В день выписки, после очередного коллоквиума по анатомии, мне удалось забежать на кафедру и лично попрощаться с дорогим профессором. Максима Степановича я встретил в холле, когда супруга передавала ему принесённое из дома пальто.

— Здравствуйте, профессор!

— Здравствуйте, доктор, — отвечал Степаныч. — Вы опять трудиться?

— Да, пациенты у нас всегда в изобилии, вы же знаете, — шутливо ответил я, кивая головой на забинтованных там и здесь больных, находящихся в холле по случаю получения передач от родственников.

— Это точно. Простите за беспокойство, — стал извиняться профессор за столь длительное пребывание в клинике. — Старый дурак. Я же сам виноват. И вам проблем подкинул, и собаку угробил. Зачем руку сунул? Там же секунда и всё. Собака-то не виновата. Самый умный из всей оравы. Честное слово, самый умный пёс. Самый умный. Был.

— Максим Степанович, а почему был? Его что, усыпили? — ненавязчиво поинтересовался я с целью больше поддержать разговор, нежели узнать какие-либо особенности происшествия, да и тему извинений по поводу нахождения у нас обойти.

— Да нет, не усыпили, — выдохнул пациент и продолжил: — Меня когда увезли, Рэй, похоже, осознал, что кусок мяса у хозяина съел, и спустя час он умер от разрыва сердца… просто взял и умер…

Оказывая помощь пострадавшим товарищам россиянам, которые получили свои увечья в основном по вине других товарищей, реже по собственной глупости и невнимательности, я ещё раз убедился в правдивости фразы: «Надо бояться не мёртвых людей, а живых».

Именно поэтому, ну и ещё плюс потому, что приходилось продолжать учиться, я возвращался на кафедру нормальной анатомии и встречался с заформалиненными покойниками. Многие знакомые у меня тогда спрашивали: откудова на вашей кафедре трупики берутся? А я, как простой военный медик, рассказывал, что если есть шестьсот рублей в кармане, то спокойненько можно прикупить себе подобного жмурика. И даже вполне официально. Тогда именно столько они и стоили. Вот, например, не на что бабульке хоронить деда, а тут как раз кафедра. Здравствуйте. Получите, дорогая пенсионерка, денежку. Да и на гробик не нужно тратиться. Да и дедушка ваш науке послужит. Спасибо.

Так всё и происходило. Сейчас смотрю на те времена и радуюсь. Радуюсь, что успел застать естественное обучение. Ведь сейчас же препарировать запрещено. Учите, пожалуйста, анатомию на табличках и схемках, а покойничков не трогайте. Ужас. Какие врачи получатся?

Именно в те времена все мы грызли медицину изнутри. Мы изучали её вдоль и поперёк, а иногда даже и наискосок. Некоторым товарищам подобные муки давались весьма трудно, и иногда на свет вылезали забавные ошибки. Так, один академик написал: «капсула Шоумена-Боумена», вместо Шумлянского — Боумена, а другой: «Тетрада Фаллоса», хоть и правильно «Тетрада Фалло». В общем, высшее образование всем давалось тяжёло.

В столь нелёгком труде выяснения детальных особенностей строения человеческого тела, его непростых магистралей и связей нашей группе помогал один из (я не побоюсь этого слова) ведущих преподавателей родного Царства, главный педагог Императорской Военно-медицинской Акамедии — Геннадий Иванович Ничипарук.

Геннадий Иванович. Весёлый, умный, честный. Закончил Акамедию с золотой медалью. Капитан медицинской службы. Заведующий учебной частью кафедры «Анатомия». Кандидат медицинских наук. В активе более ста научных работ и ещё пятьдесят прикладных. Один из первых с помощью рентгеновского аппарата доказал пагубное влияние алкогольных напитков с содержанием спирта 40 % на организм. После выполненных им снимков с водопадом слущивающегося и падающего гроздьями эпителия пищевода на фоне глотания водочки половина Акамедии бросила пить. Насовсем.

Status localis. Рост чуть выше среднего. Плотного телосложения. С женской точки зрения красив. Носит чёрную шевелюру с редкими прожилками седины, что только украшает его как мужчину. Много работает. Не курит. Хороший семьянин. Количество детей и жён: врачебная тайна.

Геннадий Иванович всегда заходил в класс с улыбкой, и подобное, на удивление, никого не раздражало. Однако не улыбка являлась ключевым моментом. Главная изюминка проведения урока заключалась именно в том, что во время опроса, даже если тебе и ставили балл, отчётливо напоминающий двойку, ты почему-то не плакал и не хандрил, а, наоборот, смеялся во всё своё курсантское горло. Лучезарно.

Приблизительно всё происходило так.

— Здравствуйте, коллеги, — бодро усаживаясь на стул, приветствовал нас преподаватель. — Смотрю у всех отличное настроение, — улыбался он, хотя наше настроение находилось так же далеко от отметки «отлично», как Антарктида от Эйфелевой башни. — Сейчас мы это исправим, — весело говорил Иваныч, доставая из халата ведомость с фамилиями нашей десятой «А» группы. Шелест открываемого журнала сразу же откидывал наше настроение ещё дальше: куда-нибудь в район Марса или даже Юпитера.

— Итак, сегодня у нас щекотливая тема, как вы помните. Промежность.

Все вздохнули, а преподаватель продолжил:

— Доктор Душманов нам и расскажет про это, — произнося слова мягко, завуч подвинул заветную кастрюльку к «жертве». — Иван Геннадьевич, достаньте нам всеми любимую женскую промежность. Она, правда, уже не столь привлекательна, однако знать её надо, — весело наставлял преподаватель, пока Ваня вынимал нужный орган.

Промежность представляла собой ни больше ни меньше, как цельный кусок мяса, с редкой волосистой растительностью, мышцами, фасциями. Однако отдельно от женского тела, да ещё и не совсем живая, она смотрелась куда хуже, чем, скажем, протухшие кислые щи.

— Отлично. А теперь поведайте строение данной части тела, — попросил Ничипарук.

Иван повертел в руках кусок некогда кем-то вожделенной плоти. От плоти исходил аромат формалина и лёгкой трупятины. Промежность пахла серостью, как пасмурное небо в холодный ноябрьский день, хоть и имела свою структуру, о которой немедленно требовалось рассказать.

— Ну, промежность состоит из нескольких слоёв, — начал Геннадич. — Кожа. Подкожно-жировой слой. Мышечный слой.

— А какие фасции между этими слоями? — вклинился преподаватель.

— Фасции?.. Это… ну… — Про фасции, да ещё и на латыни, Ваня как-то подзабыл.

— Ну, что же вы, Иван Геннадьевич? Такая вам досталась красивая. А вы? Кстати, вы вытащили мужскую промежность. Поздравляю! — Геннадий Иванович улыбнулся и прихлопнул, выводя в журнале отметку «неуд». — Гуся вам, доктор!

Ваня огорчился, но смирение по поводу отработки ему явно не давалось:

— А может, дадите мне ещё один шанс? — робко попросил он.

Преподаватель скрипуче и демонстративно повернул голову к Ивану и сказал фразу, которая впоследствии была обыграна уже не в одном спектакле и кинофильме, и даже переписана некоторыми классиками эпохи Возрождения:

— Простите меня, но я вам не эволюция, чтобы давать шанс беспозвоночным.

Группа засмеялась, а Ваня покорно опустился на свою табуретку.

Покончив с Ваней, преподаватель неторопливо продолжил:

— Тогда, про, как мы уже выяснили, мужскую промежность расскажет нам… расскажет нам… Михаил Сердеевич.

Михалыч с меньшим рвением схватил промежность, и она ему уже не казалась прекрасной.

— Итак, назовите фасции промежности.

— У промежности есть фасциа… фасциа… — протяжно тянул по латыни отвечающий, косясь на группу в поисках подсказки.

— Так. Не знаете, — констатировал преподаватель, выводя верхнюю часть двойки. — Второй вопрос. Мышечные слои промежности.