Ну как им отказать? Правда, это точно последняя.
Оперативно расправившись с последней, дамы осознали, что теперь их нужда в шампанском увеличилась вдвое. Руки сами потянулись к барной стойке, несмотря на тот факт, что последняя бутылка была давно продана и две запасные последние бутылки уже тоже закончились.
На четвёртую дозу не хватало нескольких рублей. Пошарив по сумочкам, у одной из подружек нашли-таки два американских доллара. Поскольку обменного пункта в районе «рядом и поблизости» не оказалось, решили поменять у бармена. Послали Яну, как самую смелую (и самую нагазированную).
— А вы нам доллары не поменяете? — наивно спросила она.
— Доллары? Минуточку, — ответил бармен и удалился.
Из подсобки вышел мясник и сухо, как отрезал, спросил:
— Почём?
— Чё почём? — не поняла Яна.
— Баксы почём? — более чётко уточнил работник ножа и сала.
— Да у нас всего два, — честно призналась Яна, доставая купюру с президентом Джефферсоном.
— Птьфу ты, — плюнул мясник, развернулся и молча вышёл. Оказалось, он уважает исключительно господина Франклина. Именно Бенджи Франклин красовался на стодолларовой купюре.
Растерянная Яна потянула за рукав бармена:
— Может, продадите? — жалобно попросила она, протягивая деревянные с долларами вперемешку.
Человек за стойкой вздохнул, сгрёб интернациональный платёж в кучу и выдал самую последнюю бутылку «Советского». Никто не знал, что классификация последних бутылок на этом этапе не заканчивается. Приложением к шампанскому за баксы стала шоколадка.
В расход пошла четвёртая бутылка. Прямо на голодный желудок. Взяла и пошла. Хорошо так. Весело. Никто и не заметил, что экзамен уже давным-давно начался.
В разгар веселья в кафе зашла ещё одна подружка, уже прошедшая философию. С молодым человеком. Ну как не угостить девчонок? Будущих врачевателей. В общем, он купил им пятую. Крайне последнюю.
Дальнейший счёт последних бутылок Яна не проследила, поскольку несколько отделилась от внешнего мира. Как рассказывали ей поутру, вечером её уже снимали с писсуара в мужском туалете УЛК, на котором она величественно восседала. Что она там делала — Бармен его знает… Ей и нам до сих пор интересно. А философию сдали чуть позже, но уже без шампанского.
ИЗ СУДОВОГО ЖУРНАЛА
День одна тысяча триста двадцать второй.
Рубикон позади. Осталось чуть-чуть. Каких-то жалких три года. Море гладкое и спокойное. Плавают русалки. Мы плаваем с ними. Капитан не возражает. Лишь напоминает нам о предохранении. Это страшное слово — ЗППП (заболевания, передающиеся половым путём). «Беременность не так страшна, — наставляет командир. — Ею болеют всего девять месяцев, и то не вы. А вот на винт намотать… Тут можно и до конца похода не вылечиться». Именно с этими словами он на нас и надел трёхболтовое снаряжение. «Тяжёло, зато безопасно», — гарантировал кэп.
Постскриптум.
Покупавшись в снаряжении, многие товарищи обзавелись постоянными русалками. После сдачи чешуи в лабораторию и получения отрицательных анализов (у лаборантов отрицательные результаты хорошо, а положительные нет. — Авт.) разрешалось плавать без скафандра.
Лекция 41 ПРО НОВЫЙ МЕТОД
Терапевт всё знает, но ничего не умеет.
Хирург всё умеет, но ничего не знает.
Патологоанатом всё знаёт и умеет, но поздно.
Анекдот
Разумеется, на философии жизнь не кончается, и сдача экзаменов рано или поздно обязана была продолжиться. Вот и ребята-академики, пройдя и философию и терапию, устремились испытать своё счастье на следующую кафедру. Кафедру военно-морской и общей хирургии. Другими словами, предстоял классический экзамен по любимому всеми нами оперативному предмету.
Несмотря на сдачу по своим билетам (об этом позже), Валентин Имельяненко, он же Батя, он же Авиатор (если помните, его папа — директор аэропорта), очень плохо подготовился к экзамену и на хирургию пошёл с опаской. Также наряду с последней он захватил с собой и шпаргалки, и бомбы (здесь — готовые ответы), и даже учебники. Однако, невзирая на все предохранительные меры, на душе Валентина скреблись, как минимум, четыре кошки. Скреблись сильно и очень глубоко. И, как оказалось, не зря. Сбои в сдаче экзамена вылезли с самого его начала.
Всем давно и хорошо известно, что начальный курс хирургии сдаётся по подготовленным билетам. Выбираешь до экзамена билет, готовишься и в итоговый день ты чётко знаешь, где данный вожделенный билет находится. Остаётся только не обсчитаться, достать его (билет) и вразумительно ответить. Преподаватель, конечно, позадаёт дополнительные вопросы, перекинется на смежные темы и расспросит куда шире, но для тройки достаточно двух действий: взять свой билет и ответить на него. Ничего страшного в подобном трюке нет, поскольку хирургия — это скорее практическая наука, нежели теоретическая. Да и в военном вузе вылетишь скорее за дисциплину, нежели за успеваемость.
Однако на нашем потоке картину со своими билетами испортили. И испортил её вошедший вторым Денис Прапорщук. Подобный шаг оказался сделан им не специально, а, так сказать, по наитию. Его карточка лежала во втором ряду сверху (билеты шли рядами по шесть). Диня расслабленно подошёл к столу и взял, должно быть, свой билет. Но при первом же взгляде на карточку стало понятно, что вовсе не принадлежавшие ему вопросы вытащил горе-академик. В панике, плюхнув экзаменационную карточку на стол, но уже в другое место, он схватил соседний билет. Опять не тот. Ещё шире паника. И опять та же истеричная процедура по быстрой смене вопросов. Естественно, не своих.
В данный экстремальный момент к Денису повернулся препод, доктор медицинских наук, профессор:
— Ну, что вы там копаетесь? — устало произнёс он. — Тяните уже ваш билет (он сделал ударение на слово «ваш»).
Копающийся незаметно уронил на стол третий билет и с надеждой ухватился за четвёртый. Вариантов не оставалось. Настало время идти готовиться.
— Билет номер ч… четырнадцать, — как-то грустно Денис выдавил из себя информацию, оказавшуюся записанной в экзаменационный листок. Грусть же в голосе объяснялась тем, что Денис готовил вопросы по седьмому билету.
— Хорошо. Готовьтесь, — одобрил профессор, и Дениска уселся за парту.
В это время в коридоре среди оставшихся однополчан начинала зреть нешуточная паника:
— Дэн билеты перепутал! — кричали в ужасе одни.
— И взял не свой! — оппонировали в ответ другие.
— И как быть? — чуть ли не выли третьи.
В коридоре воцарился траур. Все понимали: профессору ведь не скажешь, что, мол, билеты напутали. Экзаменатор точно знает, что всегда отвечают по своим. Сам так сдавал.
— А какой он взял? — спросил напрямую кто-то.
— Да, кажется, тринадцатый вместо седьмого, — неуверенно ответили взад.
— Как тринадцатый? Это же мой билет! Вот… (очень длинная фраза)!
С этими словами опечаленный Батя вошёл в учебный класс. Тринадцатый его билет, и вариантов больше нет! Поправив под рубашкой учебник, Валентин машинально схватил одну из лежавших на столе бумажек.
— Так, так, — заключил профессор, беря у Валентина билет. — Имельяненко. Седьмой. Присаживайтесь.
Луч надежды сверкнул в глазах Авиатора. Билет Прапорщука, а он ещё здесь! «Всё-таки справедливость на моей планете есть», — подумал Батя удовлетворённо.
Денис сидел, склонив голову. Со стороны казалось, что он любуется чем-то сокровенным, расположенным между ног. На самом деле так и было: под Дениской располагался учебник.
— Пс-с-с! — позвал Валя Дениса.
— Чего там? — шёпотом отозвался последний.
— Дэн, у меня твой билет, — доложил Батя. — Бомба есть?
— Не-а, только шпора, — хмуро ответил Дэн, шибко не радея за товарища, вытащившего его вопросы. — Давать?
— Ладно, кидай сюда, — милостиво согласился Авиатор, который в подобной ситуации оказался бы удовлетворён даже самой крошечной шпаргалкой.