— Уж, наверное, скоро, если пополнение прислали.

— Похоже на то. У тебя, наверное, ребят убыло, коль он нас к тебе прислал?

— Нескольких нет. Бомбежка вот двоих унесла. Пойдете пока с первым полувзводом. Потом посмотрим, где больше будете нужны.

— Мне наплевать, только чтобы мы с ним вместе были. Мы с ним, знаешь, соседи.

Он наконец затих и уснул. Кто-то еще о чем-то спросил его, но ответа не последовало.

— Он быстро засыпает, — просветил их Суси.

Утром всех разбудил монолог Рокки, уже давным-давно вставшего:

— Чай пить, ребята! Я взял котелки и побывал на кухне. Каждый пусть берет свой. Слушай, прапор! Сегодня отправляемся. Я тут походил, поразнюхал, и, знаешь, в батальоне уже распихали все барахло по повозкам. Значит, отправляться будем. Вы тут все молодые ребята. А нам с Тассу уже за тридцать. У нас бабы и ребятишки.

— Нет у нас ни у кого бабы, — сказал Хиетанен. — Мы тут все молодые герои.

— Герои-то и мы с Тассу. Ух, черт, как пушки бьют. Вот туда-то мы сразу и двинемся.

— Вы на фронте-то раньше были? — спросил Коскела.

— В Зимнюю войну. Ну и передряга же была в Тайпале — ужас! Мы с Карельского перешейка. Усадьбы они у нас, черт, отняли. Души-то свои мы спасли, хоть и били по нам из пушек. Посмотрим, удастся ли вырваться на этот раз. На Перешеек мне надо. Там у меня с соседями нашими кое-какие дела невыясненными остались. Тут-то мне, черт побери, делать нечего.

— А не все ли равно, где воевать, — сказал Сало. — За эти избы ты до Смоленска будешь мстить.

— Не знаю я никакого Смоленска. Вот немецкие усадьбы здорово расхваливают. Конечно, немец-то прет, но что у него еще получится, непонятно. Так дела не делаются. Но нам на это наплевать. Мы отдали бы, к черту, всю Европу. Карелию бы взяли и домой пошли.

— Нет, ребята, — сказал Хиетанен. — Я такого мнения, что, если бы нас было тридцать миллионов, мы бы тоже всему миру сказали, что нам соломы кормить скот не хватает.

— Лесной воин сказал свое веское слово, хи-хи-хи, — посмеивался Ванхала.

Рокка принялся собирать свои вещи, мурлыча на мотив собственного сочинения:

— Давайте, ребята, собирать вещи, скоро нам отправляться…

Рокка сразу же повел себя так, словно вовсе и не был в чужой компании, которой полагалось бы стесняться, хоть поначалу, пока не освоился с «домашним» духом отряда. Он тут же стал чуть ли не командовать. На него не обижались, инстинктивно чувствуя, что в самоуверенности этого человека скрывалось нечто, позволявшее ему занимать избранную позицию. Он уже заранее был уверен, что их отправляют, и действовал соответственно. Не прошло и двадцати минут, как его предположения подтвердились: на дороге возник Миелонен и закричал:

— Приготовиться! Собрать палатки! Выступаем через час.

Этот приход не вызвал обычных комментариев: все понимали, что настал их черед.

Так они отправились в поход. Шли, чуть подавленные, навстречу артиллерийской канонаде. Постепенно они свыкались с фронтовой атмосферой, с тем особым душевным состоянием, основу которого — когда яснее, когда глуше — составляет смерть. И гром пушек снова становился для них чем-то обыденным. Им навстречу везли солдат шедшего впереди них батальона, убитых и раненных в тот момент, когда они пытались прорваться сквозь заградительный огонь вражеской артиллерии.

Им повезло: они заняли свои новые позиции во время артиллерийской передышки. Вблизи передовой они свернули с дороги и расположились в лесу, где и провели весь день, пытаясь уяснить свою задачу и прислушиваясь к приглушенной стрельбе, доносящейся с линии фронта, которая проходила по реке примерно за километр впереди их расположения.

К ночи появился Рокка, долгое время где-то пропадавший, и сказал:

— Водяных животных они из нас сделают. Нагнали понтонов и катеров.

— Ну, вляпались.

— Не говори. Осталось только загнать нас в воду.

— Значит, в лодках будем переправляться, ребята.

— Известное дело. Геройский полк — в самое пекло. — Сихвонен был зол.

— А по-моему, все равно, куда нас повезут. Какая разница, где подыхать, в воде или на земле. По мне, смерть везде совершенно одинакова, где бы она тебя ни настигла. Вот летчиков героями считают, но я никак не пойму, какое это имеет значение, с какой высоты падать будешь или как помрешь.

— О смерти не говорите! — вмешался Хиетанен, притворяясь, что его трясет от страха. — А то меня еще понос прохватит.

— Ладно, не будем, а то ты еще нас вымажешь.

Рокка уселся на кочку и принялся грызть сухой хлеб*

С минуту он оглядывался вокруг, словно ища, на что бы обратить свою энергию.

Подальше в стороне разместился взвод Карилуото, и Рокка крикнул прапорщику:

— Слушай, ты, прапор!…

Карилуото удивленно повернулся к Рокке:

— В чем дело?

— Мы сейчас переправляемся через реку.

— Знаю.

— Ну и все.

Рокка махнул рукой и повернулся к Коскеле.

— Слушай, Коскела, как мы будем переправляться? Поместим пулеметы в лодки или будем прикрывать переправу огнем с берега?

— Подождем распоряжений, за ними дело не станет. По-моему, будет и то, и это.

— И я так думаю. Одни поедут в лодках, а другие спустятся с берега к реке, как успеют. Надо бы нам применить военную хитрость. В ту войну я только и думал, что бы такое изобрести. Русские, вишь, в Зимнюю войну гораздо скорее захватили бы наши позиции, если бы были похитрее. Но они знай себе шли в лоб да в лоб. Всегда смотреть надо, что делаешь. Один человек может столько же сделать, что и целый отряд. Такая это тратегия.[11] Пошли, ребята, спать. На войне никогда не знаешь, когда в следующий раз поспать удастся.

Рокка заснул сразу, но у других сна не было. Напряжение и страх перед грядущими событиями были сильнее усталости, поскольку в общем-то они успели отдохнуть. Бодрость духа в них несколько поддерживали резервисты, которые, глядя им вослед, приговаривали: «Строевые ребята идут. Вот уж пальба-то будет».

Они считали себя лучше резервистов, и офицеры пользовались этим, стараясь подбодрить их словами: «Уж эти ребята покажут, как надо гнать арендаторов».

С другой стороны, после столь длительного отдыха они почувствовали тягу к действию, и поэтому, когда пришел приказ начать переправу, будить пришлось немногих. Они разбились на группы неподалеку от берега реки, куда передовые части и солдаты саперной роты уже притащили быстроходные моторки. Там они и получили задание. Второй полувзвод третьего взвода прикрывал переправу огнем с берега. Первый придавался взводу Карилуото, который начинал атаку.

Каждому отделению предназначался катер и выбиралось подходящее направление, следуя которому они должны были подойти к берегу. Пулеметы установили на носу, откуда надлежало стрелять, хотя Рокка и говорил, что это совершенно зря, поскольку река настолько узка, что все равно не успеешь дать больше двух очередей. С этого и начался продолжавшийся всю войну его спор с Ламмио.

Рокка, которому Ламмио запретил обсуждать его распоряжения, заявил в ответ:

— Ты сам, добрый человек, увидишь, что не стоит из-за этого пулеметы собирать. При высадке больше времени уйдет, когда разбирать начнем.

— Послушайте, никакой я не добрый человек. Я ваш командир, и вы будете делать так, как вам приказывают.

— Да нет. На нос класть будем одни стволы.

Ламмио ничего не ответил; когда Рокка отошел, он повторил его слова как свои собственные.

— Положить только стволы на нос лодки. За время переправы вряд ли больше одной ленты израсходуется.

Рокка переправлялся с пулеметом Лахтинена, заметив тому: