В альбом («Девушка в тёмном платье…») Девушка в тёмном платье Пришла ко мне, и я думаю: Какое на неё заклятье Положила жизнь угрюмая? Закрыл глаза, и мне кажется: Она хорошо размерена, Злое к ней не привяжется, Её заклятье – уверенность. В альбом («Камни плясали под песни Орфея…») Камни плясали под песни Орфея, Но для чего же такой хоровод! Каменной вьюги любить не умея, Сердце иных плясунов призовёт. Близко приникнул к холодной и белой Плоскости остро-внимательный взор, И расцветает под кистью умелой Вьюгою красочных плясок фарфор. В красках и формах содеяны чары Этой упорной работой очей, И улыбаются мудрые лары Тайне заклятий и силе огней. А чародейка заплакать готова: Тайну заклятий скрывает узор, И сотворившей отгадного слова Выдать не хочет коварный фарфор. «Слышу песни плясовой…» Слышу песни плясовой Разудалый свист и вой. Пьяный пляшет трепака, И поёт у кабака: «Тёмен был тяжёлый путь, Негде было отдохнуть. Злоба чёрта стерегла Из-за каждого угла. Только всё ж я хохотал, В гулкий бубен грохотал, Не боялся никого, Не стыдился ничего. Если очень труден путь, Можешь в яме отдохнуть. Можешь, только пожелай, И в аду воздвигнуть рай». – «Чьи, старик, поёшь слова?» – «Эх, с мозгами голова! Был когда-то я поэт, А теперь поэта нет. Пьяный, рваный, весь я тут. Скоро в яму сволокут И зароют кое-как. Дай полтинник на кабак!» «Грумант покрыт стеклянной шапкой…» Грумант покрыт стеклянной шапкой. Под этой шапкой так тепло, Что у девицы, очень зябкой, Давно смущение прошло. Что ей громады ледяные И внешний ветер и мороз! Ведь стёкла отразят сплошные Разгул неистовых угроз. Искусственное здесь сияет Светило, грея дивный сад, И роза здесь благоухает, И зреет сочный виноград. Где мирт вознёсся горделиво На берегу прозрачных вод, Нагие девы нестыдливо Ведут весёлый хоровод. Грохочут бубны и тимпаны В руках у отроков нагих. Но вот вином полны стаканы, И шум веселия затих. Настало время пожеланий. Чего ж, однако, им желать, Когда и льдины в океане Уж начали истаевать! Межатомное разложенье Постигло только грамм один, И началось передвиженье И таянье последних льдин. «Идёшь, как будто бы летишь…»
Идёшь, как будто бы летишь, Как будто бы крылаты ноги, Которыми ты золотишь Взвеваемую пыль дороги. Спешишь в просторах голубых, Упруго попирая землю. Я звукам быстрых ног твоих, Невольно улыбаясь, внемлю. Мелькнула, – вот уж вдалеке Короткой юбки вьются складки. Остались кой-где на песке Ног загорелых отпечатки. «Ни презирать, ни ненавидеть…» Ни презирать, ни ненавидеть Я не учился никогда. И не могла меня обидеть Ничья надменность иль вражда. Но я, как унтер Пришибеев, Любя значенье точных слов, Зову злодеями злодеев И подлецами подлецов. А если мелочь попадётся, Что отшлифована толпой, Одна мне радость остаётся, – Назвать клопом или клопой. «С Луны бесстрастной я пришла…» С Луны бесстрастной я пришла. Была я лунною царицей. На всей планете я слыла Красавицей и чаровницей. Бывало, Солнце и Земля, На небе пламенея вместе, Сжигали лунные поля Дыханьем беспредельной мести. В подвалах укрывались мы Или спешили к антиподам, Чтоб отдохнуть в объятьях тьмы Под звёздным полуночным сводом. Разъединялися потом Огнём наполненные чаши, И наслаждались ясным днём И мы, и антиподы наши. Великой силой волшебства Себя от смерти я хранила, Жила я долго, и слова Пророчеств дивных говорила. Открыла я, в теченье дней И двух светил всмотревшись зорко, Что дни становятся длинней И что земная стынет корка. Смеялися моим словам, Но, исполняя повеленье, Подвалы рыли, чтобы там Найти от гибели спасенье. И всё, предсказанное мной, Сбывалось в медленные годы, И наконец над всей Луной Воздвиглись каменные своды. Наукой изощрённый ум Все входы оградил в подвалы. Машин могучих гулкий шум Сменяли трубы и кимвалы. И вот с поверхности Луны Весь воздух выпит далью чёрной, И мы спустились в глубины, Царица и народ покорный. Стекло влилось в пазы ворот, Несокрушимая преграда! В чертогах мой народ живёт, Доволен он, царица рада. Наверх не ступишь и ногой, – Погибнет всяк, и стар, и молод: Там в новоземье смертный зной, А в полноземье смертный холод. Наука и весёлый труд, Владея тайной электронной, Преобразили наш приют В Эдем цветущий, благовонный. Порой за стёклами ворот, Дивясь на груды лунной пыли, Народ теснится и поёт Слегка прикрашенные были О ветре, звёздах, о ручье, О вешнем упоеньи хмельном, Да о каком-то соловье, Совсем ненужном и бесцельном. Ну что же, отчего не спеть! Но повторись всё, не захочет Никто уйти, чтобы терпеть, Как зной томит, как дождик мочит, Глядеть, как, бешено крутясь, Бушует вьюга на просторах, Глядеть на лужи и на грязь, Скользящую на косогорах. |
