаю. А ты никогда не думал, может, это в тебе что-то не так?

— Во мне? — всерьез удивился Рокка. — А что может быть неладно во мне, черт подери? Я никогда не болтаю по-пустому, а они всегда находят, к чему придраться. Я никогда не говорю ничего обидного для других, а они всегда ведут себя так, как будто мы все бунтовщики. Я хочу только одного: чтобы на войне не делать глупостей, и за это-то они на меня и напускаются. Вот и сейчас я-то заботился только о том, как нам лучше переправиться через реку, а он кричит: через мост! Какой там, к черту, мост, когда противник будет там раньше нас? Тут поневоле задумаешься: может, они нарочно хотят нас погубить?-Рокка с досадой рассматривал носки своих сапог, потом передернул плечами и продолжал: — И чего только я с ними связываюсь, черт подери? Карелия — фьюить! Война проиграна. Что мне еще теперь надо? Разве что отплатить за Перешеек. Позавчера я накрыл одного майора. Его ордена взяли ребята из первой роты. На этот раз ты опоздал, Рахикайнен.

— Я их больше не собираю. Пусть берет, кто хочет. К черту ордена, к черту Карелию, к черту войну. Пропади все пропадом!

— Не скажи! На Перешейке нашла коса на камень. Русские дальше не продвигаются, — вставил Сихвонен.

— Это уже не поможет, — ответил Рокка. — Все равно придут рано или поздно. Война проиграна. Какого только дерьма нам не пришлось хлебнуть, и все старания напрасны.

Пи… пиу…

— Пули, братцы, — сказал Асуманиеми.

Они поглубже спрятались в окопы. Только Рокка продолжал сидеть, как сидел, и говорил словно сам себе:

— Вот и опять летят пули. По всему белу свету, вишь ты, люди бегают с оружием по полям и лесам. Человек всегда во что-нибудь стреляет. Еще бы не летать пулям!

— Спрячься в окоп! — встревоженно окликнул его Суси Тассу.

— И такой человек, как Коскела… — продолжал Рокка прежним тоном, не обращая внимания на слова Тассу. — Уж если кто и знал, как бессмысленно теперь умирать, так это он. Погиб так, словно сам на себя руки наложил. Потому что вернуться обратно после того, как бросил связку гранат, он не мог. Мне кажется, он знал это. Слушай, Брюхо, что говорил тебе пастор вчера вечером?

— Хи-хи… Он спрашивал о часах того парня из первой роты, которого подстрелил патруль. Я говорю, их, наверное, взял кто-нибудь, кому они нужны… Смотрите, как все обернулось с религией. Людей убивают повсюду, как свиней на бойне, но это попам нипочем. А вот воровство кажется большим грехом, чем убийство, хи-хи. Ну а по-моему, нет ничего особенного в том, чтобы взять часы у человека, который уже не может справиться по ним, который час, хи-хи…

— Вот черт! Ты начинаешь философствовать. С чего это ты стал такой умный?

— Я лесной воин-одиночка, а не стадное животное, которое пробавляется пропагандой, хи-хи-хи…

И Ванхала, который удобно устроился у себя в окопе, захохотал во все горло. Рокка хотел было присоединиться к нему, но в это время со стороны шоссе послышались выстрелы и крики «ура». Солдаты схватились за оружие. Разговор умолк, лица стали серьезными: люди готовились отразить атаку противника.

Уже через полчаса обстановка изменилась, потребовав отступления с флангов. В центре давления противника не ощущалось, поэтому с приказом об отходе медлили, хотя третья рота, державшая оборону у шоссе, полным ходом отступала к мосту и противник преследовал ее по пятам. Когда вестовой командир роты принес наконец приказ оторваться от противника, Рокка предложил пересечь реку вплавь. Однако прапорщик думал лишь о полученных им указаниях. Возможно также, он не согласился с предложением Рокки потому, что поспорил с ним накануне, хотя и не отдавал себе в этом отчета. Обстановка не позволяла долго раздумывать, и категоричность его отказа могла объясняться только лишь тем, что он не хотел признать правоту Рокки.

Итак, они начали отходить к мосту, однако дойти до него не смогли. На полпути они стали свидетелями жуткой драмы, разыгравшейся на нем. По мосту под сильным огнем противника ползли раненые третьей роты, среди которых был и ее новый командир. В это время раздался хриплый крик саперов: «Внимание! Взрываем мост!»