«В унылую мою обитель…» В унылую мою обитель, Вокруг которой бродит злость, Вошёл Эдемский светлый житель, Мальчишка милый, дивный гость. Босыми шлёпая ногами О мой натёртый гладко пол, Он торопливыми шагами Ко мне с улыбкой подошёл, И в кресло тихо сел он, рядом С моим столом, и посмотрел В глаза мне прямо долгим взглядом, Как бы струившим токи стрел. «О, бедный друг мой, как исхожен Перед душой твоей порог! Ты всё ещё неосторожен, И оградить себя не мог. Впустил ты злость, тоску, тревогу, И раздражение, и ложь. С собою в дальнюю дорогу Грехов ты много понесёшь». – «Мой милый мальчик, мой вожатый, Я вижу глаз твоих лучи, Но тьма во мне, и, тьмой объятый, Тебя прошу я: научи. Скрывать я ничего не смею, Тебя не смею обмануть. Скажи мне вновь про Алетею И укажи к ней верный путь. Веди меня, вожатый милый, А здесь всегда меня храни, Из кельи тёмной и унылой Гостей незваных изгони». «Растревожил рану, а зачем?…» Растревожил рану, а зачем? Что прошло, о том не вспоминай. Тёмен мир, и глух к тебе, и нем, Не найдёшь потерянный твой рай, И того, за что ты изгнан был, Не искупишь смертною тоской В час, когда суровый Азраил Разлучит тебя с земной судьбой. Только верь, что всё ж разлуки нет, Что Господень мир неодолим, Что за гранями несчётных лет Мы в глаза друг другу поглядим. «Моя молитва – песнь правдивая…» Моя молитва – песнь правдивая, Мой верный, нелукавый стих, И жизнь моя трудолюбивая Горела в ладанах святых. Пускай для слабых душ соблазнами Пылает каждая из книг, – К Тебе идём путями разными, И я в грехах Тебя постиг. Душа пред миром не лукавила, И не лукавил мой язык. Тебя хулою песнь прославила, – Багряной россыпью гвоздик. Тебе слагалась песнь правдивая, Тебе слагался верный стих, И жизнь моя трудолюбивая Горела в ладанах святых. «Ты жизни захотел, безумный!..»
Ты жизни захотел, безумный! Отвергнув сон небытия, Ты ринулся к юдоли шумной. Ну что ж! Теперь вся жизнь – твоя. Так не дивися переходам От счастья к горю: вся она, И день и ночь, и год за годом, Разнообразна и полна. Ты захотел её, и даром Ты получил её, – владей Её стремительным пожаром И яростью её огней. Обжёгся ты. Не всё здесь мило, Не вечно пить сладчайший сок, – Так улетай же, легкокрылый И легковесный мотылёк. «Издетства Клара мне знакома…» Издетства Клара мне знакома. Отца и мать я посещал, И, заставая Клару дома, С неё портреты я писал. Достигнул я в моём искусстве Высокой степени, но здесь В сентиментальном, мелком чувстве Талант мой растворился весь. Вот эту милую девицу На взлёте рокового дня Кто вознесёт на колесницу Окаменелого огня? А мне ль не знать, какая сила Её стремительно вела, Какою страстью опьянила, Какою радостью зажгла! «Вы мне польстили чрезвычайно!» – Остановясь у полотна, С какою-то укорой тайной Вчера сказала мне она. О, эта сладостная сжатость! И в ней желанный ореол Тебе, ликующая святость, Я неожиданно нашёл! Светло, торжественно и бело, Сосуд, где закипают сны, Невинно-жертвенное тело Озарено из глубины. «Балет классический, тебе ли…» Балет классический, тебе ли Одежда – мёртвое трико? А впрочем, позабыв о теле, И поглупеем мы легко. Я не заспорю с маской старой, Приму котурны, как и все Трагедии античной чары В их остро-зыблемой красе. Но скудная замена кожи Издельем будничных машин Так смехотворно не похожа На радость эллинских долин. «Ещё немного дней добавить…» Ещё немного дней добавить, И жизнь окончена моя. Не надо ни хулить, ни славить Ни зла, ни блага бытия. Во времени зыбкотекущем Земная затихает речь. Не надо думать о грядущем, И силы не на что беречь. К последнему теснятся входу Улыбчиво мои мечты. Чтоб обрести свою свободу, Душа, всё потеряла ты. Уходишь нищая, с собою Ты ничего не унесёшь, Но, меткой брошена пращою, Ты Алетею обретёшь. |
