Труднее всего пришлось со Святополком, смотревшим волком на отчима и своих многочисленных братьев. Послать слишком далеко — опасно: можно ожидать чего угодно с его стороны. Оставить в Киеве — тоже не выход. Князь решил направить приемного сына в Туров на Припяти: и не очень далеко, и не слишком близко. Правда, этот город был чрезвычайно важным как форпост в системе крепостей, защищавших западные червенские города Червен и Перемышль от постоянных военных рейдов поляков. Если бы Владимир Святославич не торопился и хорошенько подумал, то вряд ли совершил такой опрометчивый шаг. Как только Святополк обосновался в Турове, он тут же изменил своему патрону, вступив в сговор с польским королем, который свел его со своей дочерью в надежде поженить их и таким образом заполучить червенские земли и города.
Святополк, по-видимому, хорошо осведомленный об истории убийства своего отца — киевского князя Прополка, проникся лютой ненавистью к названому отцу и братьям. Он стал злым роком княжеского семейства, да и всей Киевской Руси: захватив после смерти Владимира киевский престол, узурпатор организовал нашествие на русские земли войск своего тестя — короля поляков Болеслава. Поставив цель истребить всех своих братьев, Святополк сумел погубить трех из них — Святослава, посаженного отцом в древлянской земле, и двух, младших — Бориса и Глеба, сыновей царицы Анны. За все злодеяния ему дали прозвище Окаянный. Три года между ним и Ярославом шла кровопролитная жестокая война, и только после битвы на реке Альте, на том самом месте, где был убит Борис, он потерпел окончательное поражение, бежал и сгинул где-то между «ляхами и чехами». Описание сражения и бесславной гибели Святополка Окаянного, коварного братоубийцы, приводится в «Повести временных лет».
«В год 6527 (1019). Пришел Святополк с печенегами в силе грозной, и Ярослав собрал множество воинов и вышел против него на Альту. Ярослав стал на место, где убили Бориса, и, воздев руки к небу, сказал: «Кровь брата моего вопиет к тебе, владыка! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил ты за кровь Авеля, возложив на Каина стенание и трепет: так возложи и на этого».
И далее летописец развертывает широкую панораму битвы, рассказывает о поражении Святополка и его паническом бегстве с поля боя: «…двинулись противники друг против друга, и покрыло поле Альтинское множество воинов. Была же тогда пятница, и всходило солнце, и сошлись обе стороны, и была сеча жестокая, какой не бывало на Руси, и, за руки хватаясь, рубились, и сходились трижды, так что текла кровь по низинам. К вечеру же одолел Ярослав, а Святополк бежал. И когда бежал он, напал на него бес и расслабил все члены его, и не мог он сидеть на коне, и несли его на носилках. И бежавшие с ним принесли его к Берестью. Он же говорил: «Бегите со мной, гонятся за нами». И не было никого, кто бы гнался за ними, и дальше бежали с ним. Он же лежал немощен и, привставая, говорил: «Вот уже гонятся, ой, гонятся, бегите». Не мог он вытерпеть на одном месте и пробежал он через Польскую землю, гонимый божьим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией и там бедственно окончил жизнь свою…»
Самой короткой и трагической была жизнь младших сыновей Владимира Святославича Бориса и Глеба, погибших от рук убийц, подосланных Святополком, но память о них оказалась самой долгой и доброй. Их даже причислили к лику мучеников и святых. Образ этих святых среди русских христиан был, пожалуй, наиболее популярным после Богородицы и Николая Угодника, ибо приближался к образу самого Иисуса Христа, принесшего себя в жертву ради людей. Им посвящалось множество церквей и монастырей, строившихся на протяжении всего русского средневековья. С ними связан и особо чтимый праздник, приуроченный к началу весеннего сева. «Борис и Глеб — сей хлеб!» — говорили крестьяне. Если старшие сыновья Владимира, приняв крещение в отроческом возрасте, оставались все же в чем-то язычниками, ибо воспитывались на традициях своих великих предков, то Борис и Глеб получили воспитание в чисто христианском духе, многое впитав с молоком матери-христианки и ее духовников. Влияние на них отца было, по всей видимости, незначительным. Это подтверждается хотя бы тем, как легко они попались в ловушки Святополка и погибли, точно кроткие агнцы.
Наконец, в сыновьях Владимира Святославича числился еще один по имени Позвизд. Какова его судьба и кто его мать — неизвестно. Вероятно, он являлся самым старшим среди своих братьев и родился где-то в новгородских землях.
Из дочерей киевского князя мы знаем имена лишь двух — Предславы и Доброгневы. Первую постигла учесть ее матери — Рогнеды. К Предславе сватался польский король Болеслав, но ему отказали. Когда же он захватил с помощью Святополка Окаянного — своего зятя — Киев, то силой взял княгиню в наложницы. Изгнанный из города восставшими киевлянами, Болеслав бежал в свои земли, прихватив с собой Предславу и ее сестру Доброгневу. Об остальных дочерях Владимира нам ничего не известно, но их у него, по всей вероятности, было не меньше, чем сыновей.
Братоубийственная распря сыновей Владимира Святославича явилась прелюдией последующих феодальных междоусобиц и войн за захват верховной власти в Киевском государстве или в отдельных его землях. Неумолимо надвигавшуюся угрозу раздробления Руси на отдельные княжества, чреватого для государства и его народа неисчислимыми бедами, не могли отвратить потомки великого киевского князя — Ярослав Мудрый и Владимир Мономах, завещавшие своим сыновьям хранить единство и мир между собою. О том же печалились и авторы «Слова о погибели Русской земли» и «Слова о полку Игореве». Но такова уж природа классовой борьбы, в которой каждый отстаивает свой материальный интерес, свое непререкаемое право на власть, используя для этого любые способы и средства.
Кто же оказался у кормила власти в Киевской Руси после смерти Владимира? Продолжателем дела отца стал Ярослав Мудрый.
Нелегкой оказалась его ноша. Ему пришлось заново объединять русские земли под властью Киева и восстанавливать целостность Киевской Руси, которая была поставлена под угрозу в результате раздела территории между братьями. И надо отдать Ярославу должное как дальновидному политику, дипломату, законодателю и строителю. Он более ясно и четко, нежели отец, определил свое место и свою роль в государстве, настойчиво проводя в жизнь все, что наметил исполнить. И сделал немало.
В первую очередь позаботился о защите южных границ, возведя на Роси новые крепости, основал ряд городов в Нижнем и Среднем Поволжье и среди них Ярославль, построил укрепленные города в балтийском Поморье, в частности Юрьев (Дерпт), названный его христианским именем. Пекся об обороне червенских городов: в 1030 году организовал поход в польские земли для подавления восставших мозовшан, после чего переселил большое их число из пограничных с Польшей районов в южные пределы своего государства и тем самым надолго отбил охоту у «ляхских» королей «воевать русскую землю». При нем развернулось грандиозное строительство в новых и старых городах. В Киеве рядом с градом своего отца он возводит свой, превосходящий «отний» по площади и числу каменных и деревянных строений в несколько раз. Вокруг негр насыпает оборонительные валы и воздвигает детинец с Золотыми воротами — такими же, как и в Константинополе. Строит в невероятно короткий срок и свою Софию Киевскую, а несколько позже и Софию Новгородскую.
Государи Европы ищут мира с Ярославом, спешат с ним породниться. Император Константин IX Мономах выдает свою дочь за его младшего сына Всеволода, от которого и пошли русские князья-мономаховичи. Сам Ярослав был женат на дочери шведского короля Олафа — Ингигерде (Ирине). Сестра Доброгнева становится женой польского короля Казимира. Сестру Казимира — Гертруду-Олисаву выдают замуж за другого сына киевского князя — Изяслава.
Женами королей становятся и три дочери Ярослава. Красавица Елизавета после долгих домогательств со стороны норвежского принца Гаральда, пребывавшего некоторое время при княжеском дворе по возвращении со службы у византийского императора, соглашается в конце концов быть его женой. Горячую любовь к ней Гаральд воспел в своих песнях, которые норвежцы помнят и поныне. В 1066 году он погиб в битве с англичанами под Станфордбриджем, и Елизавета вышла замуж за датского короля Свена.
