«Всё невинно в Божьем мире…» Всё невинно в Божьем мире, Нет стыда, и нет греха. Божья благость в каждой лире, В каждом трепете стиха, И в улыбках, и в лобзаньях, И в кровавом буйстве мук, И в полуночных свиданьях, И в томлениях разлук. Тот, кто знает ярость моря, Ценит сладостный покой. Только тот, кто ведал горе, Стоит радости земной. Смертный! Страстной полнотою Каждый день свой оживляй, Не склоняйся пред судьбою, Наслаждайся и страдай. «Эллиптической орбитой…» Эллиптической орбитой Мчится вёрткая земля Всё дорогой неизбитой, Вечно в новые поля. Солнце в фокусе сияет, Но другой же фокус есть, Чем он землю соблазняет, Что он здесь заставил цвесть. Сокровенное светило. Ты незримо для очей, И в просторах ты укрыло Блеск неведомых лучей. К солнцу голову подъемлет От земли гелиотроп, И тревожным слухом внемлет Коней Феба тяжкий топ. Но мечты к Иному правит Вестник тайны, асфодель. Сердцу верному он ставит Средь миров иную цель. «Слепит глаза Дракон жестокий…» Слепит глаза Дракон жестокий, Лиловая клубится тьма. Весь этот мир, такой широкий, – Одна обширная тюрьма. Бесстрастный свод бытописаний, Мечтаний радужных приют И строй научных созерцаний Всегда оковы нам куют. Безвыходна тюрьма строений, В ней всем начертаны пути, И в области своих стремлений Не удается нам уйти. Под пыльною тюрьмой одежды Хиреет тело, стынет кровь, И увядают все надежды. К покорству душу приготовь. Под бренною тюрьмою тела Томится пленная душа. Она в бессильи охладела, Освободиться не спеша. Но будет свергнут Змий жестокий, Сожжётся новым Солнцем тьма, И станет этот мир широкий Свободный дом, а не тюрьма. В альбом («Любовь сочетает навеки…») Любовь сочетает навеки. В пыланьи безмерной любви Проплывши чрез смертные реки, В раю безмятежном живи. В лирическом светлом покое Простивши земные грехи, Душа прозревает иное, Слова сочетая в стихи. Какая бы нас ни томила Земная и злая печаль, Но песен чудесная сила Уносит в звенящую даль, Где ждёт госпожа Дульцинея, И дивную пряжу прядёт, Где, вечно пред ней пламенея, Бессмертная роза цветёт. «Бежал я от людей далёко…»
Бежал я от людей далёко. Мой мир – коралловый атолл. Живу спокойно, одиноко, И, как в саду Эдема, гол. Никто передо мной не в страхе, Я всё живущее люблю, Не убиваю черепахи, Пугливых рыб я не ловлю. Кокос, банан, – чего же надо Ещё для счастья моего! Тяжёлой кистью винограда Я довершаю торжество. Порой гляжу на дно лагуны, Где дремлет затонувший бот; В часы отлива ночью лунной Там золотой дукат блеснёт. Быть может, там дукатов много; Быть может, бып бы я богат, В часы отлива на отлогий Спустившись прибережный скат. Нет, мне не надо и червонца. Мой мир – коралловый атолл, Где ясны звёзды, ярко солнце, Где я пред океаном гол. «Не скажешь, какими путями…» Не скажешь, какими путями Приходит к нам в душу печаль, Лицо умывая слезами, Туманом окутавши даль. Не скажешь, какою дорогой Приходит к нам в сердце тоска, Когда к безнадёжности строгой Костлявая движет рука. «Я становлюся тем, чем был…» Я становлюся тем, чем был. Мы жили все до колыбели, И бесконечный ряд могил Начало приближает к цели, И замыкается кольцо, Навек начертанное строго, И проясняется лицо Владыки светлого чертога. «Огни далёкие багровы…» Огни далёкие багровы. Под сизой тучею суровы, Тоскою веют небеса, И лишь у западного края Встаёт, янтарно догорая, Зари осенней полоса. Спиной горбатой в окна лезет Ночная мгла, и мутно грезит Об отдыхе и тишине, И отблески зари усталой, Пред ней попятившися, вялой Походкой подошли к стене. Ну что ж! Непрошеную гостью С её тоскующею злостью Не лучше ль попросту прогнать? Задвинув завесы, не кстати ль Вдруг повернуть мне выключатель И день искусственный начать? |
