«Здесь, на этом перекрёстке, в тихий, чуткий час ночной…» Здесь, на этом перекрёстке, в тихий, чуткий час ночной Ты стояла предо мною, озарённая луной, И, бессмертными словами откровенье роковое Повторяя, говорила, что на свете только двое, Что в созданьи многоликом только я и только ты В споре вечном и великом сплетены, но не слиты. Обе тёмные дороги в ожидании молчали. Ночь внимала и томилась от восторга и печали. И в сияньи непорочном, в полуночной тишине Все дыханья, вновь желанья возвращались все ко мне. Только ты одна таилась, не стремилась к нашей встрече, Вещим снам противореча, вечно близко и далече. «Я уведу тебя далёко…» Я уведу тебя далёко От шумных, тесных городов. Где в многолюдстве одиноко, Где рабство низменных трудов. Уйдём к долине безмятежной На берега пустынных вод. Когда свершится неизбежный Звезды таинственный восход. И там, на берегу потока, Под лёгкий лепет камыша, От тёмной суеты далёко, Прохладой свежею дыша, Там, на путях очарованья В безмолвный час поймёшь и ты Неотразимые призванья Миры объемлющей мечты. «Луны безгрешное сиянье…» Луны безгрешное сиянье, Бесстрастный сон немых дубрав, И в поле мглистом волхвованье, Шептанье трав… Сошлись полночные дороги. На перекрёстке я опять, – Но к вам ли, демоны и боги, Хочу воззвать? Под непорочною луною Внимая чуткой тишине, Всё, что предстало предо мною, Зову ко мне. Мелькает белая рубаха, – И по траве, как снег бледна, Дрожа от радостного страха, Идёт она. Я не хочу её объятий, Я ненавижу прелесть жён, Я властью неземных заклятий Заворожён. Но говорит мне ведьма: «Снова Вещаю тайну бытия. И нет и не было Иного, – Но я – Твоя. Сгорали демоны и боги, Но я с Тобой всегда была Там, где встречались две дороги Добра и зла». Упала белая рубаха, И предо мной, обнажена, Дрожа от страсти и от страха, Стоит она. «Восходит Змий горящий снова…»
Восходит Змий горящий снова, И мечет грозные лучи. От волхвования ночного Меня ты снова отлучи. Труды подъемлю, – на дороги Пойду безумен, зол и мал, Забыв полночные чертоги, Где я словам твоим внимал. Но из земли возникнут снова Твои холодные ключи, – Тогда меня, всегда земного, Ты в тихий сумрак заключи. «Водой спокойной отражены…» Водой спокойной отражены, Они бесстрастно обнажены При свете тихом ночной луны. Два отрока, две девы творят ночной обряд, И тихие напевы таинственно звучат. Стопами белых ног едва колеблют струи, И волны, зыбляся у ног, звучат как поцелуи. Сияет месяц с горы небес, Внимает гимнам безмолвный лес, Пора настала ночных чудес. Оставлены одежды у тёмного пути. Свершаются надежды, – обратно не идти. Таинственный порог, заветная ограда, – Переступить порог, переступить им надо. Их отраженья в воде видны, И все движенья повторены В заворожённых лучах луны. Огонь, пылавший в теле, томительно погас, – В торжественном пределе настал последний час. Стопами белых ног, омытыми от пыли. Таинственный порог они переступили. «Ты печально мерцала…» Ты печально мерцала Между ярких подруг, И одна не вступала В их пленительный круг. Незаметная людям, Ты открылась лишь мне, И встречаться мы будем В голубой тишине, И молчание ночи Навсегда полюбя, Я бессонные очи Устремлю на тебя. Ты без слов мне расскажешь, Чем и как ты живёшь, И тоску мою свяжешь, И печали сожжёшь. «Надо мною, как облако…» Надо мною, как облако Над вершиной горы, Ты пройдёшь, словно облако Над вершиной горы, В многоцветном сиянии, В обаяньи святом, Ты промчишься в сиянии, В обаяньи святом. Стану долго, безрадостный, За тобою глядеть, – Утомлённый, безрадостный, За тобою глядеть, Тосковать и печалиться, Безнадёжно грустить, О далёком печалиться, О бесследном грустить. |
