— Чем могу служить?

— Вот! — без лишних слов Пекарь и ему показал ключ.

— Одну минуту! — недокормленный мальчик скрылся за банковской стойкой и через полминуты появился, держа в руках второй ключ с карточкой, на которой значилась та же цифра «234» и ещё солидную связку ключей на одном кольце.

Они спустились в подвал, миновали три двери и оказались в прямоугольной комнате, напоминавшей аккуратную камеру хранения: одна стена состояла из множества пронумерованных ячеек.

Молодой человек вставил свой ключ в одну из замочных скважин ячейки N234, повернул его и вежливо посторонился. Пекарь проделал ту же операцию уже со своим ключиком.

Открыв дверцу, пухлой папки внутри ячейки он не обнаружил — только стандартный большой конверт с надписью «Николаю Петровичу Опекушину». В конверте — на ощупь — были точно бумаги, но явно не те.

Держа в правой руке конверт, Николай Петрович вышел из банка. Дурное предчувствие охватило его: левую руку он опустил в карман просторного кожаного пиджака и нащупал патрон от «калашникова» — зачем–то он прихватил и его вместе со злополучными ключами. Пекарь сжал патрон в ладони — тот был тёплым, почти горячим.

Жарко было и в машине. Пекарь включил кондиционер и только тогда вскрыл пакет. В пакете обнаружилось два больших листа, сложенных пополам. Пекарь мало что смыслил в полиграфии, но всё же вспомнил как эта хрень называется: вёрстка. В пакете и в самом деле были вёрстки двух полос «Московского вестника» Обе значились под третьим номером. Две третьи страницы — это, должно быть, что–то значило? Красным маркером на обоих листах было выделено число, 6 сентября. Значит, завтра, — подумал Пекарь.

Разорвать в клочья ему хотелось и эти вёрстки, и тех, кто их прислал. Его, солидного бизнесмена, заставляют играть в какие–то шпионские игры! Он чувствовал себя Штирлицем накануне провала, рассматривая эти два листа — два варианта развития событий, которые ему предлагали вконец оборзевшие пацаны.

По первому варианту ему, Пекарю, предлагалось публично ссучиться — главный материал номера назывался «Николай Опекушин: авторитет–стукач в одном флаконе». Убойный текст был снабжён копиями пекаревских доносов на синих братьев. Пекарь застонал.

Этот путь вёл в гроб. Однозначно.

Второй вариант вёрстки и вовсе был чистым издевательством. Статья называлась «О чём звонит Царь–колокол» и рассказывалось в ней о том, как на Ново–тульском ликёро–водочном заводе начато производство новой, лучшей в мире «Царь–водки». Интервью с владельцем завода Г. В.Сидоровым сопровождалось фотографией, где наглый красавчик с бутылкой в руке что–то объяснял внимательному корреспонденту.

Этот путь вёл к позорному столбу.

Пекарь стоял, точнее, сидел перед камнем–распутьем. Направо пойдёшь — жизнь потеряешь. Налево — коня… Но ведь есть и другой путь. Прямой, между прочим. Пекарь скрипнул зубами и только сейчас вспомнил, что утром, со всей этой собачье–котовасией, он забыл их почистить.

Итак, мы пойдём другим путём. Третьим.

А третий путь очень прост. Николай Петрович знал, где у пацанья слабое место. Они–то, малохольные, думают, что спрятали своих девочек, подруг–сестёр. Но от дяди-Пекаря хрен спрячешься! Дядя Пекарь сквозь землю видит! Посмотрим, какой выйдет их грязная газетёнка и выйдет ли вообще, когда…

И Пекарь уже хладнокровно завёл мотор, бросив пакет с газетами на пол, под ноги. Ботинок из крокодиловой кожи оставил на нём отчётливый, рифлёный ёлочкой след.

Мёртвое время в любом дачном посёлке наступает обычно после обеда. Даже летом, в разгар поливального сезона. А уж тем более сейчас, осенью, когда осталось лишь потихоньку собрать плоды, выращенные трудом рук своих. Плоды эти, как известно, собирают рано утром или ближе к вечеру. А после обеда спят или расслабленно отдыхают на веранде, попивая чай или, к примеру, холодный яблочный компот. Тишина стоит просто божественная, и никому ни до кого нет дела. Лепота! — как говорили древние славяне.

На даче Сидоровых, похоже, никаких плодов кроме яблок особо не произрастало. Зато на веранде негромко играло радио, что было, в общем–то вполне кстати. Работать под музыку — это так успокаивает!

Троица в составе Витяя, Митяя и Вована приблизилась к участку с тенистого берега Десны, откуда на территорию дачного посёлка можно было попасть через никогда не запиравшуюся калитку. Машину оставили на противоположной стороне реки, возле пешеходного мостика. Даже учитывая всяческие неожиданности, от дачи до машины можно было добраться буквально за несколько минут — причём тропинка шла сквозь густые заросли акаций и ивняка. Так что обстановка располагала к решительным, но неторопливым действиям.

Шли гуськом. Впереди Митяй, за ним — Витяй. Они были неуловимо похожи. Вернее, очень даже уловимо. Прямо близнецы, клоны друг друга в синих спортивных костюмах. Деревянные солдаты Урфина Джюса: одинаково набыченное выражение щекастых лиц; сходные абрисы накачанных тел, будто бы составленных из шаров для боулинга; руки наотлёт из–за излишне раздутых мышц; походка «идёт бычок качается»; неторопливая самоуверенность. Даже жвачку они жевали одинаковую — «орбит» исключительно, и чтоб без сахара.

Замыкал шествие несколько более субтильный Вован с целлофановым пакетом в руке. Ему доверили самое ценное: пузырёк с хлороформом для приведения потенциальных жертв в состояние, годное для транспортировки.

— Искупнуться, что ли? — Витяй, несмотря на отсутствие шеи, повернул шар головы в сторону тихой речки. Испуганно вскрикнула и взлетела птица из камышей.

Митяй хмыкнул, а Вован злобно прошипел:

— Заткнись!

Однако их никто, кроме птиц и насекомых, не слышал. На участке тихо шуршали листья, собранные в мохнатые кучи, а на веранде, кроме радио, жизни не наблюдалось.

— Наверное, спят, — шёпотом предположил Митяй, осматривая дом.

Пробравшись под сенью старых развесистых яблонь, Митяй, Витяй и Вован окружили дачу. Так, чтобы ни одна мышь не проскочила.

Точняк, дрыхнут, — убедился Митяй, осторожно заглянув в окно большой комнаты. На кушетках угадывались две мирно спящие фигуры.

В дом вели три двери. Одна — с парадного, выкрашенного красным крыльца. Вторая — с противоположной стороны дома, маленькая и узкая, словно дверь сарайчика. Третий ход был через веранду.

Оставив Витяя на шухере перед верандой, Митяй и Вован решили выдвигаться с двух сторон. Митяй с парадного входа, а Вован — с чёрного.

Достав из заднего кармана солидный складной нож швейцарского производства (во всяком случае, продавец на рынке в Коньково клятвенно заверял всеми своими родственниками, что точняк, Швейцария, падлой буду), Митяй легко вскрыл дверь и почти бесшумно проник внутрь. Вован со своей дверью обошёлся ещё проще — лишь надавил плечом и та легко поддалась.

Блаженную тишину нарушал лишь отдалённый ор вороньей стаи и мерное бормотание радио, расставляющего отечественных исполнителей в очередь за рейтингом.

Первым раздался страшный крик Митяя. Спустя несколько секунд к нему присоединился дробный мат Вована. Напружинившийся Витяй выхватил из–под мышки верного «макарова» и двинулся на крики и в два прыжка оказался на крыльце. Ворвавшись внутрь в полутьме, он запнулся о сидящего на полу и тихо воющего Митяя.

— Что такое, брателло? — нагнулся он к Митяю.

— Капкан, его мать! — сквозь зубы процедил Митяй. — На медведя. У меня дед, бля, такие ставил! Давай к девкам, я тут сам справлюсь, — и он скривился от боли, ковыряясь в механизме зверского, точнее, антизвериного, устройства.

— А Вован? — Витяй растерянно крутил верхним шаром.

— Я чё сказал! Иди к девкам, а то слиняют! — злобно приказал Митяй.

С противоположной стороны коридора как раз выдвинулась фигура Вована, хорошо видимая на фоне полукруглого наддверного окошка. Его, похоже, постигла та же звериная участь. Он едва шёл, волоча на ноге капкан, чуть поменьше того, что достался Митяю.

— Да, на лис они тоже ходили, — с ходу определил Митяй. — Охотники, блин! Садись рядом, помогу, — от своего медвежьего, Митяй уже успел освободиться. — А ты, давай, давай! К девкам, я сказал, — зыркнул он на нерасторопного Витяя.