"Помни, ты воин света", -- так говорили наставники, и эта мысль без устали крутилась в голове паладина, эхом разносясь по черепной коробке. С этими мыслями в один из дней воин тренировался на одной из гвардейских площадок дворца. Широкие плечи тяжело вздымались, в холодном воздухе свистел серебристый клинок. Годами отточенные движения повторялись одно за другим, проходили связки ударов, а потом всё заново. Порой казалось, что могучий воин собрался убить себя бесконечными тренировками. Но сейчас единение с верным клинком было единственным, что могло отвлечь мысли паладина от душевных терзаний. Он покинул Таланию, бросил людей, просиживает в этом проклятом дворце! Нет... Нельзя ярости давать волю. Это первый шаг в сторону зла. Первая связка, вторая... выпад... Свет загородила тень, послышались тяжёлые шаги, от которых камень площадки задрожал, и воин замер. В воздухе промелькнул нестерпимый смрад.
-- Файран Файон? -- прогудел голос Рейкара. Паладин повернулся и увидел перед собой троих минотавров. Огромные исполины возвышались над эльфом. Повисло гнетущее молчание, и бычья морда скривилась в странном подобии ухмылки, которая была больше похоже даже на оскал, в котором были видны желтеющие зубы. Звериные ноздри зло раздувались, и из них с хрипом и свистом вырывался воздух, превращаясь в пар в прохладном воздухе. Минотавры переглянулись, и Рейкар кивнул. Один из минотавров занёс огромный кулак, ударом которого можно было пробить крепостные ворота. Файран резко взмахнул клинком, рубанув по тяжёлой лапе, и отскочил назад, выставив меч перед собой.
На измождённом лице воина застыл ужас, ужас человека, загнанного в угол и наблюдающего за приближением неизбежного рока. Неужели Рейкар предал короля? Что происходит? Но минотавры продолжали наступать. В их руках не было оружия, но сейчас Файона это мало волновало. Подобно загнанному волку он сражался яростно, остервенело, нанося удар за ударом, уворачиваясь от тяжёлых ударов врагов. Но всё же кулак Рейкара настиг воина, подобно кузнечному молоту ударив в грудь. Паладин задохнулся и ощутил, как ноги отрываются от земли, а небеса поменялись местами с землёй. Всё вокруг закружилось, и воин упал лицом вниз, с трудом успев опереться на руки, чтобы не упасть окончательно. Изо рта закапала кровь, наполняя рот мерзким солоноватым вкусом. Закашляв, воин попытался встать, взгляд метнулся к мечу, откатившемуся в сторону. В голове билась мысль, что конец близок.
"Нет! Не смей!" -- истошно кричало сознание. -- "Встань!!!"
Дрожащая рука потянулась к мечу, но блеск клинка становился всё более и более размытым. Вот тяжёлая нога опустилась на руку, послышался хруст костей и раздался истошный вопль. Всё вокруг почернело. Грубые руки подняли поверженного паладина и потащили куда-то, волоча ногами по каменной плитке.
***
Перед самым закатом Ашамаэль наконец очнулся и первым делом выгнал всех целителей из шатра, потребовав перо, чернила и бумагу. Устроившись за неудобным походным столом, чернокнижник спешно строчил письмо:
"Приказываю арестовать паладина по имени Файран Файон. Он обвиняется в заговоре против королевства и короля, а так же в служении тёмным богам. Обвиняемого надлежит заключить под стражу до прибытия короля. Файон нужен живым, за него головой отвечаешь", -- так звучало письмо, поспешно написанное самим королём. Арестовывать невинного паладина было рискованно, но Ашамаэль позаботился обо всём. К письму не было приложено ничего, даже подписи, ибо Рейкар всё равно не знает, как та выглядит. И если вдруг у кого-то возникнут вопросы, чернокнижник сможет просто отрицать свою причастность к этому. А при этом паладин всё равно не сможет наделать глупостей, к тому же обвинения выдвинуты весьма весомые. Вызвав одно из Морн-Тир, Ашамаэль приказал тайно доставить письмо Рейкару, который точно справится с паладином без лишнего шума. А если убьёт... Это будет не так-то и плохо, но дворянству и церковному духовенству это не понравится.
Но сейчас всё это не было важно, ибо армия уже готовилась выступать в поход. Маг чувствовал духовную слабость и опустошение. Физически он был в порядке, но колдовать практически не мог. Но он ощущал прилив сил, чувствовал нетерпение чёрной орды. Сейчас! Нужно выступать именно сейчас, и ведь действительно, медлить было нельзя. Лес мог очнуться в любую минуту, и тогда войску Сиралиона никогда не пройти без потерь. Одевшись и водрузив на голову чёрный венец, тёмный король вихрем вылетел из шатра, сбив с ног одного из целителей. В обширном лагере только начинала кипеть работа, а эльфийский король уже был готов выступать в поход. И от одного лишь вида тёмного короля эльфийские солдаты незаметно для себя ускорились. Ашамаэль нашёл маршала стоящего недалеко от опушки леса. Закутанный в тёмный меховой плащ, он мрачно взирал на Умитрирдиас, чьи алые кроны так странно шуршали в этот зимний день. Он и сам всё чаще пугал солдат, но уже своим внешним видом -- жуткие чёрные латы отлично сочетались со шрамом на пол лица и короткими волосами, не свойственными эльфам. Но Иирс был образцом благородства и самоотверженности. Даже Ашамаэль признавался себе, что уважает этого эльфа. Столько лет он тайно служит Дартазаэлю, яро ненавидя себя за это, но в тоже время он остаётся верным Альмис и свету. В бою он проявляет невиданную доблесть, не только воинскую, но и офицерскую. Будет очень жаль, если он всё-таки умрёт.
-- Иирс, -- сухо произнёс чернокнижник, остановившись на почтительном расстоянии от маршала. Так, чтобы взмах клинка не достал его, ибо Ашамаэль отлично понимал, о чём думал Нар вчера. -- Я хочу, чтобы армия выступала прямо сейчас. Нам нужно спешить.
-- Да... Мой король, -- подавленно отозвался воин. Он повернулся, и зашагал прочь, а в глазах его не было ничего, кроме пустоты и безразличия. Что же не так с ним? Почему он так боится принять, что даёт ему Дартазаэль? Почему все они так боятся? Маг проводил взглядом Иирса, скрывшегося межу эльфийских шатров, и вновь устремил взор на леса. Это время войдёт в легенды, чернокнижник был убеждён. Да, в каком-то смысле им всё ещё двигало прежнее благочестие, ведь кто не хочет, чтобы бы имя его было вписано в летописи и историю. Но когда-то Ашамаэль хотел добиться этого героизмом и подвигами, а теперь строки его повести будут вписаны в древние фолианты кровью.
Меж стволов мелькали тёмные силуэты, навстречу чернокнижнику выходила его чёрная рать. Их вела лишь стальная воля колдуна и жажда крови. А вот что движет эльфов? Что же всё-таки ведёт самого Ашамаэля? А что если его разум уже давно околдован Низвергнутым, и всё это -- лишь бутафория, искусно сплетённая богами Бездны. Быть может, так оно и есть, но пути назад не будет. Маг повернулся к лагерю, который уменьшался на глазах, превращаясь в стройные колонны сиралионской армии. В авангарде выстраивались чёрные гвардейцы, во главе с Даанритом. А когда всё было готово, Ашамаэль двинулся вперёд, смело войдя в Умитрирдиас. Тёмные твари беспорядочной вереницей потянулись за ним, следом неумолимым маршем двинулись Морн-Тир. Остальная армия помедлила, не только из-за страха. Эльдар замерли в благоговении, когда сам лес расступился перед чернокнижником, образуя широкую тропу. Со скрипом могучие стволы словно скручивались и изгибались. Но с другой стороны армия эльфов могли идти только по тропе -- сквозь сплошную стену стонущих стволов пробраться было невозможно. Красно-золотая арка пропускала через себя тусклый свет солнца, освещая мистическим мерцанием дорогу эльфам. Наконец лес содрогнулся от марша сиралионской армии. Реяли в неподвижном воздухе стяги, звучала эльфийская песнь, но голоса воинов были полны траура -- воины отдавали последнюю дань лесным эльдар, павшим в сражении.
Где-то в середине неисчислимой колонны ехали обозы, но в резных эльфийских повозках везли не только еду. Эльдар ждала осада, и везли они с собой множество орудий. Катапульты, требушеты и баллисты, многие из которых являлись настоящим чудом эльфийской военной машины, ибо металл и дерево были зачарованы магами из башни, а боеприпасы были покрыты разнообразными рунами, которые несли в себе огненную и ледяную смерть, а некоторые были способны вмещать в себя даже молнии.
