— Трубки морёные! — взволнованно пробасил толстяк, нажимая на ручку дверки.

Его крошечные глазки не успевали бегать по стеллажам — столько на них было, выражаясь словами Лягарии, жизненно необходимых вещиц! Здесь высилась целая гора запасных ступней! Несмело порывшись в ней, он нашёл ту, которая почти не отличалась от его здоровой ступни. Трясущимися от волнения крыльями он стащил державшийся на честном слове шлёпанец и приладил вместо него обновку. Клац! — присосалась ступня, и Твинас почувствовал, как это здорово — стоять на двух крепких одинаковых ногах!

— Больше никаких трубок! — воскликнул пингвин, размахивая ненужным теперь шлёпанцем.

Задержавшись у полок, Твинас нашёл блестящий жилет: спереди белый, сзади тёмно-синий. Когда он, тяжело пыхтя, натянул его и застегнулся, то почувствовал, что жилет облегает его туловище, как резиновый. Подойдя к зеркалу, — а в каждом зале висели зеркала, — пингвин увидел, что постройнел и даже вроде бы вырос… Ещё раз осмотревшись внимательнее, Твинас обнаружил маленький переносной телевизор и надувное резиновое кресло. Пингвин тут же надул кресло, поставил напротив телевизор и, устроившись поудобнее, уставился на экран, где показывали детектив. Казалось, ему больше ничего не нужно было для счастья, но глазки Твинаса были грустными. А на самом интересном месте фильма, когда на сыщика из Скотланд-Ярда напали сразу два преступника, Твинас негромко пробасил:

— Да ну их…

И уснул — ему даже не помешал слегка тесный жилет. Пингвин не слышал, как по соседству рылся на полках Кадрилис.

Заяц уже успел обежать десятки стеллажей и найти чрезвычайно необходимые вещи, не взять которые было бы просто неразумно. Ну как не прихватить ещё один планшет с золотыми уголками? Как оставить форменную фуражку с перламутровым козырьком, а уж о кокарде и расшитом золотом донце головного убора и говорить не приходится! Да прежняя форменная фуражка была лишь жалкой тенью этой! А ведь тут ещё имеется утыканный монетами форменный ремень с настоящим маузером! А ещё сапоги из мягкой кожи с кавалерийскими шпорами! А чемоданчик «дипломат» — что за командир без него?! И под конец он, как и Твинас, наткнулся на дверку с надписью: «Всё для зайцев», где лежали запасные части. Встав перед зеркалом, заяц приладил себе новое ухо, приложил к мордочке новенькие и самые длинные усы из всех, что тут были. Стоило их только приложить, как усы сразу же приросли. Красота! Обнаружив на стеллажах клей, Кадрилис заклеил потайной кармашек: ведь в форменной одежде имеются настоящие внутренние карманы, а этот только пятнает честь его мундира! Теперь было на что посмотреть в зеркало, и у Кадрилиса родилась новая песня:

Но самой счастливой из всех была, конечно, Лягария. Это ж надо, сколько вокруг дефицитных вещей! Это вам не жалкие лоскутки из мусорной машины, которыми она набила видавший виды саквояж. Сколько тут новых, жизненно необходимые вещей, хоть хватай всё подряд! Тут тебе и шляпки-шапки, и тканые, вязаные, ажурные шарфики, и серебряные, бронзовые, коралловые, черепаховые застёжки, а уж о ридикюлях, сумочках, саквояжах, чемоданах и говорить не приходится! Есть отличные вещи, есть куда их складывать, только нет… нет… Лягария тяжело вздохнула: нет спутника, джентльмена, который шёл бы рядом и нёс её сумки. Ах, был бы такой склад, где у стен выстроились бы джентльмены, — она бы выбрала самого достойного. И тут Лягария сделала для себя неожиданный вывод: один джентльмен, один настоящий друг дороже… жизненно необходимее всех саквояжей, вместе взятых. «Ну ничего, — утешилась она, — впереди Тандадрика, а уж там джентльменов пруд пруди!»

Кутас, оставив Эйнору переодеваться, бесцельно блуждал по запутанным коридорам, изредка поднимая глаза на указатели: «Все картинки», «Всё для игр», «Всё для собак», «Всё для путешествий», «Всё для приёмов»… Его внимание привлекла надпись: «Всё для карнавала». И он подумал: «Если тут даже для карнавала всё есть, то не может не быть склада с указателем: „Всё для сути“». В самом деле, если есть всё что угодно, почему бы не быть главному — сути? Но сколько он ни бегал по коридорам и ни озирался вокруг, ничего похожего не нашёл. Тогда щенок решил вернуться к Эйноре и спросить об одной существенной вещи…

Эйнору он увидел за дверкой с надписью: «Всё для новобрачных». Одета она была в свадебное платье, длинное и блестящее.

— Эйнора, — обратился к ней Кутас, — скажи мне одну вещь…

— Да, Кутас, я тебя слушаю, — кукла повернула к нему красивую головку уже в обрамлении пышных кудрей. — Слушаю… — рассеянно повторила она, но её мысли были где-то далеко.

— Я хотел спросить, мо… можно ли, — заикаясь от волнения, пролепетал щенок, — можно ли…

Щенок напряжённо умолк и внимательно поглядел Эйноре в глаза — в её широко открытые карие глаза. И что же он увидел? Светящиеся счастьем глаза смотрели на него, но они никого и ничего не видели, вернее, видели что-то другое.

— Возможно, вероятно, — пробормотала кукла, чтобы что-то ответить, и тут же спросила: — Кутас, какое платье мне сейчас надеть? Нарядное? Дорожное? А может быть, спортивный костюмчик, как ты думаешь?

— Так ведь тебе всё к лицу! Всё, что ты ни наденешь, Эйнора… — ответил щенок и бесшумно покинул склад.

Не переставая улыбаться своему отражению, Эйнора надевала и снимала, снова надевала и снова снимала выбранную одежду… И никак не могла остановиться…

Колесо-подъёмник крутилось и крутилось, пока наконец задержавшиеся на складах искатели Тандадрики не расселись на сиденьях и по очереди не поднялись на поверхность планеты. Первым появился Кутас, который, пройдя немного, свернулся калачиком на рисунке старинного ключа. Рядом с собой щенок положил что-то непонятное — то ли игрушку, то ли тряпку. Спустя довольно приличное время с сиденья лихо подскочил командир Кадрилис и застыл как вкопанный, вспомнив, что прыгать подобает лишь горячим головам. На зайце красовался новый форменный мундирчик с адмиральскими погонами и многочисленными нашивками, перепоясанный белым ремнём с кобурой с маузером. На другом боку висел новенький планшет. В одной лапе заяц держал чемоданчик «дипломат», битком набитый необходимыми вещами, обнаруженными на складе под названием: «Всё для командиров». Из-под фуражки торчали два уха, но наиболее впечатляюще выглядели усы, которым мог бы позавидовать даже морж.

Через некоторое время колесо доставило наверх Эйнору. Она тащила два чемодана, которые галантно подхватил подоспевший Менес. Эйнора была одета в бархатный серебристый пиджачок и модные спортивные брюки, её пышные белокурые волосы выбивались из-под модной шляпки, на шее белело жемчужное ожерелье. Покраснев от волнения, она подняла на пилота сияющие глаза, в которых застыл немой вопрос.

— О! — невольно воскликнул он. — Вы очаровательны, вы настоящая леди, у вас отменный вкус, только…

Тут с сиденья вывалилась Лягария в горностаевой накидке на плечах и в шляпке-тюрбане со сверкающим топазом. Но самое удивительное, что лягушка несла всего лишь одну расшитую бисером сумочку, в которой, кроме носового платка да той самой перловой крупинки, ничего и не поместилось бы. При виде подобной скромности игрушки ахнули: им стало стыдно за свои многочисленные обновки. Но тут все заметили, что от ручки сумочки тянется верёвка, к которой привязаны чемоданы, саквояжи и сумки: маленькие, побольше, ещё больше и под конец на поверхности появился раздутый чемодан в несколько раз выше владелицы.

— Это моя рационализация, — горделиво поправила тюрбан Лягария, безрезультатно озираясь по сторонам в поисках джентльмена, желающего облегчить её ношу.