Вот этим–то собственником и хотел быть Лёвка. Он уже успел почувствовать, что значит иметь в своём активе настоящий телеканал, которым они владели на паях с Виолеттой. Кстати, те двадцать процентов акций, что скупил в своё время Котов, Лёвка у него смог выманить через подставных лиц. Так что на сей день он владел сорока процентами акций и половиной помещений, принадлежащих ВСТ. Учитывая же его особые отношения с учредительницей, он мог влиять на политику канала в полной мере.

Но НРТ! НРТ! Это был не маленький дециметровый канал, вещающий на выборочное число областей центральной России, на Москву и Подмосковье. Это был пусть и частный, но зато всероссийский канал со всеми вытекающими отсюда возможностями и последствиями. Лёвка на автомате считал ежедневные прибыли, которые можно было бы получить на НРТ в ходе продолжающейся избирательной кампании. И больше всего его раздражало то, что в связи со всеми этими разборками потенциальные доходы пролетали, что называется, мимо кассы. В общем, надо было что–то срочно предпринимать.

Лёвка готов был выступить спасителем любимого народом канала, но пока у него не хватало на это ни средств, ни влияния в высших сферах. А Гоша по уши погрузился в дела «Башконефти» и, казалось, перестал интересоваться всем остальным, что происходило в мире. Будучи в Москве, он всё время старался проводить с беременной женой. Так что виделись они с Лёвкой буквально урывками. И до серьёзных разговоров дело вовсе не доходило.

Но вот сегодня Лёвке всё же удалось вытащить Гошу поужинать. Встретились они в клубе «Монпарнас» на Патриарших.

Время разгула по меркам ночного клуба ещё не наступило, так что народу набралось пока совсем немного. К тому же в зале было полутемно, что вполне способствовало спокойному пищеварению и неторопливому разговору.

На маленькой эстраде напротив их столика выступал фокусник, работавший в классическом жанре: из цилиндра и рукавов фрака он извлекал бесконечные связки шелковых шейных платков, монеты, веера и живых голубей.

По Лёвкиной инициативе заказали какую–то французскую еду: салат «Монпарнас» со спаржей и ананасами, луковый суп и мясо молодого бычка, запечённое с трюфелями. Гоша не возражал. Трюфели так трюфели.

— Нет, ты понимаешь, Гош! Это ж единственный шанс получить НРТ! Такой лакомый кусок!

— Не спорю. Только денег у нас сейчас не хватит. Насколько я помню, долг у них — триста восемьдесят три миллиона…

— Триста восемьдесят четыре…

— А мы сейчас сильно вложились в проект южного нефтепровода, да ещё с Азербайджаном переговоры ведём. Так что, Лёв, нам просто не потянуть. Хотя я, как ты понимаешь, и сам был не прочь прибрать к рукам такую ценную штуковину как всероссийский канал. И Катьке бы на последнем этапе ох как помогли… Разве что с кем–нибудь на пару вложиться? — хитро заулыбался Гоша. Похоже, правильная мысль в голове его уже зародилась.

— Ну, ну, рожай, Георгий Валентинович! — торопил его Лёвка.

— На днях у меня одна важная встреча. Провентилирую там твой вопрос. На сто процентов пока не обещаю, но…

Фокусник как раз демонстрировал свои жонглёрские способности, используя сразу несколько карточных колод — карты летали по воздуху, едва касаясь кончиков пальцев маэстро, и открывались всякий раз именно на той карте, которую требовали зрители.

Лёвка тут же усложнил задачу: он заказал фокуснику выдать на гора карты, загаданные в уме и названные только соседу. Едва он успел Гоше на ухо их перечислить, как бубновый туз уже лёг на скатерть рядом с Лёвкиной тарелкой. Вслед за ним — рядком легли и остальные три туза. Это была прямо–таки мистика! А в мистику Лёвка верил. И пришёл в полный восторг. Карта шла ему точно в масть! Одна к одной, одна к одной!

Да тузы эти на твоей физиономии во всей красе прописаны! — хотел опустить друга с небес на землю Гоша. Но — промолчал. Сынтеллигентничал, не иначе.

Кострома

Они проснулись одновременно — трезвонил, как взбесившийся, Катин мобильник.

— Ч-чёрт! — ругнулась Катя и выключила телефон, взглянув предварительно на номер. Звонили из штаба. Ничего, перетопчутся, у неё неотложные финансовые дела. Неотложные финансовые дела приоткрыли левый глаз и спросили размягчённым голосом:

— Кать, мы что, заснули?

— Проснулись уже, Костя! — резонно ответила она.

— Сколько там?

— Почти четыре.

— Ничего себе! Сколько же мы проспали? — Петухов сел на гостиничной широченной кровати.

Кате выделили здесь, в лучшей костромской гостинице, естественно, носившей название «Волга», лучший номер, именовавшийся свадебным. Обычный в общем–то двухкомнатный «люкс», разве что с приличной сантехникой и неприлично широченной кроватью под неприлично же розовым балдахином.

— Ну, мы не только проспали… — ухмыльнулась Катя, любившая точность во всём, даже в интимном. — Всего–то пару часиков. Проголодалась — жуть. Будем обедать или сразу ужинать?

Она вскочила, чмокнула мужа в макушку и ловко натянула костюм, вмиг превратившись из сказочной нимфы в деловую женщину. Без пяти минут и одного месяца депутата Государственной Думы, между прочим.

— Ненасытная моя! — с пафосом провозгласил Костя, разыскивая носки. — И куда они делись? Кать, носки мои не видела?

Но жена не ответила, она уже вспомнила о зелёной папочке. И не только вспомнила, но уже и рассматривала содержимое. Это были четыре полосы вёрстки предвыборной газеты её соперника Чуйкина.

Полоса первая с портретом задумчивого патриота была посвящена делам партийным и отчёту Чуйкина о его деяниях в Госдуме. Проект о запрете абортов, борьба с законом о разрешении ранних браков, социальные программы, которые Чуйкин, не щадя живота своего, пробивал сквозь врагов простых людей, засевших в мягких креслах высшего законодательного органа страны…

На второй полосе разместился сладкий репортах о семействе Чуйкиных. На качественной, что было видно даже по вёрстке, фотографии Чуйкин обнимал своих сыновей — симпатичных мальчишек восьми и двенадцати лет. Текстуху Катя читать не стала — и так всё понятно. Примерный семьянин эт сетера.

За второй полосой лежала сразу четвёртая — с кроссвордом и рецептами от жены Чуйкина: пирог с клубникой, рождественская курица с яблоками, сладкий хворост и какие–то убогие салаты.

Зато полоса третья была вся посвящена ей, Екатерине Германовне Чайкиной. Ей и её мужьям. Катя читала и глаза её становились круглыми от изумления.

— Нет, ты послушай, Костя, какую они пургу гонят! — задыхаясь от возмущения, обернулась она к Петухову, который уже почти оделся и выбирал галстук.

— Чего там? — Петухов подошел, поцеловал в её ушко и заглянул в газету. — Кать, ты лучше прочитай, я такой мелкий шрифт не разбираю.

— Слушай: оказывается, своего первого мужа я довела до нервного истощения! — Катя недобро рассмеялась. — Прикинь, это жизнерадостного Лёвку я, оказывается, заставляла скупать ваучеры на улице и спекулировать на бирже! Да я свой ваучер даже и в глаза не видела — родители их все продали и купили унитаз. Это когда было–то с ваучерами? Я тогда ещё в школе училась! Во врут!

— Ну, сколько тебе было лет, избиратели считать не будут, — рассудил Петухов. — А что с ваучерами химичили, это они точно помнят!

— А второго мужа я, оказывается, бросила, потому что он денег мало зарабатывал. Вот я и променяла его на толстосума. Петухов, это ты, между прочим, толстосум!

— Есть немного, — гордо согласился Петухов.

— Не паясничай! — осадила его Катя. — А дальше — вообще прикол! Оказывается, мой второй муж спился от горя! А по моим сведениям, он вполне процветает и даже работать устроился в компьютерную фирму…

— Катюш, ну кого это волнует? Людям не нужна правда, им достаточно правдоподобия, — мягко сказал Петухов и обнял жену за плечи. — Это нормальное явление, в политике всегда так.

— Как — так?

— Ну, кусаются, что ли… Вампиры же. Давай обед в номер закажем?

— Да подожди ты! Надо же что–то делать! — Катя нервно ходила по номеру, размахивая гнусными листками. — Генералов сказал, у нас есть неделя.