Сын-то у купчины служил у самого Разгильдеева на каторге. Можно сказать — по золоту ходил. А кто по золоту ходит… Ужели золотые крупинки не прилипнут к подметкам офицерских сапог? Ситникову от сына-есаула кое-что не иначе перепадает. Пробовал Егор Андриянович попытать купца про каторгу: как да что… Тот живалый человек, от него многого не вытянешь, не вызнаешь.

А золото засело в мыслях у Егора Андрияновича. Ой, как засело!

После той трактирной трапезы наутро Егор Андриянович направился в губернское управление, разыскал горного столоначальника Крюкина, спросил у него, нет ли в чем нужды у горного отделения.

Антип Федорович Крюкин, зная, чем богат Лапаногов, взялся называть казаков, приписанных к горной страже, кои все еще не обзавелись собственными лошадьми, но имели надежду со временем получить денежную подмогу из дому.

Оставь… хоть я и лошадник… — прервал его Егор Андриянович, улыбчиво поблескивая маленькими маслянистыми глазами и расправляя, раскидывая на груди бороду. Ему то ли было жарко, то ли он тряс бородой, показывая всем, кто находился в канцелярии, какая она у него редкостная — густая, длинная, ухоженная гребнем и вежеталем. — Оставь… — повторил он и шумно вздохнул. — С лошадками обходиться мне привычно, не впервой. — Тут я и сам могу обзавестись покупателями. А вот не сыщется ли у тебя какого подрядного дела?

— Подрядного? Как не сыщется… Для вас, Егор Андриянович, с превеликим почтением и удовольствием. Располагаем подрядами на дрова-с. Вот извольте знать-с. — Столоначальник близко поднес к подслеповатым глазам бумагу. — Запрос есть от управляющего…

— Погоди, братец, — прервал его Лапаногов. — Дрова не по моей части.

— А чего-с изволите?

— Мне бы… Слышал я, что ноне власти амурским походом заняты. Без капитала Амур не возьмешь, как я разумею.

— Это уж яснее ясного.

— Золото туда идет…

— Идет, не без того, — настороженно согласился столоначальник.

— Так вот я и думаю, не подсобить ли чем господину Разгильдееву. Служба у него тяжелая, по нонешним временам и спрос за нее велик. Хотел я повидаться с его превосходительством, да ведь решиться-то не просто… А ну, как турнет взашей?

Столоначальник посмотрел в окно, улыбнулся. Полез пальцем за накрахмаленный воротничок, почесал шею:

— Меня господин генерал-губернатор… не скажу, что так уж за панибрата принимает. Служба, чины — известно… а величает… имя там… отчество… само собой — это все при разговоре употребляется. Первые-то времена его превосходительство не жаловал меня. Не скрою… Поклеп на меня был. Обвинялся я во взяточничестве. Н-да. Прискорбно, да что поделаешь. Призывает меня к себе Николай Николаевич. Сам во гневе. Начал мне устраивать распеканцию на все корки. Кричит: «Сколько денег украл? Выгоню, вытурю со службы!» Я ему возражаю: «Служу честно. Взятками не занимаюсь. Сам честен. Сын честен. Вся семья такая…» Генерал словно белены объелся: «Ваша фамилия Крюкиных… сплошь преступники да воры!» Не утерпел я, не вынес обиды. Отвечаю генералу: «Фамилия Крюкиных чиста во всем, светла, яко младенец перед богом. А вот фамилия Муравьевых не чиста и даже преступна перед государем! Муравьева-то Апостола повесили за Сенатскую площадь…»

Генерал аж побелел, затрясся, выгнал меня. Пошел я в расстроенных чувствах… Сюртук с галунами сдернул с плеч, закинул в Ангару. А генерал-то видел в окно. Взяло его сомнение. Велел вторично ревизовать. И туг открылся поклеп на меня вредоносный. Генерал призвал меня к себе, сделал предо мной извинение за горячность да и в чине повысил… за честность и неподкупность моей фамилии.

— Живут же люди, — вздохнул Егор Андриянович, — Чуть ли не каждый день видят его превосходительство. Нам-то издалече и то не доводится повидать.

— Служба, Егор Андриянович. Служба. Положено по всем ритуалам…

Егор Андриянович снова вздохнул.

— А не засиделись ли мы тут, милостивый государь? — вопросил столоначальник. — Полдничать уж пора. Пополдничаем, а за сим с божьей помощыо-с…

Лапаногов отвел взгляд, поглаживая бороду. Столоначальник молча засобирал бумаги.

За штофом с закусками Егор Андриянович вызнал у Крюкина, что о третьем годе, проезжая через Нерчинск, господин генерал-губернатор изволил заметить, что постройки горного управления в городе весьма ветхие, плохого вида. Генерал признал необходимость построить новые здания. Потребовал покрасить кровлю по шведскому способу — по фасаду темного цвета, а стены корпусов дымчатого цвета. Мастеров обещали выписать с Иркутского города. А подполковник тут промашку дал. Промедлил. Забыл, что ли, про новые порядки. У Николая Николаича слово с делом рядышком идут. Пришла депеша от старшего адъютанта генерал-губернатора: «Выстроены ли дома горного управления, а если нет, то какие побудили вас причины ослушаться приказания его превосходительства?»

— Я в ту пору как раз в Нерчинске оказался. Разгильдеев посылает за мной. Надо выкручиваться, — столоначальник хмыкнул в усы. Егор Андриянович налил ему в рюмку: «Угощайтесь!»

— Натерпелись, поди, страху? — спросил Лапаногов.

Крюкин зажмурился, довольная улыбка растеклась от углов рта.

— Подумал я, подумал… и ответствую с этакой хитрецой господину подполковнику: «А где поставить дома: в центре города или на окраине? Разрешения не получено. Его превосходительство осматривали места, но утвердительно не изволили пояснить, где именно произвести таковые постройки. И вам, ваше высокоблагородие, все еще неизвестно, как должны быть эти постройки произведены: вольным наймом мужиков или по наряду казаками? Пропишите в Иркутск, что на все сие честь имеете ожидать ответа в предписании».

— А что Разгильдеев?

— Согласился. Что же ему еще? Ну и приписал, что строить он хотел бы в центре города, но ему нужно сметное положение для руководства, равно как и разрешение на деньги, долженствующие употребить на постройку. Ну и пошла писать губерния… Сметное положение составили. Кругленькая сумма серебром. Запросили, где ставить…

— А деньги? Достаточно ли дали? — любопытствовал Лапаногов, догадываясь, что столоначальник неспроста разговорился с ним о постройке зданий горного управления.

— Расходы надлежит испросить у гражданского губернатора.

— Скоро ли выйдет распоряжение?

— Задержки не предвидится, куда уж там. Нерчинские-то заводы не дают покоя Николаю Николаичу. Большая в них политика заключена. Были они в собственности у государя. А наш-то генерал, как задумал идти на Амур, выпросил эти заводы у царя.

— Как же это царь-то поступился столь великим богатством? — удивился Лапаногов.

Крюкин улыбнулся:

— Богатство-то великое, а доходов никаких.

— Зачем тогда генералу эти заводы?

— Вот чудак-голова! Николай-то Николаич по-своему хотел управлять нерчинскими заводами. Воров-чиновников изгнать с заводов. Взбодрить к труду людей честного имени. Оно, глядишь… и золота-бы намыли поболе. В доходы Сибирскому краю.

— Ну и что теперя?

— А то, что промысел золота пошел вверх. Из упадка горный отдел, вышел, славу богу. Денежки-то на новые здания вот и отыскались.

— Время ли тратиться-то? Деньги бы те на Амур в самый раз.

— Это не нашего ума дело. А только думаю я, что Николай Николаич неспроста, не от прихоти вознамерился строить. Он показать хочет, что край во всем возрождается. А еще… — столоначальник понизил голос. — Слух есть, что государь да министры обратно хотят взять нерчинские заводы.

— Как так обратно? — опешил Лапаногов.

— Заводы-то ныне доходы дают. А при заводах, как в сказке, вырастут новехонькие зданьица. Всякому приятно такое получить в свою собственность. Понял, Егор Андриянович? Бери-ка поскореича откуп на строевой лес, пока не взял кто-нибудь.

…Лапаногов в тот же день выторговал у столоначальника откуп на лес для постройки зданий горной канцелярии и назавтра уехал по деревням для найма мужиков.

Лес лесом, а в мыслях у Егора Андрияновича по прежнему крепко сидело золото, по которому «ходил» сынок купца Ситникова.