— Мне все ясно, — сказал он, — а теперь ты прочти это вслух.

Адриан, очень довольный тем, что и его заслуги получили признание, сурово оглядел своих.

— Читай же скорее, барчук, — попросил Федор.

— Поскольку Ли Кана здесь нет, я один могу прочесть то, что здесь написано, — важно промолвил Адриан.

— Сокровище мое, — возразила Элиза, — Грегуар умеет читать, но только по-французски.

— Зато ты не умеешь, и Мартина с Блезуа тоже! Сколько раз мама просила вас учиться вместе с Ли Каном, но вы бесстыдно увиливали! А ты, Федор, ты и по-русски не умеешь! Флорис — другое дело, он еще мал, — невозмутимо продолжал Адриан.

Слуги смущенно потупились, и лишь тогда Адриан, очень довольный произведенным впечатлением, сжалился над ними.

— Сегодня ночью, — громко прочел он, — когда из собора до вас донесется пение, вы будете спасены.

Темнеет. В последний раз царь плывет по великой Неве. Гроб стоит на носу корабля, задрапированного черными и золотыми полотнищами. За головным судном следуют траурные корабли с боярами и сановниками. Но императрицы и Меншикова здесь нет — объявлено, что они примут участие в завтрашней церемонии погребения. Зато лучший друг царя, верный князь Ромодановский, которому Петр Великий даровал титул, стоит на палубе в окружении личной охраны, в полном соответствии со своим высоким рангом. Народ безмолвно толпится на обледенелых берегах реки; слышен только похоронный звон колоколов и размеренные удары весел о воду, напоминающие такты траурного марша. В соборе молятся попы. Они будут петь всю ночь, а завтра гроб опустят в склеп — в присутствии императрицы и вельмож. Пока же тело царя принадлежит народу — людям разрешено проститься с покойным императором.

Максимильена в своей темнице потеряла всякое представление о времени. Ее заковали в цепи сразу же по прибытии в крепость, и капитан Бутурлин приказал отвести ей темный каземат в бастионе Меншикова. Петр Великий, питая слабость к своему прежнему любимцу, никак не желал поверить, что тот причастен к убийству царевича.

Максимильена бьется головой о влажные стены, с рыданием повторяя имя Пьера. Затем наступает апатия, и молодая женщина без сил опускается на земляной пол, не замечая окружающей мерзости. Ее терзает мысль о судьбе детей. Она не чувствует боли в руках, хотя наручники впиваются в кожу. Ее парадное платье разорвано в нескольких местах и покрыто пятнами. Волосы рассыпались по обнаженным плечам, и она зябко поеживается, хотя холода не ощущает. Внезапно в замке поворачивается ключ, тяжелая дверь открывается, и на пороге появляется капитан Бутурлин в сопровождении четырех солдат.

— Следуйте за нами, — говорит он.

Максимильена встает, и в голове ее проносится мысль: «Они хотят убить меня! Пусть так, Боже, но только спаси моих детей, моих любимых сыновей».

Максимильена бредет в цепях по темным коридорам, едва освещенным факелами. Солдаты окружили ее, как преступницу. Капитан Бутурлин с невольным восторгом смотрит на эту женщину, такую бледную, трогательно-хрупкую и прекрасную. Дважды он знаком показывает Максимильене, где нужно наклонить голову, чтобы не задеть низкий свод. На одной из лестниц Максимильена спотыкается, и Бутурлин, подхватив ее руку, шепчет:

— Князь Ромодановский помнит о вас.

Максимильена, пытаясь разглядеть в темноте лицо капитана, еле слышно спрашивает:

— Но кто же вы?

— Доверьтесь мне, мадам. Вам нужно выиграть время и удержать при себе Меншикова как можно дольше, чтобы у князя руки были свободны во время церемонии. Ментиков должен остаться с вами до тех пор, пока вы не услышите пение в соборе.

И капитан тут же кричит:

— Эй вы, помогите узнице!

Поднявшись по лестнице, конвой ведет Максимильену по другим коридорам — столь же темным, но не таким сырым. Бутурлин стучит в огромную дверь, и в ней открывается окошко.

— Приказ князя Меншикова! — отрывисто произносит капитан.

И он протягивает конверт с печаткой человеку, сидящему за окошком. Едва взглянув на печать, тот отпирает засовы и распахивает дверь. Максимильена оказывается в большом дворе, освещенном, как и вся крепость, сотнями факелов. Она сразу же узнает это место — именно здесь побывала она семь лет назад… Среди двора стоит так называемый Инженерный корпус; слева от него кордегардия, а напротив… прямо напротив Максимильена с ужасом видит плаху с топором и становится еще бледнее. Бутурлин насмешливо скалит зубы:

— Графине не нравится, ха-ха-ха!

Солдаты гогочут, Бутурлин же шепчет на ухо Максимильене:

— Простите, мадам, так нужно.

Затем кричит солдатам:

— Хватит ржать, пошли!

Максимильена вдет по двору, говоря себе: «Не надо смотреть. За кого они меня принимают? Внучка крестоносца не должна падать в обморок перед эшафотом. Если меня не убьют сейчас, Ромо нас спасет».

С этого момента Максимильена, словно во сне, совершает тот путь, который уже проходила однажды. Ее вводят в императорский бастион, и она узнает лестницу — по этим ступеням она поднималась, чтобы повидаться с несчастным Алексеем. Везде стоит стража, но юго-восточная сторона крепости не имеет ничего общего со зловещей тюрьмой, откуда вышел маленький отряд. В императорском бастионе, несмотря на его мощные стены, светло и уютно, ибо служит он резиденцией коменданта. Бутурлин, остановившись перед одной из дверей, стучит, и Максимильена слышит, как чей-то голос произносит:

— Входите!

Максимильена, не успев опомниться, оказывается с глазу на глаз с Меншиковым. Тот смотрит на нее, как кот, собравшийся поиграть с мышкой. Князь иронически кланяется со словами:

— Целую ручки, графиня. Хорошо ли вы провели ночь? Может быть, теперь я вам понравлюсь больше?

Максимильена почти не слышит, что ей говорят; озираясь вокруг, она шепчет:

— Покои Алексея, Боже мой!

— О да, знакомые места! Именно здесь бедный царевич покончил с собой.

— Замолчите! Его убили.

— Тише, мадам! Ваши выдумки вряд ли обрадуют императрицу.

Максимильена вновь обрела хладнокровие. Она понимала, что князь ее ненавидит, поскольку был с презрением отвергнут. При своей похотливости Меншиков отличался злопамятством. Максимильена вдруг увидела себя в зеркале: всклокоченная женщина с испачканным лицом, в разорванном платье, закованная в цепи. Меншиков поймал ее взгляд.

— Да, да, сегодня никого не прельстила бы французская графиня, элегантности и изяществу которой завидовал двор, не так ли?

«Зачем он приказал привести меня сюда? — спросила себя Максимильена. — Он хочет воспользоваться ситуацией, это ясно. А мне нужно выиграть время, так сказал капитан, тогда Ромо сумеет что-то предпринять и освободит детей. Что будет со мной, не так важно. Пусть они убьют меня, но я должна спасти Флориса и Адриана».

Максимильена с решимостью, которая внезапно пробуждается у самых кротких женщин, повернулась к Меншикову и смело взглянула ему в глаза. Затем она присела в церемонном реверансе.

— Монсеньор, — промолвила она с улыбкой, — я восхищаюсь вами, поскольку Россией будете управлять именно вы. Императрица, конечно, беспрекословно подчинится такому человеку, как вы, князь, и вы станете самым могущественным владыкой Европы. Я была бы счастлива отужинать вместе с вами.

Меншиков хотел ответить, но неожиданно для себя смешался. Он был сыном мужика, и вознес его на неслыханную высоту Петр Великий, ценивший в нем талант полководца. С императрицей Екатериной, которая сама была низкого происхождения, Меншиков чувствовал себя вполне свободно, Максимильена же всегда подавляла его своими аристократическими манерами и благородством облика. Угадав, что творится в душе князя, Максимильена поняла, что нашла верный тон. Величественно, словно в своем дворце на Мойке, она опустилась в кресло, думая: «Он не должен видеть, как я боюсь, иначе все погибло».

И она знаком велела ему сесть напротив. Цепи звякнули, но она промолвила любезно:

— Присядьте, князь, и поговорим.