Иногда Флорис с Адрианом ускользали из дворца и галопом мчались в монастырь урсулинок в Пуасси. Сопровождали их верные спутники. Под умиленным взором сестер юноши играли и забавлялись с Батистиной и ее любимой подружкой Жанной-Антуанеттой Пуассон. Жоржа-Альбера обычно брали с собой: он стал любимцем добрых монахинь, которые закармливали его конфетами и пирожными. Для Батистины же встреча с братьями была отдушиной в монотонной монастырской жизни. Хотя она очень привязалась к Жанне-Антуанетте, но все эти уроки и наставления сестер так невыносимо скучны.
— Увези меня с собой, Флорис, — просила Батистина брата.
— Но, дорогая, ты слишком мала! Когда вырастешь, мы представим тебя ко двору.
Батистина вздохнула.
— Я так несчастна, когда тебя нет рядом! А сестры на меня наводят тоску: держаться надо прямо, есть аккуратно, делать то, не делать это… иначе, говорят они, я не стану хорошо воспитанной барышней. Заставляют меня приседать и танцевать с девчонками! Скука смертная. Я хотела бы уехать в Мортфонтен, чтобы опять кидать кинжалы с Ли Каном или стрелять с Федором из пистолета.
При виде таких воинственных наклонностей Ли Кан с Федором горделиво переглянулись: маленькая барышня ни в чем не уступала братьям.
— Потерпи, Голубая Стрекоза, — сказал, щурясь, Ли Кан. — Тебе надо немного подрасти в доме этих старых дочерей Будды, под присмотром Здравой Мудрости, а потом ты приедешь к нам, во дворец Солнцеликого Султана.
Элиза тут же вмешалась:
— Вы просто неисправимы! Как можно называть короля Солнцеликим Султаном! Если об этом донесут его величеству, вам несдобровать!
— Но, Здравая Мудрость, — возразил Ли Кан с низким поклоном, — Солнцеликий Султан прекрасно об этом знает. Он сильно смеялся.
— Когда же ты видел короля, Ли Кан? — в изумлении спросил Флорис.
— Когда выводил обезьянку в парк, Майский Цветок. Там я встретил Солнцеликого Султана, и мы с ним долго разговаривали, — величественно произнес Ли Кан.
— О, Ли Кан, — вскричала Батистина, — расскажи мне о короле.
И Ли Кан поведал девочке, что у Солнцеликого Султана огненный взор, и лик его блистает, подобно звезде, а голосом напоминает он князя тьмы. Батистина и ее подружка слушали китайца, раскрыв рот; глаза у них горели от восхищения. Внезапно Флорис почувствовал себя уязвленным и прервал Ли Кана, предложив Батистине одну из любимых игр. Батистина, кинувшись Флорису на шею, со смехом выкрикнула:
— Ты, мой Флорис, все равно красивее Солнцеликого Султана.
И Флорис тоже рассмеялся. Он был счастлив.
Вечером братья уехали из монастыря, дав обещание скоро вернуться.
Так прошло несколько месяцев. Постепенно король допустил Флориса с Адрианом в свой интимный круг. Теперь юноши несколько раз в неделю приходили в маленькую столовую Людовика Желанного, дабы поужинать или принять участие в «поздней пирушке». Здесь присутствовали не более семи-восьми молодых людей, которые вели себя в присутствии короля с полной непринужденностью. Слуги отсутствовали, король сам наливал себе кофе или клал на тарелку сочный кусок мяса. Часто к этой небольшой компании присоединялась Луиза де Майи; нередко Флорису с Адрианом приходилось сопровождать короля по Парижу, где он любил прогуливаться инкогнито. Флорису обычно поручали найти фиакр или карету попроще, без гербов, чтобы не привлекать внимания зевак. Маленькая группа, куда входили также Ришелье и Вильпай, выезжала из дворца в сумерках, а возвращалась лишь на рассвете.
Когда король звал: «Вильнев!» — Флорис с Адрианом являлись одновременно, отвечая хором: «К услугам вашего величества».
Это очень смешило короля, и он решил называть Адриана Вильневом, Флориса же просто по имени, что было неслыханной милостью. Вскоре это вошло в привычку и у придворных: отныне все в Версале клялись именем Флориса.
Королю нравилось путешествовать, и Флорису с Адрианом довелось сопровождать его в Марли, Шантийи, Рамбуйе, Фонтенбло. Флорис любил эти поездки, ибо мог мчаться галопом, давая выход бурлившей в нем энергии. Однажды ночью, когда компания весело распивала кофе, сваренный королем, Людовик XV вдруг со смехом спросил:
— Вам по душе Версаль, господа?
— Конечно, сир, — ответили удивленные сотрапезники.
— В таком случае, — сказал король лукаво, — приглашаю вас на прогулку по крыше. Давайте немного попугаем дам.
Флорис расхохотался: его приводила в восторг молодая веселость короля, так похожая на характер самого Флориса.
— Да, сир! — вскричал он с энтузиазмом. — Лезем на крышу!
Вся честная компания с радостными криками поднялась на террасы. Флорис освещал путь двумя факелами, держа их в одной руке, что было крайне неудобно — однако в Версале сочли бы высшим проявлением вульгарности манеру держать по факелу в каждой руке.
Забравшись на крышу, молодые люди принялись мяукать и завывать, заглядывая в слуховые окна, чтобы узнать о произведенном впечатлении. Они колотили в ведра, оказавшиеся на крыше, скрипели зубами и говорили замогильными голосами, словно призраки. В спальнях начался переполох. Испуганные придворные метались, потеряв голову от ужаса. Женщин же охватила самая настоящая паника, а одна старая герцогиня завопила, что так этого дела не оставит и утром пожалуется королю, дабы тот строго наказал виновных. Людовик XV, оравший чуть ли не громче всех, смеялся, как дитя, и Флорис вторил ему. Они ходили вдвоем от окна к окну, выкрикивая самые разные заклятия:
— Вельзевул, заберу душу графа Юнтеля!
— Я дух Великого Конде, мне нужен спутник!
Внезапно король, заглянув в одно из окон, вздрогнул. Флорис, подойдя к нему, с беспокойством спросил:
— Сир, вам не холодно? Я сейчас схожу за плащом.
Король, схватив Флориса за плечо, прошептал:
— Нет, останься, Флорис, холодно стало лишь моему сердцу. Посмотри на эту женщину, мне кажется, я люблю ее.
Флорис посмотрел в окно мансарды, освещенной двумя свечами, и увидел полуобнаженную женщину, лежащую на постели. Судя по всему, ее совсем не пугали дьявольские крики, которые неслись с крыши. Подняв голову, она с улыбкой взглянула на слуховое окно, где четко выделялся силуэт короля. Флорис испустил стон, но король, ничего не заметив, сказал ему:
— Флорис, ты должен выяснить, как зовут эту женщину.
Флорис вздохнул.
— Это не нужно, я ее знаю.
— Неужели? — промолвил король, направляясь к лестнице, ведущей в его покои. — Вам нет цены, тебе и твоему брату. Скоро я поручу вам очень важное дело. Пока же я счастлив, что ты всегда рядом со мной. Ну, Флорис, — нетерпеливо добавил король, — скажи же мне, кто эта молодая женщина?
— Сир, — с усилием произнес Флорис, — это сестра мадам де Майи. Ее зовут Полина-Фелисите де Вентимиль.
37
— Ах, смотрите, пять летучих мышей!
На мгновение умолкла музыка и прекратились танцы — в зале появилось пятеро незнакомцев в одеянии ночных крылатых созданий. Придворные перешептывались:
— Кажется, король пожелал нарядиться так.
— Вы думаете, это король? А четверо остальных?
— Разумеется, это Ришелье и прочие его спутники.
В роскошном бальном зале Оперы в этот вечер происходил грандиозный маскарад. С галерей струились потоки света; блистали люстры, плафоны и бра. Повсюду сновали турки, дикари в султанах из перьев, черные домино, китайцы, шарлатаны в громадных париках и блестящих мантиях, арлекины и коломбины, пастухи и пастушки, дьяволы и демоны — все смеялись, танцевали, толпились у буфетной стойки, затевали интрижки, рассыпали конфетти.
После минутного замешательства, вызванного появлением пяти летучих мышей, вновь зазвучала причудливая музыка, и все опять начали плясать, прыгать и петь. Парижане прекрасно понимали, что король не хочет быть узнанным, а потому каждый решил оберегать его инкогнито, но вместе с тем не упускать случая подойти к нему поближе.
Пять летучих мышей смешались с толпой, которая увлекла их в безумный хоровод фарандолы; однако они быстро выскользнули из круга, чтобы отыскать местечко, где было бы поспокойнее и не так душно. Один из людей в масках, наклонившись к другому, произнес странно хрипловатым голосом: