- Эльфы Сиралиона! Отступаем! - и под яростный клич дроу, усиливших напор, пехота и кавалерия начали отходить. Их своими могучими спинами прикрывали героические гвардейцы, град заклинаний и стрел.
- Эльфы бегу-ут! - завопила жрица, вновь выходящая на острие атаки, чтобы лично возглавить погоню за - как она думала - бегущими эльдар. Глас тёмной девы звоном раздался над полем битвы. - Вперёд, за трусливыми слабаками! Убивайте всех!
В сгущающейся тьме вновь сверкнул свет глаз Ашамаэля - король резко развернулся в седле и взмахнул окровавленной рукой. С пальцев его сорвался чёрный, клубящийся угольным дымом шар и с грохотом устремился в жрицу. Хотя Избранница Ллос и смогла отразить заклинание, на лице её отобразился испуг, а ящер под ней в ужасе заметался, грозя скинуть Жрицу с себя. Улыбка с лика Избранницы быстро сползла, и вновь лицо её охладело. Но Ашамаэль понимал, что выбора, похоже, у него нет: придётся сражаться, ведь даже если Жрица погибнет, свора тёмных эльфов продолжит бой.
Но тут раздался звук эльфийского боевого рога, и лицо падшего эльфа озарила победная улыбка: рыцари Сиралиона наступают! В этом сражении дроу обсчитались лишь в одном - они послали слишком мало солдат на перехват, ибо никогда не встречались с тяжёлой конницей Сиралиона хотя бы потому, что до недавнего времени её не существовало. Сотню наездников на ящерах и отряд убийц смели Сиралионские рыцари, закованных в тяжёлую броню, которая совмещала в себе не только прочность, но и лёгкость стараниями эльфийских кузнецов. Впрочем, и этого хватило, чтобы втоптать вероломного противника в землю, а тех, у кого хватило безрассудности увернуться от копыт и пойти в атаку, поразили длинные копья. Рыцари были облачены в серебряно-лазурные латы, их закрытые шлемы венчали стальные крылья. Когда волна стали смела мешающегося противника, из ворот бастиона маршем вышла рыцарская пехота, облачённая в точно такие же латы. И вымпелом их был серебряный меч с распахнутыми ангельскими крыльями на лазурном фоне.
Тёмные эльфы вынуждены были отступить, позволив высшим эльдар отойти и встать лагерем недалеко от поля боя. Ашамаэль тут же приказал выставить часовых, дабы те не позволяли противнику приблизиться, если тот всё-таки дерзнёт атаковать. А сам лагерь эльфов быстро ощетинился острыми пиками и рвом, который сумели создать маги. Обширное поле боя было сплошь усыпано трупами и залито кровью, слышались крики падальщиков, которым в скором времени предстоял огромный пир, ибо в этом бою ни у кого не будет времени хоронить мертвецов. И невозможно было определить, кого пало больше: дроу или высших эльфов. Тысячи смертей перворожденных, так резко, так сразу, повергли Альмис в глубокую печаль. И рыдания сотрясли богиню, и погрузилась та в великую скорбь, с трудом находя силы, чтобы поддерживать свой народ. Впрочем, эльфы ощущали скорбь своей богини, и сердца их загорались пламенем мести, желанием нести возмездие врагу, который много тысяч лет назад посмел начать братоубийственные войны. Вместе с горькими слезами богини с небес на землю обрушился проливной дождь, и вода его была горька, словно океанская. И шёл этот дождь ещё много дней, омывая тела живых и павших от крови и грязи. Из земли на поле боя, словно сожжённые деревья, торчали знамёна с обеих сторон - не каждому знаменосцу суждено уйти с поля боя живым, а забрать ношу их порой некому. И благородные ткани тяжело повисли, намокнув, на стальных древках. А в шуме дождя слышался глас самой богини высших эльдар, и шептал он печальную песнь, которая в скором времени будет звучать в дни траура во всех чертогах высших эльфов, ибо день этот - пятое сентября семьсот шестидесятого года - станет днём Великой Скорби, подобно дню, когда лесные эльфы скорбят о распаде светлых эльдар. Для дроу же этот день станет очередным клеймом злобы.
Руки и ноги короля были покрыты кровью, ноги выносливого скакуна изранены острыми копьями. Гордым зверем уже занимались маги-целители, и завтра скакун вновь сможет понести своего наездника в бой. Падший же не чувствовал усталости и не был ранен, и лишь в ушах продолжала грохотать битва, неся с собой крики умирающих и звон стали. Ашамаэль был поглощён боевым экстазом, безумием битвы, которое от смертельной агонии отделяла лишь тонкая нить. Сердце бешено колотилось. С трудом осознавая себя, король смог умыться и в краткий момент отдыха привести себя в порядок, а потом он вышел к своим воинам, чтобы быть рядом с ними в тяжкий час. Он ходил среди их лагерей, даже говорил с ними, хотя многие и держались напряжённо, пугаясь пристального взгляда светящихся глаз и величественного жеста худой мертвецки-бледной руки, которая не так давно сеяла смерть в рядах врага, насылая проклятия, ледяные бури и молнии. И завтра перед рассветом всё повторится. Впрочем, наречение Жрицы уже не сбылось. Больше половины воинов всё-таки дожило до рассвета. Но половина гвардейцев пала. Пали они геройской смертью, защищая короля, Сиралион и своих товарищей. Имена их на веки останутся в памяти эльфов.
Пострадал и Иирс Нар - половину лица его изуродовал жуткий ожог, оставленный огненным шаром Жрицы, что взорвался в строю пехоты. Очевидно, Избранница как раз и целилась в маршала. Впрочем, проклятые латы эльфа не подвели, лишь шлем треснул под напором магического огня. Гордый эльф отказался от помощи, заявив, что будет драться вместе со своими воинами и не нуждается в поблажках, чем заслужил среди солдат ещё больше уважения. В бою маршал был известен как отчаянный воин и яростный противник, словно узы жизни для него ничего не значили, словно он и сам был бы рад погибнуть в бою.
Войско Сиралиона начало выстраиваться, едва забрезжил рассвет. В авангарде конница выстроилась клином так, чтобы после первого удара рыцарей, лёгкие кавалеристы могли развернуться и нанести второй удар. Поэтому в центре клина находились тяжёлые рыцари, а алые наездники - по флангам. За спинами конных воителей тянулись ряды гвардейцев, пеших рыцарей и алебардиров. И вёл пешее воинство Иирс Нар, чей изуродованный лик был скрыт отремонтированным наскоро шлемом, чьё чёрное забрало не раз наводило на противника необъяснимый страх. Сразу же за гвардейцами и рыцарями строилась простая пехота. Маги и лучники готовились в тылу. А дождь всё продолжал лить с небес, причудливо сочетаясь с далёким рассветом, который начинался в местах, где траур Альмис не имел силы. А небо же над воинами светлых и тёмных братьев было свинцово-серым. Две армии с трудом видели друг друга из-за стены дождя.
Одновременно с эльфами строились и дроу, но Ашамаэль собирался отплатить тёмным эльдар той же монетой. Встал король на своём чёрном скакуне во главе рыцарей и гордо вскинул чёрный посох, по древку которого обильно текла вода, которая совсем скоро окрасится в алый. И хотя одежда Ашамаэль намокла, он был не менее величественен, чем раньше. В конце концов, намокший хищник менее опасным от этого не становится.
- Сиралион! - протяжно крикнул чернокнижник. - Сегодня мы победим! За мной, братья, в атаку! - и глас чародея перекрыл шум дождя. Тут же в воздух взвился град стрел. Следом взмыли заклинания, разя тёмных эльфов. - Страха нет, нет сомнений! За мной! - и Ашамаэль под звук боевого рога ринулся вперёд, и за ним с оглушительным грохотом устремилась кавалерия эльфов, поднимая за собой волну брызг и грязи.
Дроу вывели вперёд копейщиков, что спешно выстраивали стену щитов, ощетинившуюся длинными копьями. Но разве остановит это яростных высших эльдар? Да, они понесут потери, но Ашамаэль ни за что не повернёт. Слышались крики разъярённого Маршала, который требовал развернуться наступающую конницу. Но рыцари его уже не слышали, а Ашамаэль - не слушал. Среди стены щитов замелькали стрелы дроу. Ещё секунда, и в кавалерию прямой наводкой был дан залп из мощных арбалетов и тугих луков, наконечники стрел были смазаны ядом. Но большая часть выстрелов даже не достигла своей цели - многие из них обратились в хрупкий лёд ещё в полёте, лишь мешающим градом накрыв рыцарей, что в своих латах даже не ощутили удара. Но всё же кое-где слышались крики и предсмертное ржание коней - некоторые из рыцарей были обречены умирать в грязи под весом своих лат и скакунов. А замерзали стрелы потому, что чародей вновь применил магию. На скаку поднял он посох, и перед кавалерией понеслась четырёхметровая стена синего пламени, жгущая льдом и холодом и источающая странный треск, словно ломался тонкий лёд. И казалось врагу, что атакуют их огненные всадники, овеянные лазурным пламенем. Даже Жрица дрогнула в ужасе, поражённая мощью и неосторожностью короля.
