«Три девицы спорить стали…» Три девицы спорить стали О красавце молодом. «Он влюблён в меня». – «Едва ли! Чаще к нам он ходит в дом». – «Ошибаетесь вы обе: Он со мной в лесу гулял». Шепчет им старуха: «В нёбе У него свинец застрял. Вы б его не сохранили: Он Далёкую любил. Из земной докучной были Он к Невесте поспешил». «Сошла к земле небесная Диана…» Сошла к земле небесная Диана, И видит: перед ней Эндимион Лежит, как бы возникший из тумана, И спит, прекрасен, строен, обнажён. Она к нему с улыбкой наклонилась. «Небесный сон безумца посетил, Но на земле ничто не изменилось, Ты сон и явь навеки разделил. Иди опять в пыли земной дороги, Косней во тьме, – в том не твоя вина, – И говори, что мы, святые боги, – Создания мечтательного сна». «Разве все язвы и шрамы…» Разве все язвы и шрамы Мстительно мы понесём В эту обитель, куда мы В смертный наш час отойдём? «Создал Я мир для тебя ли? – Злобного спросит Отец. – Этой блистающей дали Ты ли положишь конец? Все колебанья эфира Я из Себя излучил. Даром все радости мира Ты от Меня получил. Гневною речью порочишь Ты утомительный путь. Иль, как ребёнок, ты хочешь Сладкое только слизнуть? Если уж так тебе надо, Сам ты свой мир созидай, – Без раскалённого ада Благоухающий рай. В нём ты завоешь от скуки, Вызов ты бросишь судьбе, И недоступные муки Станут желанны тебе. Но не творец ты, игрою Миродержавной рождён, Я же тебе не открою Тайны пространств и времён». «Семь щитов кружатся перед солнцем…» Семь щитов кружатся перед солнцем, Источая стрелы всех цветов, И за каждым их блестящим донцем Новых стрел запас всегда готов. Все цвета сплелися здесь в единый, Неразрывен он и слитно-бел. Проходя бестенною равниной, Перед солнцем будь не слишком смел. Любоваться горними щитами И одну секунду ты не смей, – Закружатся тотчас пред глазами Фиолетовым гнездом семь змей. Отуманен, странно опечален, Не отклонишь ты от них твой взгляд, И пойдёшь, одной из змей ужален, Унося в себе смертельный яд. Кто увидел пламенные круги И кого ужалила змея, Тот всегда живёт в эфирной вьюге, В несказанном буйстве бытия. «Послушай моё пророчество…»
Послушай моё пророчество, И горькому слову поверь: В диком холоде одиночества Я умру, как лесной зверь. Я окован суровою тайною Всё крепче день ото дня. Теперь даже лаской случайною Никто не порадует меня. Никто Великою субботою Не станет на мой порог, Не скажет с ласковою заботою: «Отведай пасхальный творог». В альбом («Какое б ни было правительство…») Какое б ни было правительство, И что б ни говорил закон, Твоё мы ведаем властительство, О светозарный Аполлон. Пускай мы жизнью закопычены, – Уносит в вышину Пегас. Нектары, словно мёды сычены, В избытке дарит нам Парнас. Что нам житейские волнения И грохот неумолчных битв. Мы рождены для вдохновения, И для стихов, и для молитв. В альбом («Весна пленительная ваша…») Весна пленительная ваша, – Вернее, тёпленький апрель, – Напоминает мне, Наташа, Стихи Поэта про Адель: «Играй, Адель, Не знай печали! Хариты, Лель Тебя венчали, И колыбель Твою качали!» Венка Адели не стряхнёте Вы с головы, – в нём много сил: Подумайте, ведь вы живёте В том доме, где сам Пушкин жил! На эллинские ваши глазки Здесь царскосельский веет хмель. В них будущего все завязки, – Какую ж изберёте цель? Хоть можно пошалить немножко, – Какой без шалостей Эдем, – Но всё ж не прыгайте в окошко Ни для чего и ни за чем. Недаром Пушкин настороже Там на скамеечке сидит, – Хоть призадумался, а всё же Всех нас он видит и следит, «Добру и злу внимая равнодушно, Не ведая ни жалости, ни гнева». |
