«Анюте шестнадцатый год…» Анюте шестнадцатый год. Она, словно роза, цветёт, И цвет её щёчек румян, Но к юношам очень сурова, И молвить ей слова Не смеет Лукьян. Но знойное лето приходит, И в рощу Анюту уводит Далёко от милых полян Красавец весёлый и страстный, Избранник прекрасной, Всё тот же Лукьян. С Анюты платочек снимает И белую грудь обнажает, Где стрелы любви и колчан. Теперь уже он не робеет, Ласкать её смеет Счастливый Лукьян. «Матрос Джон Смит совсем не рад…» Матрос Джон Смит совсем не рад, Хоть и приехал он в Капштадт. «Матрос, матрос, в далёком порте Ты почему сидишь на чёрте?» – «Письмо, я думал, получу, И от восторга закучу. Письмо о том, как всходит тесто, Должна была прислать невеста. Но мне в Капштадте нет письма, И на душе ночная тьма. На что мне бочки алкоголя, Коль нет известий из Бристоля». – «Но всё ж на берег ты сойдёшь?» – «Невесел будет мой кутёж». – «На что тебе о тесте справки? Иль ты – хозяин хлебной лавки?» – «О том была с невестой речь, Что пудинг в тесто то запечь, И год хранить его в подвале, Чтоб мы на свадьбе пировали. Но кто ж мне даст теперь ответ, Готово тесто или нет, И в тесте пудинг иль без теста, И что же думает невеста?» В. В. Смиренскому Какое б ни было правительство И что б ни говорил закон, Твоё мы ведаем властительство, О светозарный Аполлон. Пускай мы жизнью закопычены, – Уносит в вышину Пегас. Нектары, словно мёды сычены, В избытке дарит нам Парнас. Что нам житейские волнения И грохот неумолчных битв. Мы рождены для вдохновения, И для стихов, и для молитв. «Всё новое на старый лад…» Всё новое на старый лад: У современного поэта В метафорический наряд Речь стихотворная одета. Но мне другие – не пример, И мой устав – простой и строгий. Мой стих – мальчишка-пионер, Легко одетый, голоногий. Наташе Медведевой
Весна пленительная ваша, – Вернее, тёпленький апрель, – Напоминает мне, Наташа, Стихи Поэта про Адель: «Играй, Адель, Не знай печали! Хариты, Лель Тебя венчали, И колыбель Твою качали!» Венка Адели не стряхнёте Вы с головы, – в нём много сил: Подумайте, ведь вы живёте В том доме, где сам Пушкин жил! На эллинские ваши глазки Здесь царскосельский веет хмель. В них будущего все завязки, – Какую ж изберёте цель? Хоть можно пошалить немножко, – Какой без шалостей Эдем, – Но всё ж не прыгайте в окошко Ни для чего и ни за чем. Недаром Пушкин настороже Там на скамеечке сидит, – Хоть призадумался, а всё же Всех нас он видит и следит, «Добру и злу внимая равнодушно, Не ведая ни жалости, ни гнева». «Что дальше, всё чудесней…» Что дальше, всё чудесней Цветёт наш мир земной В лесу лесною песней, И в поле – полевой. Земля не оскудела, Кропя росою прах, И творческое дело Свершается в веках, И песня льётся снова На весь земной простор. До неба голубого Восходит звучный хор. «На пламенных крыльях стремлений…» На пламенных крыльях стремлений Опять ты ко мне прилетел, Полночный, таинственный гений, Земной озаривший удел. Не знаю, какому началу Ты служишь, добру или злу, Слагаешь ли гимны Ваалу, Иль кроткой Марии хвалу. Со мной ты вовек не лукавил, И речь твоя вечно проста, И ты предо мною поставил Непонятый образ Христа. Всегда ты правдив, мой вожатый, Но, тайну святую храня, Не скажешь ты мне, кто Распятый, Не скажешь ты мне, кто же Я! «Жилец неведомой планеты…» Жилец неведомой планеты Недавно у меня гостил, Усвоил наши все приметы, Любезен был и очень мил. Порой он странно содрогался, Взглянувши на земных людей, И тёмный пламень зажигался Во глубине его очей. Не любопытство и не злоба, Иное что-то было в нём, Когда мы пробирались оба В смятеньи нашем городском. И вот упорным размышленьем Я тайну гостя разгадал: На нас смотрел он с отвращеньем И нас невольно презирал. Меня зовёт к себе он в гости, Но как-то страшно мне порой, Что я отраву здешней злости Перенесу туда с собой. |
