Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Что ты говоришь? Ведь это будет скандал.

— Именно. Этого я и желаю.

На следующий день Максимильена в сопровождении Ли Кана, Федора и мужиков, приставленных к ней Петром, вошла во двор крепости — его называли Инженерным. Сердце у нее колотилось. Петр ждал ее в окружении князя Меншикова, Ромодановского и графа Шереметева. Всем троим было ясно, что опала императрицы неминуема, и они с величайшим почтением поклонились Максимильене. Царь галантно помог Максимильене выйти из кареты и, взяв ее под руку, направился в благоустроенные покои, предоставленные царевичу. Все остальные шли сзади. Тогда-то и произошла ужасающая, кошмарная трагедия, которой не суждено было изгладиться из памяти Максимильены.

Они с Петром первыми оказались в комнате царевича. Тот лежал на полу среди спальни, в луже крови. Из груди его торчала рукоятка кинжала. Увидев сына, царь словно оцепенел, не в силах пошевелиться или сказать хоть слово. Максимильена с криком бросилась к еще живому Алексею и склонилась над ним, не обращая внимания на то, что кровь пачкает ее нарядное платье.

— Вам больно?

Лицо Алексея уже приняло восковой оттенок, характерный для умирающих; в глазах его затаился ужас, смешанный с изумлением. Максимильена почувствовала, что сейчас разрыдается, и отвернулась, чтобы скрыть свои слезы от царевича. Комнату заполнила толпа: каждый давал советы, как помочь несчастному наследнику. Но Максимильена понимала, что все бесполезно. Она взяла Алексея за руку: он смотрел на нее невидящим взглядом, в горле у него вдруг заклокотало, а на губах выступила кровавая пена. Максимильена поняла, что он хочет о чем-то сказать ей, и наклонилась еще ближе, почти касаясь щекой его рта. Сделав последнее усилие, царевич слегка приподнялся, скривившись от боли, и Максимильена услышала прерывистый шепот:

— Мой отец… отец… берегите его… будьте осторожны… Флорис… опасайтесь ее… это она… я хочу… Флорис… он…

И тут царевич упал на руки Максимильены. Выражение ужаса исчезло — хрупкий двадцатилетний юноша словно улыбался.

Она подняла голову, озираясь вокруг, но увидела только мертвенно-бледные от страха лица. Все смотрели на царя. А тот с налитыми кровью глазами и странной гримасой на лице по-прежнему не двигался с места, не в силах унять сотрясавшую его дрожь. Максимильена, взглянув на Алексея в последний раз, закрыла его большие голубые глаза. Она сделала знак Ромодановскому, ибо все прочие, казалось, стали статуями, и вдвоем с ним уложила Алексея на кровать. Ужасен был вид этого тела, пронзенного кинжалом. Меншиков подошел к Максимильене, подумав, что настал момент показать себя с лучшей стороны:

— Мадам, что нужно сделать?

— Ах, князь, — ответила Максимильена, закрыв руками лицо, — вытащите этот кинжал и позовите монахинь, чтобы покойного подготовили к погребальному обряду.

Меншиков побледнел, но подчинился. Из ужасной раны потоком хлынула кровь, забрызгав тех, кто стоял ближе. Несколько капель попало и на Петра.

— Боже мой! — пробормотал царь. — Кровь моего сына!

Казалось, он наконец пришел в себя. Не говоря ни слова, царь подошел к кровати, где лежало тело сына, и поцеловал его в лоб. Затем, справившись с подступающими слезами, повернулся к свидетелям этой сцены:

— Здесь произошла кровавая драма, убит мой сын. Я не успокоюсь до тех пор, пока не найду преступника. Но сейчас вы все дадите клятву, что не скажете об этом никому. Для всех он скончался от апоплексического удара, ибо сын Петра Великого не может умереть от удара кинжалом. Пусть тайна навеки будет погребена в Петропавловской крепости.

Максимильена принесла клятву, как и бояре, однако заметила, что в глазах у них застыл непонятный ужас. Тогда она отвела в сторону Ромодановского и спросила: — Почему они так смотрят на царя?

— Это ужасно, мадам, но все они думают, будто царь сам убил своего сына, когда вошел в комнату вместе с вами.

— Не может быть! — воскликнула Максимильена.

— Увы, — ответил Ромодановский дрогнувшим голосом, — люди судят по тому, что видели и слышали, а все обстоятельства против царя. Войдя в комнату, вы закричали, и они готовы присягнуть, что кричал смертельно раненный Алексей. Когда царь поймет, в чем его подозревают, он придет в ярость, а враги его станут повторять, что он затеял суд над царевичем, желая расправиться с ним.

Максимильена, зарыдав, произнесла:

— Князь Меншиков подтвердит, как и вы, что это неправда, — пробормотала она.

Ромодановский, потупившись, ничего не ответил.

В этот момент его позвал царь:

— Друг мой, займись всем этим. Я не могу больше видеть эти испуганные лица. Поверить, будто отец мог убить сына!

— Так вы все поняли, мой обожаемый царь?

— Да, сразу же. Но кто же убил моего мальчика, моего наследника? И кому передам я империю?

Много дней царь не выходил из дворца на Мойке. Он не желал видеть никого, кроме Максимильены. В Петергофе императрица и двор тщетно ожидали возвращения царя. Он перестал заниматься государственными делами, впав в состояние некой летаргии. Он поручил Ромодановскому вести следствие, но в крепости никто ничего не знал. Гвардейцы не видели, чтобы кто-то входил в покои царевича. На какое-то мгновение Петр подумал было, что Алексей покончил с собой, однако быстро отказался от этого предположения. Он был убежден, что царевича убили. Но кто? Кто? Этот вопрос не давал ему покоя. Часами лежал он, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами, но, казалось, ничего не слышал и не видел, несколько оживляясь лишь в присутствии Максимильены. Однажды к нему вошел, нарушая все приказы, князь Ромодановский.

— Что тебе надо от меня? Я не хочу никого видеть. Мы с Максимильеной уедем из России. Я отрекусь от трона.

Ромодановский, вздрогнув, умоляюще посмотрел на Максимильену, словно взывая к ней о помощи.

— Царь, только женщины валяются вот так, чтобы выплакаться в подушку. Дела ухудшаются, а вы ничем не желаете заниматься.

— Оставь меня, князь. Они думают, будто я убил сына, и эта рана не заживает. Я и пальцем не шевельну ради этого народа… я любил его, а он меня предал!

Максимильена, упав на колени, взяла царя за руку.

— Любимый мой, мне следовало бы радоваться, что ты хочешь уехать со мной, ибо для меня это было бы великим счастьем. Но ты должен исполнить то, что тебе предначертано. Это твой долг, я знаю. Я тоже никогда не прощу себе смерти Алексея, ибо обязана была понять его дурные предчувствия. Но сейчас я молю тебя: стань снова Петром Великим.

Петр в волнении смотрел на эту женщину, говорившую ему о величии и долге. Взглянул он и на своего верного друга — и тогда ему стало стыдно. Он поднялся и подошел к зеркалу: в отражении он увидел небритого исхудавшего человека.

«Какая недостойная слабость!» — сказал он себе.

Ромодановский понял, что творится в душе любимого царя, и вспыхнул от радости.

— Государь, — произнес он, как подобало по этикету, — вы нужны нам, и у вас остался еще один сын.

Петр был потрясен. Флорис! В своем горе он совсем забыл о Флорисе, красивом и сильном сыне Максимильены.

— Прости, любовь моя, — промолвил он даже с некоторой робостью, — как я мог забыть? И ты ни единым словом не упрекнула меня! Пусть его принесут, я хочу видеть Флориса!

Максимильена, бросившись к двери, отдала распоряжение, и через минуту появился Ли Как с Флорисом на руках.

— Вот Майский Цветок, — с улыбкой произнес маленький китаец, бережно держа младенца. Флорису было уже восемь месяцев, и он держался очень прямо. Отец подбросил его вверх — ребенок, засмеявшись, что-то залепетал. Петр же со слезами на глазах глядел на своего единственного сына.

— Вот кто его спасет! — еле слышно прошептал Ромодановский Максимильене.

А Петр все не мог отвести взор от Флориса.

— Я буду жить и царствовать ради тебя, мой сын. О, Флорис, любовь моя!

Флорис. Любовь моя - i_007.jpg

Часть вторая

СЫН ЦАРЯ

Флорис. Любовь моя - i_008.jpg
19
{"b":"553669","o":1}