— Да, — согласился старый криминалист. — Скандал в городе накануне выборов уж точно ни к чему. Скажут, что при старом губернаторе творится! Нужно выбирать нового.

— А вы как считаете, Осаф Александрович? — улыбнулся Дмитрий. — За кого будете голосовать?

— Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться, — ответил криминалист, подняв вверх указательный палец.

— Быть или не быть, вот в чем вопрос, — кивнул Самарин.

— Спасибо, юноша, обрадовали. Люблю начитанных. Запишите мой новый телефон. Если назовутся «Добрыней», не смущайтесь. Это тоже мы.

Елена Штопина не была любительницей газет, а по телевизору смотрела только интересные фильмы, да и то редко. Ей казалось странным, как люди могут проводить время, тупо уставившись на экран, пусть даже не тупо, но уставившись. Как будто нет в жизни ничего более интересного. И уж тем более ей в голову не приходило включать «ящик» утром и смотреть новости. Поэтому она еще не знала о зверском убийстве Галины Новосельской.

Ночью Штопка спала плохо, ей казалось, что где-то рядом в темноте кашляет Чак Норрис Второй, любимый пес, залог семейного счастья.

Чак действительно покашливал Дмитрия ни свет ни заря вызвали на работу, и Штопка осталась с собакой. Ей казалось, что пес чувствует себя неважно. И прыгает не так, как обычно, и хвостом виляет без прежней энергии. Похоже, нужно ехать к ветеринару. Она вспомнила вчерашнего незнакомца — ведь он сразу заметил неладное. Но благодарности к нему она почему-то не почувствовала, уж очень странным он казался. Будь на месте Елены суеверная бабка, она бы сказала — сглазил собаку.

Тревога за пса ее не покидала. Не зная, что перед визитом к ветеринару животное лучше не кормить, Штопка открыла Чаку его любимые консервы, которые он получал только по праздникам. Аппетит вроде неплохой, может, все нормальна…

Но все-таки она решительно сняла с вешалки поводок и сказала:

— Чак, гулять!

Штопка вспомнила, что на одной из соседних улиц, видела вывеску ветеринарной клиники. Нужно сходить туда. Если окажется, что пес здоров, будем считать, что просто погуляли.

Вместе с собакой они вышли из дому и пошли по двору. Елена спустила Чака с поводка, чтобы он немного побегал, и тут случилось нечто неожиданное. Какая-то пожилая женщина, стараясь не подходить к собаке близко, пронзительно закричала:

— Ах ты, гадина!

А затем замахнулась на Чака сумкой. Отраженный стенами домов крик многократно усилился, и нес струхнул не на шутку: Он бросился к хозяйке и прижался к ее ногам, что не помешало ему на всякий случай заворчать, обнажая клыки.

— Ах ты, падаль! Еще рычать на меня! — разъярилась женщина. — Развели тут пакость! Перестрелять бы их всех. Я щас милицию вызову! А ты, шалава рыжая, чего глаза пялишь!

— Вы что, сумасшедшая? — Штопка была так потрясена, что даже не успела рассердиться.

— Что?! — заорала баба. — Я щас тебе покажу, кто сумашедший! Чего псина твоя не в наморднике? Хочешь, чтобы они всех нас перекусали? Жиды проклятые! Понаехали тут!

Жиды были уж совсем не к месту. Тем более понаехавшие. Просто бабе, видно, вспомнилась молодость времен развитого социализма.

— Пойдем, Чак, — Штопка пристегнула поводок и повела испуганного пса мимо крикуньи, сообразив, что «жиды» пришли на ум дворовой скандалистке из-за цвета Штопкиных волос. С точки зрения подобных истеричек, рыжий — значит, еврей. Тем более если одет хорошо. А уж если музыкой занимается или в шахматы играет, то вообще двух мнений быть не может: махровый!

Елена совершенно не умела скандалить и всегда терялась, когда на нее начинали орать. Не было случая, чтобы ей захотелось «отбрить» или «заткнуть» кого-то, напротив — лишь бы уйти подальше, не слышать и не вспоминать.

Бабе такой поворот дела не понравился. Ей хотелось битвы, сражения, дворовой романтики.

— Ах ты, стерва! Узнаю твой адрес, найду на тебя управу! Загадили собачьим говном весь город! Ступить некуда! Мало им, теперь людей травить начали!

Штопка старалась не слушать. «Не нравится, что собаки гадят», — нашла она наконец разумное объяснение безобразной сцене. Она-то носила с собой полиэтиленовый пакетик, чтобы, словно в какой-нибудь Швеции, аккуратно убрать за собакой. Действительно, загадили город. Если бы одни собаки…

— Ладно, Чак, побегаешь в скверике, — Штопка потрепала пса по голове, но он продолжал испуганно жаться к ее ногам. — Да не обращай на нее внимания. Мало ли на свете дур.

Однако настроение было испорчено вконец. Мало того что пес кашляет, еще дуры какие-то попадаются на пути. Вообще все пошло наперекосяк. Обычно, когда они с Чаком шли по улице, прохожие обращали на него внимание и улыбались. Но сегодня почему-то все равнодушно проходили мимо, а кое-кто даже косился. Или показалось?

Кто изменился, мы или мир?

Они вошли в сквер, и Штопка по обыкновению отстегнула поводок. В тот же миг мамаша, гулявшая с ребенком, схватила свое чадо, мирно игравшее рядом, и, прижав к себе, поспешно унесла подальше, словно Штопка с Чаком были людоедами, пожирающими маленьких детей. Возможно, все это происходило только в Штопкином воображении, просто маме с ребенком пора было возвращаться домой… Кто их знает.

Тем не менее Елена решила пристегнуть Чака — о спокойной прогулке речи и быть не могло.

Провожаемые косыми взглядами прохожих, Штопка с Чаком добрались до двери с табличкой «Ветеринарная клиника». Еще вчера эти слова были выведены аккуратными буквами на белом фоне. Сегодня табличка покосилась, на ней появились слова, выведенные чем-то грязным. Слова были обычные, короткие, не имевшие прямого отношения к ветеринарии. Матерные, конечно.

Штопка потянула за ручку, потом заметила звонок и позвонила.

— Вам кого?

— Мне… — растерялась Штопка, — нужна ветеринарная помощь. Собака кашляет.

Дверь открылась, и они с Чаком оказались в приемной. Перед ними стояла девушка в зеленой хирургической одежде.

— Простите, я думала, это снова они, — пояснила она.

— Кто они?

— Комиссия так называемая! А вообще просто хулиганы. Лучше бы за своими детьми смотрели. Видели, как они нашу дверь разукрасили?

— Комиссия? — удивилась Штопка.

— Ну да, хотят нас выселить отсюда. Мол, разносим инфекцию. Думаю, наше помещение приглянулось кому-то. А теперь еще с этими событиями…

— Какими событиями? — спросила Штопка. — Вообще что-то странное происходит. Мы идем, и все на нас косятся. Или у меня галлюцинации?

— Так вы же с собакой! Это все из-за этого убийства. Теперь будут от собак шарахаться. Что у нас за люди! Им скажут «взять», они кидаются как ненормальные.

— Подождите, что за убийство? — спросила Штопка.

— Так Новосельскую собака загрызла,, вы разве не слышали?

— Как? Что вы говорите? Насмерть?

— Ну да, — махнула рукой медсестра. — Говорят, заказное убийство. Веселовский по телевизору панику разводит, вчера показывал какие-то жуткие снимки искусанных детей. Бывают случаи, кто спорит. Но среди людей тоже есть убийцы и преступники, мы же не требуем, чтобы всех поголовно уничтожили. В общем, ужас какой-то.

Дверь открылась, и в приемную вышел Доктор Айболит, по крайней мере, он с успехом мог бы выступать в этой роли на детском утреннике.

— Ну, что у нас? — обратился он к Чаку.

— Да вот кашляет, — сказала Штопка. — И невеселый какой-то.

Через полчаса они с Чаком вышли обратно на неприветливую улицу. Теперь в аптеку за лекарствами и одноразовыми шприцами. У Чака подозревалась аденовирусная инфекция, правда, в начальной стадии. Диагноз уточнят, когда будут готовы анализы.

— Удивительно, как рано вы заметили, — сказал на прощанье Айболит. — Обычно приходят значительно позже, когда сделать что-либо уже очень трудно. Это болезнь нешуточная. Нужно было не трех-, а сразу четырехвалентную прививку делать.

— Но Чак поправится? — насторожилась Штопка.