— Александр Викторович, посмотрите, пожалуйста, дамочку, — обратился к нему командир части. — Это родственница одного из наших братьев по оружию. Будьте добры, я вам и переводчика приложил.

— Хорошо, товарищ командир, — ответил преподаватель. — Я посмотрю. Пусть проходят.

В кабинет вошли две женщины: одна в чёрном балахоне и, похоже, беременная; вторая в более демократичной одежде, которая всем видом давала понять, что пациентка точно не она.

— Ну, на что жалуемся? — задал любимый вопрос всех медиков Александр Викторович.

— У меня шестой месяц беременности, — подтвердила догадки преподавателя клиентка, — но вот уже несколько дней я не чувствую шевеления плода, да и боли появились, тянущие.

— Беременность первая? — краткий анамнез лишним не бывает.

— Первая, — закивала девушка, и это уже не требовало перевода.

— Давайте посмотрим, — предложил Викторович и проводил пациентку за ширму.

Осмотр лишь формально подтвердил уже на жалобах созревший, страшный диагноз преподавателя. Внутри у «дамочки» находился мёртвый плод. Александр Викторович не один год занимался в кружке кафедры «Акушерства и гинекологии» и мог хоть спросонья рассказать все признаки наличия в утробе мёртвого плода. И столь же легко он мог сказать, что тактика квалифицированной помощи однозначна: плодоразрушающая операция в самые кратчайшие сроки. А ещё мог сказать, что без данной процедуры гибель матери быстра и скоротечна. И сказал. Пусть и с трудом.

Ну а дальше выползла куда более серьёзная проблема. Дело в том, что основная (и, пожалуй, единственная) религия в обсуждаемой стране было мусульманство. Хоть давно всем известно, что религия и вера — две вещи разные, тем не менее большинство слепо идёт в религию, невзирая на здоровые человеческие аспекты. И чем дольше существует религия, тем больше в ней всякого рода амбиций, комплексов, запретов и бесчеловечности. Именно посему в стране, куда попал служить Александр Викторович, по религиозным мотивам оказались запрещены любые виды абортов, в том числе и по медицинским и жизненным показаниям. Да что там абортов! Я скажу вам больше. Если женщина не могла разродиться, то и выполнение кесарева сечения никак и никому не дозволялось. Тёмные нравы какие-то.

Из всего вышесказанного понятно, что решение оказалось сложным и опасным. Однако Александр Викторович, как настоящий врач и настоящий человек, не мог допустить медленной и мучительной гибели местной жительницы. Обезболив несчастную (несчастную дважды: мёртвый плод и жестокая религия) мусульманку, он сделал ей плодоразрушающую операцию и тем самым спас хоть одну жизнь.

Однако, сохранив жизнь своей пациентки, наш педагог поставил под угрозу свою собственную. Ведь аборигены никак не могли поверить в самопроизвольный выкидыш и требовали показать плод. Целый плод. А где ты возьмёшь целый плод, когда сам недавно плодоразрушающую операцию произвёл (название говорит само за себя)? Страсти кипели как в хорошем бразильском сериале.

— В итоге меня всё же спрятали на всякий пожарный, — закончил свой рассказ преподаватель. — А то эти африканские парни уж очень горячи на всевозможные поступки. Даже шутить с ними по данному поводу не стоит. А лучше совсем ничего общего не иметь. Себе дешевле.

Ради справедливости стоит написать, что Александра Викторовича прятали в районе двух календарных месяцев, передислоцировав его тело в другой гарнизон. Постепенно аборигены стали забывать случай с исчезнувшим выкидышем, а вскоре в их головах эта информация и вообще исчезла. Повезло нашему преподавателю, что те африканцы с письменностью не дружили, иначе история с мёртвым плодом помнилась бы ими весьма длительное время.

Наш же брат медик письменностью владеет исправно, но положительного в подобном факте тоже немного. Ведь если что не так в истории запишешь, то и осудить тебя легко могут, и диплома лишить удовольствия не оставят. Правда, случаются иной раз истории, когда письменность приносит радость и чувство весёлого смеха ободряет.

Мой десятый взвод — это что-то с чем-то или где-то и как-то. Рассказывать про него можно долго и с упоением, ибо подобных историй, которые связаны с наполняющими его отпрысками, надо ещё поискать.

Герои настоящей лекции — два выдающихся однокурсника, одного из которых отчислили на пятом курсе, а другого на шестом. Первого звали Валентином, но среди своих он слыл не иначе как Батя. Второй же назывался просто Троллем, по существу одноимённой фамилии, которую и имел честь носить. Знаменитость оба приобрели тем, что Валентинов отец занимал должность директора Сочинского аэропорта, а родной дядя Егора Трошефа возглавлял половину армии нашего Царства и в звании достиг ступени генерала.

Заканчивался двухнедельный цикл по абдоминальной хирургии, и всем необходимо было сотворить историю болезни по своему пациенту. А куда тут что творить, если некоторые товарищи курсанты ещё бегают на другие кафедры — хвосты подтирают? Да и сессия вот-вот. Вот и Батя бегал на военно-морскую гигиену и на цикле абдоминалки, естественно, ни разу не появлялся. Накануне последнего дня он пришёл в Пентагон радостный — наконец-то сдал злосчастный экзамен. Сам. Кафедра никак не хотела покупаться. Прижавшись к учебнику, словно к любимой девушке, Батя всё же сдал Его. Предмет несчастный. Кроме того, в глазах светилась радость от сэкономленных на недаче взятки денег. С подобными мыслями он и пришёл в расположение курса.

Зайдя в родной кубрик № 47, он застал своего однополчанина по успеваемости, с упоением долбящего по кнопкам компьютерной клавиатуры и судорожно дёргающего оптической мышкой.

— Ты чего, Тролль, в гейму рубишься? — спросил Валя, заглядывая в монитор, как папуас на велосипед. На экране ордой мелькали непонятные термины.

— Да какая гейма! Завтра последний день цикла, а у меня истории нет! — стиснув зубы, проворчал однополчанин и громко проиграл гимн дятла на клавиатуре.

— Забей, я там вообще не появлялся в течение двух недель. Я даже не знаю, кто у нас препод! — признался вошедший. — Как зачёт сдавать?..

— Да это фигня, можно на шару! Надо только историю болезни изобразить — и всё! — признался академик Трошеф.

— Да? — обрадовался Валя. — Тогда, может, ты поможешь мне?

Поскольку Егор уже расправился со своей историей, он решил-таки не бросать своего мученика-коллегу в омуте знаний.

— Хорошо, только ты подиктуй, — согласился бедный напарник Валентина.

Здесь Тролль вручил господину Бате листик формата альбомной страницы с микроскопическим описанием жалоб больной, основная часть из которых представляла её имя и адрес с профессией. «Хорошо, что он хоть её диагноз знает», — подумал с досадой сын главного авиатора города Сочи.

После полутора часов выжимания из ничего обстоятельств по поводу заболевания и жизни пациентки Валентин начал откровенно скучать. Когда же они с племянником генерала-однофамильца добрались до эпикриза, то захотелось разом всё бросить и срочно лечь спать (тем более что на часах натикало далеко за полночь). Чтобы хоть как-то себя повеселить, первый сочинец решил сморозить какую-нибудь глупость:

— …больная предъявляла жалобы на потерю аппетита, веса, частые запоры, чередующиеся с поносами. В общем, у неё из…опы, с интервалом один литр в час, вырывалась смесь…овнища с кровищей!

— Идиот ты, Батя! — отреагировал коллега, машинально печатая всю надиктованную ерунду в компьютер.

— Сам лох! — огрызнулся Валя.

На автопилоте Тролль оформил в историю и этот содержательный диалог. Всем кубриком дружно посмеялись.

— Так, давай печатай срочно уже! Спать хочу! Только последнюю фигню удали из эпикриза.

«Сын» генерала удалил и нажал кнопку «Быстрая печать». Через минуту старенький принтер, заурчав, выплюнул по листику всю историю болезни. Не читая, запихнули её в полиэтиленовый файл и кинули в сумку, а утром в начале занятия отдали своё детище преподавателю.