В скором времени вся вышеобозначенная группа круглосуточно не расставалась с учебником, кое-как перебиваясь с тройки на четвёрку и обратно. Лишь старшина, благодаря чуткому своевременному прогибу и умению в нужный момент лизнуть, из урока в урок имел отличные оценки; в итоге он получил экзамен автоматом, написав незаковыристый рефератик.

Заимев для себя любимчика, товарищ Хромосома не могла упустить возможность найти ему противовес. Другими словами, получив «под», Инга Степановна захотела и «антипод». Не прошло и одного занятия, как она его поимела. Из всего класса педагог остановила свой выбор именно на Олежке, с первого урока умудрившегося получить аж две двойки. Через день Инга Степановна влепила ему ещё один «неуд», окончательно и бесповоротно похоронив шансы несчастного на ближайшее субботнее увольнение.

Тем не менее в кафедральном расписании блеснул последний лучик надежды — «любимый» преподаватель принимала отработки именно в предстоящую субботу.

Собрав знания в кулак и книжки под мышку, сразу после обеда Олег нарисовался на несчастной (так он её окрестил) кафедре.

— Здравствуйте, я на отработку, — просунул свою гигантскую голову в дверь преподавательской наш товарищ.

— А, Игратов. На отработку? Садитесь, — зловеще пригласила Хромосома. — Какая у вас там тема?

— Строение белков, — воодушевлённо ответил Олежек, настроенный всё же уволиться сегодня.

— Хорошо, — спокойно принимала учительница, — пишите вопросы: классификация белков, незаменимые аминокислоты и простые и сложные белки. Записали?

— Записал, — подтвердил Олежек, фиксируя на бумаге задание.

— Готовьтесь, а я пока пойду, — сказала Степановна и удалилась на пятнадцать минут.

Через положенное время она вернулась и начала принимать. Дотошно принимать. До последней капли знаний принимать. В общем, долго и упорно гоняла женщина Хромосома мужчину Олежку по белкам, тянула из него аминокислоты и их функции. Не остались забытыми и смежные к теме вопросы. И вот, когда казалось, что все ответы уже пройдены и финиш на стадии «щас-тут», Инга Степановна прицепилась к мелочной ошибке и заключила: «Придёте на пересдачу». Олег рванулся моментально в бой, но захлопнувшаяся перед носом дверь преподавательской убедила его в безоговорочной правоте педагога. Вместе с приходом правоты медным тазом накрылось и субботнее увольнение.

Во второй раз, после получасовой подготовки и такого же по продолжительности ответа, Инге Степановне вдруг позвонили, и она стремглав убежала, крикнув со ступенек кафедры: «В другой раз».

На третью сдачу Олег сидел в классе час и исписал три листа ответов, но когда наступила пора держать слово, вошла лаборантка и сообщила прескверную новость. Дежурный преподаватель уехала. По делам кафедры. Олег не стал спрашивать про другой раз. Как повезёт. Повезло лишь через раз. Белки сдались с пятой попытки.

К тому времени, когда всё же белки сдались, у Олега уже накопились новые отработки. Товарищ наш хоть и старался их не получать, но Инга Степановна из-за неправильной запятой норовила поставить «неуд». Теперь, любезный читатель, ты сам понимаешь, что, проштудировав тему по пять-шесть раз, к концу цикла Олежек не только наизусть знал учебник по биологической химии, но и в смежных печатных трудах по вышеупомянутой нозологии ориентировался не хуже самих авторов этих печатных изданий.

Проступил день долгожданного (для Олега) экзамена. Ввиду того что своим преподавателям на кафедре не сдавали (и слава богу!.. точнее, начальнику кафедры), группа Биохимика Игратова угодила на сдачу к полковнику по морской фамилии Чайка. Полковник Чайка слыл строгим преподавателем, списывальщиков не любил и на шару не сдавался. Перед экзаменом ему, как лист осиновый, всегда трясся любой курсант. Так и группа Олежека к девяти часам экзаменационного дня находилась в некотором волнении. Кто-то ходил взад-вперёд. Кто-то судорожно листал учебник. А кто-то даже и молился. Налетевшая на курсантов Паника не зацепила только двоих: Олега и старшину. Олега — понятно почему, а старшину. Ну ты же помнишь, дорогой читатель, про нужное время и подлизы? Да, да, я повторюсь, именно благодаря последним у него и нарисовался «автомат».

На экзамене Олег блистал. Полковник Чайка слушал ответ, открыв рот. Это было подобно симфонии Моцарта для застарелого меломана или, если сказать иными словами, словно лучик южного солнца для северянина. В общем, преподаватель наслаждался, зачаровывался и пускал эндорфины (гормоны счастья).

По окончании последнего, третьего, куплета, полковник Чайка похвалил Олега незримыми аплодисментами:

— Да, давно я таких значимых ответов не слышал! Просто великолепно. — Блеск восхищения не покидал его военных глаз. — Только я никак не пойму, как же у вас годовая-то получилась два-три?

— Ну, вот… Инга Степановна. — жалобно начал намекать на нелёгкий крест Олежек.

— А, наша неугомонная, — сочувственно поддержал Чайка. — Знаем, знаем. Но, к сожалению, при подобной годовой оценке я могу поставить только четыре. Только четыре. — Казалось, преподаватель внутренне извиняется.

Олежек оказался рад и этому. Вернее, он был рад не этому, а тому, что кафедра, биохимия, пересдачи и Инга Степановна навсегда исчезнут из его и без того нелёгкой академической жизни. Раз и навсегда. На-все-гда!

Именно так, когда учёба не ладится или ещё какие-нибудь внутрислужебные проблемы, то запросто можно попасть на ковёр. Но не на ковёр-самолёт или персидский палас, как некоторым подумалось, а на несколько иной ковёр. Такой ковёр, который имеет весьма стандартные размеры: два на два и самый что ни на есть неприметный жёсткий ворс. И только одно делает данный предмет особенным и легко запоминающимся для головного мозга — местоположение. А местоположение его ни дальше ни ближе, как в кабинете начальника курса. Иногда, конечно, можно и без грехов с ним повстречаться, так сказать, тет-а-тет. Случайно. Однако в большинстве случаев всё же встреча происходит за дело. И от подобной встречи ни один живой академик не застрахован. Ни один.

Чаще всего в девяноста девяти процентах случаев происходит данная процедура примерно следующим стандартным образом:

— Доктор такой-то, зайдите ко мне.

И доктор заходит.

А иногда и так, банально:

— Михал Сергеевич, через пятнадцать минут жду вас у себя.

И через пятнадцать минут Сергеич «у себя».

Или, когда начкур вспоминает классику, даже так:

— А вас, Заплетанов, я попрошу остаться.

И Вася Заплетанов уже никуда не торопится.

В любом случае исход всегда один: вы остаётесь, удобно располагаетесь на ковре и начинаете судорожно вспоминать, за что же вас можно было огорчить. Если вы положительный зайчик и косяков у вас мало, то, думаю, сразу поймёте, что к чему. А вот если вы больше похожи на рыжую лису и с воинской дисциплиной ведёте длительную холодную войну, то здесь ваше сознание начинает судорожно перебирать все последние грехи, гадая, какой из них оказался роковым.

Начальник курса тоже далеко не ЛОХ. В смысле, не первый день на Свете живёт. Он не спешит раскрывать все карты, как бы зная, что вы сейчас находитесь в судорожном поиске:

— Вот скажите, — начинает он полусурово, — как вы на лодке будете аппендицит матросу вырезать?

— Ну, это… как по учебнику, — машинально отвечаете вы, лихорадочно сопоставляя полученную информацию с вашим поисковиком.

— А вы этот учебник-то хоть видели? — продолжает издеваться начкур.

— Видел, — говорите вы, но как-то неуверенно, не потому что не видели, а потому как всё ещё гадаете «За что?».

— Ну, если видели учебник, то и пациента с острым животом себе ясно представляете? — гнёт свою линию Газонов.

— П… представляю, конечно, — отвечаете вы, чувствуя первые проблески причины попадания на ковёр.