Самым любопытным в описании данных событий представляется нам следующее рассуждение летописца: «Не знающие же истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят — в Васильеве, а другие и по-иному скажут…». Значит, существуют на этот счет разные точки зрения. Так когда и где в действительности крестился киевский князь? После взятия Корсуни или до корсуньского похода? В самой Корсуни или где-то еще? Над этими вопросами ломали головы многие наши историки, но так и не пришли к единому мнению. Так же как и в отношении крещения бабки Владимира — княгини Ольги. Если верить сведениям различных источников, то выходит, что оба крестились дважды. А ведь так и могло быть на самом деле. Не исключено, что Владимир Святославич первый раз принял православие в Киеве. За это говорит следующий факт.

Христианская церковь как таковая еще нс существовала на Руси из-за отсутствия официального ее учреждения как митрополии византийской либо римской церкви, и поэтому то крещение, которое практиковалось в киевских или иных храмах, не признавалось действительным в Византии, тем более если вопрос касался «игемонов» (государей) русских. Вот почему и Ольге и ее внуку пришлось перекрещиваться по всем правилам византийского церковного обряда. Актом крещения устанавливался патронат греческого императора и его церкви и над самими «игемонами», и над Киевской Русью. Ведь именно на этом настаивал византийский император Василий II, когда предлагал Владимиру принять крещение в главном храме Корсуни от греческого духовенства и взять имя их общего святого покровителя — Василия. И князю пришлось сделать такую уступку ради достижения главной цели — быть признанным наравне со всеми европейскими государями.

Таким образом, и корсуньское крещение, и венчание с Анной явились исходным актом введения греко-православной митрополии на Руси. Теперь Владимир мог возвращаться в Киев в новом качестве реформатора, вместе с вновь обретенной супругой и греческим духовенством — корсуньскими священнослужителями, в числе которых были Анастас и Иоаким, ставшие первыми русскими епископами.

Какие выгоды, конфессионные и политические, получала Русь от перехода в новую веру? Русская церковь учреждалась как самоуправляемая и национальная с точки зрения богослужебной практики, а киевский князь обретал статус суверенного государя своей страны, имеющего теперь равные со всеми европейскими государствами права в решении всех межгосударственных вопросов. Принятие христианства сулило и иные преимущества, открывающие широкие перспективы в культурном обмене со всеми европейскими странами, в распространении славянской письменности, учреждении школ, строительстве церквей и монастырей, словом, всего того, что выводило Русь на новые исторические рубежи в развитии феодализма.

Согласно летописи, и самому Владимиру новая религия принесла пользу — он чудесным образом прозрел! Здесь следует сказать, что и его слепота, и его «исцеление» могли произойти по самым что ни на есть естественным причинам. Кратковременная потеря зрения, или «куриная слепота», как раз характерна для этого приморского района и вызывается укусами москитов. Болезнь, называемая здесь «москитной», поражает тех, кто приезжает сюда впервые и проходит период акклиматизации. Этим заболеванием и поныне страдают матросы Черноморского флота, начинающие свою службу в Севастополе или Балаклаве.

А что известно о жене князя, той, которую называли сестрой обоих императоров — Василия II и Константина VII, правившего после него? Бала она, если верить летописям и византийским хроникам, дочерью коварной Феофано — жены императора Никифора, убитого своим двоюродным братом Цимисхием, состоявшим в заговоре с Феофано. Она же приходилась сестрой Феофании, выданной замуж за германского императора Генриха II. Однако в «Повести временных лет» мы находим довольно странное утверждение о том, что Анна являлась не гречанкой («грекиней»), а болгаркой («болгарыней»). Так, перечисляя всех сыновей Владимира, родившихся от разных жен, Нестор говорит буквально следующее: «…а от болгарыни имел он двух сыновей: Бориса и Глеба». Может быть, Нестор ошибся или оговорился? Или эту ошибку допустили переписчики «Повести» либо ее последующие редакторы?

И тут напрашивается еще одна версия о происхождении царевны. Вполне вероятно, что Анну выдавали за сестру императоров потому, что она являлась дочерью не византийки Феофано, как принято было считать, а болгарского царя Бориса, которого император Иван Цимисхий пленил в 972 году вместе со всем семейством и перевел на жительство в Константинополь. После гибели Бориса его дети жили при императорском дворе на правах царских отпрысков, от имени которых империя правила болгарами. Вследствие этого Анну и выдавали за сестру Василия II. Ведь не случайно и то, что вместе с нею в Корсунь прибыло большое число болгарских священников. И наконец, еще один довод в пользу нашей версии: обоим сыновьям Анны дали болгарские имена, а первенца назвали в честь болгарского царя Бориса.

Самого Владимира брак с болгарской царевной устраивал как нельзя лучше. Он убивал сразу двух зайцев: с одной стороны, вступал в отношения родства с византийской императорской династией, а с другой — становился воспреемником царской власти над Болгарией как муж болгарской царевны. И благодаря этому получал право на политический статус равного среди равных на Балканах и на Дунае, продолжая то, что было начато его отцом — Святославом.

Помимо всего сказанного о «болгарской версии» существует еще один довод в пользу ее: Владимир Святославич одерживает блестящую дипломатическую победу, согласившись подчинить Русскую Епархию не константинопольскому патриарху, а Болгарской Охридской Митрополии и назначить на пост главы русской церкви болгарина митрополита Михаила. Это положение оставалось вплоть до 1018 года, когда Болгария была полностью подчинена власти императора Византии Василия II и константинопольского патриарха. Спустя два столетия Болгария вновь обрела независимость при Иване Асене II и русско-болгарские связи были восстановлены. О том, что матерью Бориса и Глеба являлась болгарыня, свидетельствуют фрески тырновской церкви Петра и Павла, созданные около 1235 года. На них изображены Владимир и Анна — «болгарская царевна». Вот что скрывалось за одним лишь словом «Повести временных лет».

То-то было удивление людей, собравшихся у Боричева взвоза на просторной площади у Днепра, когда сюда возвратился из корсуньского похода Ярилин внук и его дружины. Все произошло прямо как в той сказке, где молодой и удалой царевич, победив заморского царя, привозит домой царскую дочь, ставшую его женой.

Можно себе представить, как по широким сходням с громоздкого греческого дромона сходит на берег невиданная доселе процессия попов в фелонях, в золоченых омофорах и сверкающих каменьями митрах, молодцеватых дьяконов, несущих иконы, хоругви, золотые и серебряные священные сосуды, огромные фолианты евангелий в золотых окладах, предметы епископского богослужения — орлец и посох, серебряную раку с частью мощей святого Климента и его ученика Фифа. За ними следует приземистый чернобровый грек Анастас, ставший духовником Владимира после его корсуньского крещения и бракосочетания с Анной.

С другого дромона спускают на толстых канатах тяжелую квадригу (колесницу) и четырех медных коней, казавшихся живыми. Прихватив эти скульптуры с собою из Корсуни, князь собирался поставить их на Горе вместо Перуна, о чем никто в Киеве еще не подозревал и не догадывался.

А вот и сам князь сходит на берег, поддерживая за руку греческую царевну, облаченную в белые шелковые одеяния новобрачной. Владимир садится на поданного ему молодого жеребца, а его супругу усаживают в легкий паланкин, который несут по взвозу наверх шестеро молодцов-дружинников.

Не устраивается ни обычного в таких случаях ликования, ни веселья — ни здесь, у пристаней, ни на Горе, куда поднимается вся процессия к ожидающим ее там княжеским детям и боярам. После встречи опять происходит нечто странное: вместо того чтобы совершить благодарственное жертвоприношение Перуну у его требища, Владимир и княжеское сопровождение следуют в терем и закрываются в нем.