Не до конца выяснена суть божества женского рода Мокошь. Некоторые ученые производят ее имя от слов «мокрый», «мокнуть», и считают Мокошь богиней воды, дождя и плодородия, подобной греческой Деметре.

Мокошь являлась покровительницей овцеводства и домашнего ткачества. Согласно народным поверьям, она была женой скотьего бога Велеса, покровительствовала роженицам. Обычно ей молились у воды женщины, прося о помощи в разрешении от бремени. Она ассоциировалась со святыми источниками и родниками. Поэтому священники, исповедуя крестьянских жен, обычно выспрашивали: «Не ходила ли еси к Мокше?», то есть молиться к роднику или колодцу, что осуждалось церковью.

Во времена Владимира Святославича наиболее распространенным являлся культ Волоса, или Велеса. Именем этого бога клялись дружины Олега, Игоря и Святослава при заключении договоров с греками. Он был покровителем скотоводства и торговли, поэтому его статуи устанавливались на торжищах, торговых пристанях, как это делалось в Киеве и Новгороде. Идол Велеса вытесывался из дерева и имел человечье туловище и бычью голову. Перед ним сооружался жертвенник для заклания животных. Как отмечалось ранее, культ Велеса в христианское время заменили культом святого Власия — также покровителя скотоводов и торговли. В Киеве на месте Велесова капища на Подоле на берегу Почайны была построена церковь святого Власия, сгоревшая в 1651 году. Об этом напоминает название одной из улиц на Подоле — Волошской.

В Киевской Руси Велес почитался и как покровитель купечества, охранитель богатства. Ведь роль эквивалента в торговом обмене до распространения денег выполняли скот, меха или шкуры животных. Кроме того, Велес являлся покровителем и земледелия. Ему во время жатвы завивали бороду, приносили в жертву пучок несрезанных колосьев или дарили сноп спелой ржи либо пшеницы. Однако и этим не исчерпывается перечень его добродетельных качеств. Он же выступал как покровитель певцов и музыкантов, слыл родоначальником песенного творчества, былин и сказаний, поэтому легендарного певца Бояна называли внуком Велеса. Филолог-славист И. И. Срезневский сравнивал Велеса с греческим богом солнца Аполлоном. Легенда о Велесе-книжнике породила другую легенду — о еще не найденных «велесовых книгах», поисками которых и поныне занимаются некоторые библиофилы, считая их потерянными или укрытыми в самых неожиданных местах.

Помимо главных богов, о которых мы уже рассказали, существовало еще немало второстепенных божеств или полубогов. Густынская летопись называет среди них Ладо и Купалу. Ладо — бог праздничного веселья, домашнего и семейного благополучия. Ему приносили жертвоприношения в предсвадебный период, посвящали свадебные гимны. Если Ладо принял образ бога любви, то его супруга Лада почиталась как богиня материнства и представлялась в виде красивой и нарядной женщины, украшенной цветами, колосьями и лентами.

Богом плодородия считался у восточных славян Купала. Ему посвящался праздник начала жатвы, о котором уже рассказывалось выше. Со временем церковь трансформировала языческий культ па свой лад, вместо Яна Купалы насаждался и постепенно внедрялся в быт христианский Иоанн Креститель, крестивший, согласно евангельским преданиям, в Иордане первохристиан и самого Иисуса Христа. Так появился Иван Купала — церковный праздник, в котором так тесно переплелось язычество и христианство, а само языческое купальство обросло легендой о так называемом «крещении Руси».

Завершая рассказ о пантеоне Владимира, следует подчеркнуть, что со времени написания «Слова о полку Иго-реве» языческие мифические образы органически вплетались в ткань русского народного эпоса и стали вновь с необычайной силой возрождаться в русском искусстве и литературе на рубеже XX столетия в творчестве блестящей плеяды поэтов, художников и композиторов, в новом течении «Мира искусства».

Образы народного древнего эпоса всемерно обогащают и советские праздники и обряды, творчество мастеров прикладного искусства и художественных ремесел. Так через века Передаются нам эстетические и нравственные ценности, формирующие наш духовный мир, украшающие народный быт. Все более входят в искусство, в самодеятельное творчество, в сферы отдыха и досуга художественные образы, олицетворяющие или символизирующие стихии природы, родную землю, реки и озера, поля и луга, леса и рощи. Думается, что в годовом цикле народного празднования подобающее место наряду с известными образами западного язычества — Нептуном, Музами, Геркулесом, Афродитой и прочими займут наши собственные, проистекающие из родников нашего языка и литературы: Лада, Купава, Лель, Ярила, Коляда, Кострома, Щур и Пращур, Мать-Земля, Хлеб-Батюшко и многие другие.

Всецело полагаясь на прочность обычаев и традиций своих предков и на могущество своего покровителя — Перуна, Владимир стремился воссоздать во всей полноте языческие культы, устраивал всенародные культовые торжества и игрища, сопровождаемые жертвоприношениями и пирами, состязаниями и поединками.

Особенно широко отмечался купальский праздник и Перунов день. По древнему славянскому обычаю, Перуну — богу неба, громовержцу — когда-то приносились умилостивительные человеческие жертвы. Ко времени Владимира об этом почти забыли и ограничивались жертвоприношениями быков и других животных. Однако теперь князь в целях укрепления своих подданных в старой вере решает восстановить кровавый ритуал, выступив в качестве ревнителя дедовских законов и традиций.

Так, летом 983 года, возвратившись из похода на ятвягов (литовцев), Владимир решает отпраздновать свою победу человеческим жертвоприношением, как это делалось при Святославе. Обычно во время военных походов жертвой становился кто-либо из военнопленных, а в мирное время ее определяли по жребию. В присутствии князя и его дружины, располагавшейся но кругу, на ровной поверхности стола кидали кости (кубики) представители от каждой городской слободы или улицы и таким образом устанавливали дом, в котором проживал юноша, еще не посвященный в воина.

Так было и на этот раз: бросили кости и жребий пал на юношу из семьи купца-варяга, оказавшегося христианином. Возможно, в данном случае намеренно выбрали представителя противной, христианской веры. Не исключено, что Владимир именно таким образом хотел устрашить киевских христиан, в лице которых видел оппозицию своей власти, не подозревая, к каким трагическим последствиям это может привести.

Оставалось привести замысел в исполнение. К дому купца по имени Иоанн направился наряд дружинников, чтобы схватить купеческого отрока Федора и доставить его к месту жертвоприношения перед статуей Перуна. Но не тут-то было: двери оказались накрепко запертыми и выломать их никак не удавалось, а отец Федора наотрез отказался выдать сына на заклание Перуну. Находясь за дверьми, он пытался обличать язычество и самих языческих богов: «Не боги это, а простое дерево: нынче есть, а завтра сгниет; не едят они, не пьют, не говорят, но сделаны человеческими руками из дерева. Бог же один, ему служат греки и поклоняются; сотворил он небо и землю, и звезды, и солнце и человека и предназначил его жить на земле. А эти боги что сделали? Сами они сделаны. Не дам сына своего бесам!» Вот какие поучения вложил в уста первого на Руси христианского мученика Иоанна наш летописец.

Толпа язычников стала рубить углы дома топорами, и скоро крыша и стены обрушились на головы несчастных, запершихся изнутри. Итак, жертвоприношение не состоялось, но сама гибель двух человек явилась причиной больших волнений и столкновений между христианами и языческим населением Киева. Эти события показали, что христианство прочно укоренилось в столице и в самом княжеском окружении — среди бояр и дружинников, и заставили Владимира крепко задуматься. У него могло возникнуть соображение о целесообразности новых реформ в религиозной области и о возможном признании христианства как государственной религии.

К такому выводу князя могли привести сторонники новой веры из его ближайшего окружения, которые, возможно, представили ему убедительные доводы в пользу христианской церкви, доказательства ее преимущества перед язычеством в вопросах не только государственного устройства, но и отношений Киевской Руси с европейскими государствами, и прежде всего с Византией.