Именно в эту грозовую ночь в заброшенной спальне короля-Солнце был зачат Флорис.

Через два дня Петр и Максимильена выехали из Парижа. Максимильена покидала родину без всякого сожаления. Устремляясь вместе с любимым навстречу ледяным туманам севера, она прижималась к его плечу с покорной доверчивостью. Перед отъездом Максимильена успела передать все дела в ведение Шабу, своему старому управляющему, который испуганно повторял:

— Ах, госпожа графиня, это совершенное безумие!

— Да, да, мой Шабу, — отвечала Максимильена со смехом, — но вы позаботьтесь о замке, об имении и о дворце.

Сундуки уже уложили в большой фургон, когда к Максимильене подошел, теребя в руках берет, старый Грегуар.

— Что такое? — спросила Максимильена, складывая в саквояж игрушки Адриана.

— Госпожа графиня, Элизу вы берете, чтобы было кому приглядеть за господином Адрианом, а за вами кто приглядит?

— Мой добрый Грегуар, — прошептала растроганная Максимильена.

— Мы обговорили это с Блезуа и Мартиной. Не можем мы вас отпустить одну. Вот, пришел просить вас, чтобы вы нас взяли с собой.

И преданные слуги заняли места в просторной берлине, которая двигалась за каретой царя и Максимильены.

Когда они останавливались на постоялых дворах, их принимали за богатых чужестранцев — Петр оставил только нескольких бояр из своего эскорта. Остальных в подчинении Ромодановского он отправил в Спа, где ожидала императрица, — это означало завершение официального визита во Францию.

Договор с Францией так и не был подписан; Максимильена обвиняла в этом себя и говорила Петру:

— Я сделаю все, чтобы наши страны сблизились.

Русский царь отвечал, смеясь:

— Франция недовольна, потому что я увез самое ценное ее сокровище.

В октябре, после трех месяцев пути, Петр с Максимильеной прибыли в Москву. В России это начало зимы, и Максимильена с восхищением смотрела на тысячи разноцветных куполов, блиставших среди заснеженных улиц.

— Как красиво!

— Душа моя, я не люблю Москву. Вскоре мы отправимся в Санкт-Петербург, мой Версаль. Я обожаю этот город, который построил на месте болот. Я повелел боярам строить там дома и дворцы. Вот увидишь, тебе понравится Санкт-Петербург, но пока нам придется провести несколько дней в Москве.

Петр поселил Максимильену в той части города, которая называлась Слобода. За ней начиналось село Преображенское. Царь выбрал для Максимильены большой дом из розового кирпича, который сразу понравился молодой женщине. Именно здесь она уверилась, что ждет ребенка. Петр, узнав об этом, обнял ее, затем опустился перед ней на колени и положил голову ей на живот.

— Любовь моя, ты родишь мне сына.

— Но, Пьер, — с улыбкой произнесла Максимильена, — вдруг будет девочка?

— Нет, нет, это будет сын, я так хочу! Он вырастет похожим на меня, ведь в жилах его кровь Романовых.

— Надеюсь все же, что он не будет таким же жестоким, как твой предок Иван Грозный, Пьер.

— Царь Иван не был моим предком, любовь моя, он просто женился на девушке из рода Романовых, — снисходительно ответил Пьер.

Младенец, казалось, с одобрением воспринял эти слова — он начал вдруг ворочаться с необычайной силой в животе Максимильены, и царь с умилением вслушивался в удары, наносимые крошечной ножкой.

Однажды, когда Максимильена была на пятом месяце беременности, Петр зашел к ней с весьма озабоченным видом.

— Любовь моя, — сказал он, — я не хотел тебя тревожить и не стал объяснять, почему мне нужно было остаться в Москве. Я ожидал новостей от князя Черковского, посланного в Кеву во главе шести тысяч солдат. Только что я получил известие, что персы всех их перерезали. Это война. Я выступаю вместе со своей армией.

Тогда Максимильена решилась на поступок, почти безумный в ее положении.

— Я еду с тобой, — сказала она.

Петр был потрясен:

— Но, Максимильена, ты плохо это себе представляешь. Нам придется пересечь всю Россию, это не прогулка!

— Дорогой мой, ты убедишься, что маленькая французская графиня ни в чем не уступит русской женщине. Я еду с тобой, если, конечно, не прискучила тебе, — добавила она, посмотрев ему в глаза.

— Дорогая, как ты трогательна в своем хрупком изяществе и благородной сдержанности! Однако сделана ты из стали!

— Я просто люблю тебя, Пьер!

Максимильена выехала из Москвы в обозе громадной армии, оставив Адриана на попечение Элизы, а с собой взяв только Грегуара и Мартину. Царь, устроив смотр войск, галопом поскакал к роскошной берлине, которую приготовил для Максимильены.

— Мадам, — произнес он с улыбкой, — позвольте представить вам армию русского царя.

— Пьер, объясни мне, что это за солдаты.

— Вот пехотинцы, их двадцать тысяч человек, один храбрее другого. А вот моя кавалерия в девять тысяч сабель. Благодаря этим всадникам я разбил Карла шведского под Полтавой. А вон там ты можешь видеть двадцать тысяч калмыков и тридцать тысяч татар. Непобедимые воины!

— А кто эти люди устрашающего вида?

— Украинские казаки, их двадцать тысяч. Во главе их мой друг — гетман Саратов.

— Вид у него не слишком дружелюбный, однако ты, Пьер, кажется, очень его ценишь?

— Видишь ли, казаки — это дикий и свободный народ. Гетман сражается на моей стороне по дружбе. Ничто его к этому не принуждает, вот почему я так рад ему.

— Ты гордишься своей армией, Пьер?

— Да, я сам ее создал. Вот, смотри, девять тысяч новеньких — моряки. До меня в России не было флота.

Максимильена с гордостью взглянула на Петра. Он любил ее, она ждала от него ребенка — и каждый день она открывала в нем черты великого человека.

Через несколько недель войска вступили в тундру, где сильный ветер обжигал лицо и часто бушевали ужасные снежные бури. Но русские солдаты бесстрашно шли вперед, и вел их сам царь.

В армии уже все знали о прекрасной француженке, которая мужественно последовала за царем, и войны почтительно расступались перед берлиной Максимильены. А графиня всегда находила участливое слово для солдат или просто одаривала их улыбкой, так что вскоре она стала всеобщей любимицей. Солдаты называли ее «наша матушка».

Императрица Екатерина, оставшаяся в Москве, узнала обо всем этом из писем любовника — князя Меншикова. Каждый раз, прочитав очередное послание, она начинала яростно кричать и приводила в трепет своих придворных. Вот и на сей раз она, отыгрываясь на слугах, приказала бить их кнутом — их крики сладкой музыкой отдавались в ее ушах. Вскоре на губах Екатерины появилась зловещая улыбка, ибо в голову ей пришла коварная мысль. Написав короткую записку, она велела одному из немых лакеев отвезти ее султану Удемику, правителю Баку и заклятому врагу царя. Совершив это, царица пришла в полный восторг и закатила пир горой.

Армия продвигалась вперед форсированным маршем, и через несколько дней тундра сменилась степями. До самого горизонта Максимильена видела лишь одни бесконечные заснеженные поля. Однако здесь стало чуть теплее. Путешествие было очень трудным для молодой женщины, поскольку берлину немилосердно подбрасывало на ухабистых дорогах, но Максимильена никогда не жаловалась. Царь нежно заботился о ней, а на каждом привале старался устроить ее поудобнее.

Максимильена восторгалась своим роскошным шатром, похожим на настоящий дом из полотна; вечером сюда приходил Петр, все так же пылавший страстью.

Наконец армия достигла берегов широкой реки Волги, которая разделялась на тридцать три огромных рукава. Предстояла трудная переправа для солдат, повозок, артиллерии и лошадей. Максимильена никогда прежде не видала такой реки, широко разлившейся после таяния снегов. Какой далекой казалась ей теперь Сена! Петр, лично проведя рекогносцировку, обнаружил брод, где могла пройти его бесчисленная армия. Когда карета Максимильены двинулась через реку, вода стала прибывать. Лошадей потянуло в водоворот, и они испугались, хотя кучер нещадно нахлестывал их. Петр издали увидел, какая опасность грозит Максимильене. Пустив коня в галоп, он подоспел вовремя: зайдя по грудь в ледяную воду, схватил лошадей за ноздри и заставил их успокоиться.